Веллоэнс. Книга вторая. Царские игры (СИ)

– Госпожа! Вам следует пройти на пир! Что здесь произошло! – запыхавшийся Марсель с Энталлой вошли в горницу.

– Займемся этим потом! – резко оборвала Ионнель, вытолкнув служак и затворив вход. – Огня и дыма нет, я потом отдам приказ убрать. Сейчас – пир.

В зале собралась знать, сеть люменов, подготовленная братьями-немтырями, исполняли завораживающий светотанец, на стенах пестрели гобелены с изображениями Ионнель. За троном, во всю высоту раскинулось гигантское полотно, с изображением тридцати двух искусств.

Царица наблюдала за празднеством. У столика поодаль собралась труппа Одара – циркачей сторонились, но исподволь глазели и на красавиц-гимнасток и на аггшу Инэгхи.

«Жаль, утром они исчезнут».

Ионнель наклонилась к Энталле:

– Дорогая, подойди к Одару, упроси Павола сесть за мой стол по левую руку. Если сможешь, уговори его сказать речь, восхваляющую Веллоэнс Прекрасный.

Энталла, в наряде служанки, поклонилась и исчезла среди вельмож.

Царица подозвала Марселя:

– Литавры и трубы, песнопения и фейерверки – твоих рук дело?

Седоголовый притворно поднял брови:

– Что вы? Я бы не посмел! – и хитро улыбнулся, – первое правило театра – всегда имей запасной вариант. Если поросёнок издох, накорми гостя индейкой.

Ионнель кивнула:

– Хорошо. Надеюсь, ты так же хорошо постарался и в моем поручении с «Павлином»?

– Конечно. Вы всё увидите сами – стоит ему только войти в зал и произнести торжественную речь.

У стола Одара царило оживление. Чародей держался спокойно – лишь по меняющим цвет глазам было ясно, что он взбешён:

– Инэгхи, ты слишком многое о себе возомнила!

– Нет, Одар, – огрызнулась аггша. – Я поступаю, как поступила бы любая мать. А ты, хитрый лис, сначала обещаешь подарок, а потом отбираешь? Как так?

– Я показал тебе твою «дочку». Она здравствует, в милости у царицы и ей обеспечена счастливая жизнь.

– Извините, господа! – Змейка сделала реверанс. – Моя госпожа просит Павола занять место по левую руку. Она будет польщена услышать его речь, возвышающую Веллоэнс Прекрасный. Кроме того, – Энталла заговорщически перешла на шёпот, – я думаю, моя госпожа ждёт помощи от мудрого философа, когда начнётся вельможий торг.

– Ты узнала меня, Змейка? – последнее слово Инэгхи произнесла страдальчески.

– Извините, госпожа, – Энталла поклонилась. – Вы очень выделяетесь среди остальных и я… чувствую какую-то связь между нами. Но, к сожалению, моя память до времени, как меня нашла царица Ионнель – чистый лист. Я попытаюсь что-то вспомнить.

– Хорошо, служанка, – Одар был резок. – Уведи Павола к царице. Торг уже начинается и его помощь пригодится.

– Ты приняла решение? – чародей дождался, пока философ и служанка ушли.

– Да, – лицо Инэгхи словно окаменело. – Остальные тоже давно желают покровительства.

Тем временем музыка умолкла и начался вельможий торг. Интересное действо. В стаях самцы дерутся за превосходство – кто-то становится вождем, кто-то мордоворотом, кто-то – заморышем. В разбойничьих шайках всегда есть атаман, верзилы, стрелки и подхалимы. Вельможий торг – расстановка сил, тонкая политическая битва, благодаря которой все понимают – кто ты и чего от тебя ждать. Здесь есть свои подхалимы-заморыши. Они произносят оды и хвалебные речи. Есть верзилы-мордовороты. Эти требуют, угрожают, унижают, сравнивают. Им нелегко противостоять, ведь новоявленный царь в день воцарения не должен отказывать – равно как и потакать. Атаманы-вожди… Их мало. Они произносят витиеватые речи, хвалят – но с укоризной, выражают надежды – с сожалением, славословят – с иронией. С торга расходятся, понимая, в чьих руках бразды власти. Кто лишается власти на торгу, лишается выгодных договоров, прибыльной торговли, дешёвых путей – и даже короны с землёю.

