Роща Черного Единорога (СИ)

- Но, Мора ... ведь ты еще сама не закончила, - пробормотала я, страшно при том радуясь, что Мора заговорила. Та, однако, уже вынула из моих рук ткань, взяла иглу и начала молча выполнять за меня работу. Я пристроилась рядом, прижалась головой к ее боку и начала наблюдать за ее руками. Потом подняла голову и взглянула в лицо Моры - сосредоточенное и почти одухотворенное. С едва заметными впадинами на щеках и лиловой каймой под глазами. Вблизи я заметила, что ее щеки немного ... опухли, что ли?

- Мора, все ли хорошо? - напрямую спросила я, уже понимая, что отнюдь не все хорошо. Слишком долго в моей душе вместе с невысказанными вопросами накапливалась тревога - она властно выползала откуда-то из глубин души и сжимала мне сердце тогда, когда Мора ночью, зарывшись в подушку лицом и обхватив ее руками, плакала в темноте, и тогда, когда она с отрешенными глазами неподвижно сидела передо мной и ее фигура вновь пробуждала во мне образ замершего дерева с протянутыми к воде сучьями-руками - жест такой, словно бы дерево хочет броситься в пруд и не может, и оттого в его неподвижном силуэте такая тоска... От перехватившего дыхание кома в горле мне стало больно при выдохе. А Мора, прижав меня к себе одной рукой, выронила шитье к себе на колени и, закрыв глаза свободной ладонью, тихо и сдавленно, вздрагивая и ссутулившись еще сильнее, зарыдала.

Глава 12

Незаметно подкравшаяся ночь черным бархатным пологом отгородила от утомленных глаз Брегира действительность, оставляя короля наедине со своими размышлениями и перенося в другое измерение... Здесь не было саднящей у сердца мысли о пропавшей девочке, не было тягостной пустоты дворцовых коридоров, не было глухой стены беспросветного отчаяния и обреченности в собственных глазах и молчаливой покорности судьбе - в глазах заболевшей тяжелым недугом королевы Джиньи. Судя по едва угадывающимся охристо-желтовато-восковым оттенкам, плотно покрывшим ее запавшие щеки, ей мало что светило. Жизнь стала безотрадной для королевы, еще молодой для того, чтобы умирать. В тускнеющем сознании Джиньи мир сузился до замкнутого черного пространства размером с колодец; стены этого колодца не пропускали ни капли света, ни соломинки надежды. Лежащие поверх одеяла руки королевы истаяли, истончились, а устремленный на них отчужденный взгляд казался холодным и равнодушным, как далекие ледяные звезды в куполе небес. Тихое отчаяние укрыло и разъедало теперь просторы этой страны.

Не удержавшись, король раздраженно дернул витой шнур колокольчика. Прошелестев длинным одеянием, точно крыльями ночной птицы, перед ним возникла еле обрисовывающаяся в размытых сумерках серая тень.

- Велимир! - резко произнес Брегир, садясь на постели и зябко закутываясь в перину, душно и сладко пахнущую розовыми лепестками. - Ты намерен что-то предпринимать, или нет? Ты видишь, что творится? Кто станет править, если королева Джинья скончается, а девочка так и не сыщется?

- Не знаю, мой король, - последовал ответ.

Стоя у ложа короля, говорящий морщил губы в неприметную зловещую и злорадную усмешку.

- Не знаешь?! - вскричал король, рывком отдергивая расшитый занавес, скрывавший кровать от посторонних глаз. Брегиру все казалось, что собеседник пытается закрыться от взора короля за этим пологом. - Конечно, ты не знаешь! И я не знаю! Кто будет править, скажи мне, - я, что ли, чтобы древние уставы нашей империи сошли на нет и власть королевы исчезла окончательно? Или моя мать, доживающая в печали свои считанные дни? Или, может быть, ты? - при последнем восклицании Брегир вдруг оперся рукой о подушки и, приподнявшись, беспокойно заглянул в глаза собеседника.

Закинувший ногу за ногу Велимир нервно поменял позу и произнес, облизав губы:

- Мой король, ваши подозрения по меньшей мере странны.

- Странны, - с огорченным вздохом признал король. - И не просто странны, а дики: верно, теперь уж и я схожу с ума ...

