Живая статуя (СИ)

— Вы… — только и смог прошептать Винсент и снова задел злополучное ружье так, что оно с грохотом упало ему под ноги.

— А ведь если бы не та милочка, которую ты так часто осуждаешь, то у меня бы его не было, — девушка игриво надула губки и стала напоминать красивый манекен с локонами и в кружевах. Ее лицо было таким белым и безупречным, что от одного взгляда на него я ощущал, что приобщаюсь к чему-то сверхъестественному, неземному, потому что такой красоты в природе не существует. Создали ли ее руки скульптора, или иные творцы, но она оставалась неестественной, слишком далекой от этого мира.

— Бархат и золото, — она провела рукой по плащу. — У дракона отличный вкус.

— А я думал вы сняли его с ангела. Ангел — отличное прозвище для того, кто и выглядит соответственно, — Винсент откинулся на спинку стула и коротко, принужденно рассмеялся, но в его смехе угадывалась зависть.

— Ангел… дракон… какая разница. И у того, и другого есть крылья, чтобы отыскать тебя в любом уголке вселенной, в каком бы ты ни находился, и наказать.

Винсент вздрогнул.

— Я… — он опасливо огляделся вокруг. — Когда будет пора бежать, вы ведь меня предупредите, к тому же, моя вина не так уж велика.

— Но она вторична. И это самое плохое. Первый раз тебя простили, но урок не пошел тебе на пользу.

— Другие попадались и на чем-то более предосудительном, и он их прощал.

— Да, но если они имели глупость и в следующий раз провиниться, то их головы украшали колья. Он умеет прощать мелкие прегрешения, потому что грешил сам, но измену никогда не простит.

Золоченый кубок выскользнул из пальцев Винсента и со звоном прокатился по полу, красное вино выплескалось на мраморные плиты, и мне показалось, что от него исходит точно такой же запах, как от ран моего нового друга.

— Ну и зачем ты сюда пришел? Я ведь предупредил тебя, — как будто сказал мне строго, но без упрека спокойный, вдумчивый голос Эдвина. Казалось, стоит обернуться, и я увижу его позади себя, хотя он был далеко. Как необычно, кажется, что тишину в зале не смог бы рассечь даже целый оркестр с трубами, скрипками и литаврами. Никто не смог бы перекрыть эту могильную тишь, а голос Эдвина смог.

Я обернулся, но, конечно же, сзади его не было, ни сияния его волос в темноте, ни шляпы с пером, ни плаща, только иллюзия того, что он рядом, несмотря на мили, разделяющие нас.

Кубок подкатился прямо к моим ногам. Он был пуст, а один из волков уже старательно слизывал остатки красной жидкости с пола.

Этот кубок, усыпанный изумрудами и рубинами, стоил, наверное, целое состояние. И в то же время я бы не взял его себе, даже если бы мог. От него, словно, веяло чем-то нехорошим, как веет тленом и проклятием от сокровищ в царской гробнице. Я пнул кубок носком сапога, и он откатился в сторону.

— Уф… неужели гость, — Винсент выронил из пальцев карты и изумленно, почти с выражением неподдельного счастья в глазах уставился в мою сторону.

Он быстро щелкнул пальцами, и тот же когтистый зверек запрыгнул мне на плечо, потом слез вниз, повертелся вокруг моих ног и побежал к игорному столику и к протянутой руке Винсента.

Этот столик, резной стул и кресло с высокой спинкой, больше похожее на трон, были единственными предметами мебели в помещении, а кругом вздымалось ввысь и вширь пустое, нескончаемое, как небесная сфера пространство, и я подумал, уж не попал ли я в какой-нибудь склеп, где за столиком сидят и играют в карты два призрака.

— Присоединяйся к нам, Габриэль! — предложил Винсент и окинул меня лукавым изучающим взглядом с головы до пят.

— Ты знаешь мое имя?

— А ты уже знаешь мое, если простоял там хотя бы минуту, — невозмутимо откликнулся он.

— Да, я слышал, — чувствуя некоторую неловкость, сознался я. — Но мое-то имя как ты мог услышать.

— Разве ты сам не произнес его вслух только что? — улыбка Винсента стала шире, глаза засияли. — Ты представился первым.