Не молчи, Чародей, говори же что-нибудь! - взорвался Брегир. - Скажи что, что ты сделал, чтобы разыскать наследницу трона? Почему ты молчишь?! Докладывай мне! Ты никогда не рассказывал мне конкретно о своих действиях.

Захваченный врасплох Чародей, не поддаваясь волнению, начал медленно загибать длинные точеные пальцы. Голос его чуть подрагивал от напряжения, но маг удерживал свои эмоции.

- Сотни лучших воинов отправлены на розыски. Полусотня гонцов выслана в разные губернии с повелением горожанам сообщить, если кто-то найдет, увидит девочку или разыщет какие-либо сведения о ней ... Еще...

- Какие сотни! Что ты рассказываешь! Да солдаты предаются беспробудному пьянству в своих казармах!

Чародей глотнул воздух, ставший отчего-то тягучим и клейким, как плавящийся сыр. Однако надо было выкручиваться до конца.

- Если я говорю - так и есть. Что вы, король,знаете о своих войсках? - с некоторой долей дерзости в голосе заметил Велимир. - Все они находятся под командованием главного военачальника. Вот спросите у него завтра.

- Я так и сделаю. Далее?...

Фантазия Чародея иссякала.

- Итак, как уже было сказано: империю прочесывают вдоль и поперек ваши лучшие военнослужащие, гонцы передают мирной части населения вашу волю...

- Этого мало.

- Скажите, чем еще можно помочь, и я выполню ваш указ безотлагательно.

Король помолчал, собирая лоб в глубокие морщины. "Старый брюзга, - подумал Чародей. - Все ему не так да не эдак. И подумать только: я - я!- сейчас в подчинении... в услужении у этого выжившего из ума идиота".

- Проводи меня сейчас к госпоже Джинье, - нарушая тягостное молчание, произнес Брегир охрипшим голосом.

- Слушаю вас, - отвесил церемонный поклон Чародей. - Оставить там свечу?

- Нет, нет, мы ненадолго. Постоишь там и проводишь меня обратно.

Велимир подхватил тяжелый кованный подсвечник.

Король чуть постоял, прислушиваясь к наружным звукам.

- Идем, ночь на исходе, - проговорил он наконец. Велимир свободной рукой взял под руку короля. Вдвоем они медленно двинулись по слабо освещенным переходам; шаги их были никому не слышны из-за мягких ковровых дорожек, а свеча рассеивала тьму. По лицу Велимира скользили желтые блики. Мягким сиреневым оттенком отсвечивала его серая накидка с разбегавшимися вспышками от серебряных блесток, густо усеявших одежды Чародея.

Так они добрались до опочивальни королевы Джиньи. Та лежала, как изваяние,среди серых в темноте тканей - пледов, перин, одеял. Служанки, день и ночь дежурившей около больной, отчего-то не было поблизости. Видно, без присмотра и заботы Джинье стало хуже: мертвенное лицо ее казалось лицом призрака на фоне густых пушистых волос, черной паутиной лежащей на подушках и перинах. Грудь ее почти не вздымалась, высохшее тело в широкой рубашке приобрело особую беззащитную хрупкость, какая бывает разве что у эльфов.

Король тяжело опустился на край кровати, наблюдая усталыми глазами за больной, а Велимир посмотрел в окно. Январская ночь длинна. И все же прошло больше времени, чем казалось Чародею ранее. Вероятно, было где-то около трех часов. "Пора торопиться, - подумалось магу, - с рассветом меня уже не должно быть здесь".

- Я попробую кое-что сделать для нее, - сказал маг королю, кивая на лежащую, - проводить вас?

- Нет, - Брегир криво усмехнулся, - авось найду дорогу сам. Я пойду. Свечи не надо, оставь себе. Если чем-то поможешь еще тут...

Не договорив, Брегир поспешно вышел. "Вот и правильно, вот и не мешай, - край рта Чародея пополз в ухмылке, - а я, может, и впрямь избавлю несчастную от мучений, которыми можно было бы еще потешиться... да времени нет, нет совсем". При воспоминании о предстоящем Дне Единорога маг стал серьезным. Потом что-то прошептал на странном языке и медленно провел от груди до лба Джиньи своей узкой точеной рукой.