— Да? — я нахмурился, не в силах припомнить ничего подобного. Разве только это случайно слетело с моего языка, и я сам не отдавал себя отчета в том, что говорю. Со мной иногда такое бывало. Я говорил что-то, совершенно не имеющее отношения к делу, и сам этого не замечал, так, словно, кто-то другой в этот миг говорил моими устами. Возможно, кто-то, вредный и склонный к озорству, поселился внутри меня и хохочет каждый раз, когда ему удается сделать за меня какой-то жест или вымолвить слово. Это мог быть кто-то из моих предков или мой брат, или какой-то дух, унаследованный мною от ненормального семейства де Вильеров. Если бы можно было выбрать, то я бы ни за что бы не захотел родиться в той семье, где, пусть даже, всего-то по преданиям, поколениями занимались колдовством.

Впечатления от обрывками уловленных слухов так сильно подействовали на меня, что жить спокойно я уже не мог. Я все ждал, что расплата за грехи всех, кто занимался ворожбой в нашем семействе в прошлые столетия, непременно ляжет именно на меня, хотя на мне не было вины. Я никогда не пытался проверить на практике маг я или нет. Никаких черных книг, зелий и шабашей под луной. Я сторонился всего, что связано с колдовством, потому что не хотел принимать участие в безумии, охватившем всех де Вильеров. Даже, если бы смог стать величайшем из племени магов, я бы отказался. Спокойствие было мне дороже, чем сомнительные обещания призраков, манящих во мглу, к славе и к смерти. К сожалению, от своих видений я избавиться не мог и от страха перед расплатой тоже. Я жил ожиданием страшного момента, а духи торжествовали.

Те голоса, что я слышал позади себя, донеслись до меня уже не в первый раз. Часто я слышал обрывки каких-то разговоров, споров, угроз, и старался поскорее оказаться в людном месте, там, где играет музыка и шепчутся люди, чтобы не внимать обманам невидимых. Возможно ли, чтобы кто-то мог улавливать слухом, о чем говорят в иных мирах, и все понимать, хотя речи произносились на другом языке и не с той интонацией, что у людей.

— Возможно ли, что вы составите партию нам, — произнесла вдруг девушка, как-то странно, насмешливо растягивая слова и особенно выделив последнее.

— Я — Роза, — представилась она.

Манекен ожил, мелькнуло у меня в голове. Идеальная, нерукотворная скульптура ожила, заговорила и даже придумала себе имя.

— Я живая, — вдруг произнесла девушка, как будто в ответ на мои безумные предположения.

— Что? — я притворился, что не понимаю.

— Вы смотрите на меня так, будто я имею ничуть не больше прав думать и говорить, чем ифриты под потолком, — чуть обиженно пояснила она. Хоть вид ее и казался оскорбленным, но я почему-то подумал, что на самом деле она готова снова рассмеяться.

— Почему вы считаете меня неживой? — вдруг серьезно спросила она.

— Волки, — пояснил я. — Если бы они чуяли запах вашей крови, то давно бы уже растерзали…

— Но ведь вас же они не трогают, — на этот раз она, и вправду, обиделась, наклонилась и демонстративно потрепала по холке волка у своих ног. — Они ручные, — объяснила Роза, почти любовно поглаживая кончиками пальцев жесткую, пахнущую снегом и хворостом шерсть хищника.

Ручные? С таким же успехом можно назвать безобидными людоедов. Я же видел, как эти звери скалятся на меня. Запах человечины возбуждал их, но почему-то они временно сдерживались. Наверное, выжидали выгодный момент.

— Здесь опасно?

— Ничуть, — Роза посмотрела на меня, как на человека, начисто лишенного сообразительности.

— Но звери…

— Звери это не самое страшное, что может встретиться в моем лесу.

— В вашем лесу? — я был удивлен.

— Любое место, которое я захочу, станет моим, — с королевской снисходительностью пояснила Роза. — Нам тоже нужно расширять свои владения.

Я даже не решился спросить, кого она имеет в виду под словом «мы». Уж, явно, не этого подростка. Он слишком слаб и угловат, чтобы стоять во главе армии, претендующей на часть владений Рошена и Августина. Да и самой армии было не видно, только пустота, статуи и свечи в канделябрах. С этим в бой не пойдешь.