Окончилось время хвалебных од подхалимов. На «торжище» – кафедру, с которой произносились речи, вышел Менаптех:

– О, Ионнель, чей цвет прогонит тьму.

Ты так красива и лицом и станом,

И нет жемчужин драгоценней в этих землях.

Но власть, – «Павлин» сложил руки у груди, – не участь женщин нежных, но мужчин

Их твердость, ум, и мыслесклад подходят лучше к трону.

– О, Менаптех, – Ионнель встала, в голосе сквозила усмешка.

Из недр ведь женщины рождается мужчина?

Иль, догадаюсь – Вы – дитя богов?

Не знающее жизни в мире бренном,

Мужчин желающее лишь превозносить.

Не потрудились Вы открыть глаза

И изучить пример властительниц прекрасных,

Чей ум и твердость, мыслесклад и воля

Не меньше их чудеснейшей красы.

Менаптех снисходительно улыбнулся:

– Царицы те не строили ведь царств,

Они вели дела отцов и дедов.

А создавать сложней, чем сохранять,

Сей путь непрост, опасен, неизведан.

Какой вы нам оставите залог

Успеха вашего и мудрости и знанья,

Чтобы увидеть землю во красе даров,

А не в низах разрушенного первозданья.

Ионнель приготовила ответ. В своём закрытом садике Менаптех год назад построил небольшую купальню из черного оникса. Гордость властителя, в которую он допускал наложниц – и то, лишь единожды, после чего девушка лишалась языка, или убивалась. Дарилион успел донести царице про эту маленькую «слабость» и даже в подробности описал устройство купальни – хотя советник яро противился любым мыслям о постройке подобной. В зале началось смущенное волнение – вельможи перешептывались. А Ионнель увидела то, о чём намекал Марсель.

– Великий Менаптех, достоин должен быть

своих отцов и дедов каждый управитель.

И что певцы, что лицедеи, что актеры?

Искусство их приятно, безусловно,

но вижу, требуешь ты больше явных дел.

Хочу в знаменье Царства я построить

фонтан для услажденья взора горожан

– из оникса, чернее ночи цветом,

сиять он будет в площади центральной

– где кончил ты, там я начну.

Ещё, скажу о настоящем. Знаю я, что одеяние всегда

о человеке говорит немало

– кто конюх, кто прислужник, а кто царь.

Хоть я и не сужу по одеянью

– и трапезу делить могу и с нищим.

Останься же, прими ты чашу счастья,

ходи средь нас, чтобы увидел каждый,

как одевается великий Менаптех.

Так выпьем же вина за Третье Царство!

Зал воротился к столам. Довольный властитель, посчитав тираду царицы признанием подчинения, самодовольно принял чашу от царицы, а когда повернулся – побледнел и, дрожа от возмущения, вошёл в среду пирующих. Все столы были устланы скатертями такого же цвета и узора, как платье Менаптеха. Среди людей пошла волна плохо сдерживаемого смеха. Даже костюмы виночерпиев до мельчайших деталей повторяли платье Менаптеха – от покроя, до гравировки на деревянных и бронзовых пуговках. Это была победа Ионнель.

К царице подошёл Одар, встал за кафедру. Пирующие, как по знаку, утихли. Все будто позабыли про униженного правителя, дивясь легендарному чародею.

– Вы знаете меня, – голос волшебника пленял глубиной и силой. – Нет здесь царя, лорда, князя, или вождя, который не предложил бы мне покров. И каждый остался без ответа. Кроме одного.

Одар повернулся к Ионнель, припал на одно колено:

– Царица. Я принимаю твоё предложение. Отныне мой цирк будет давать представления под твоими знамёнами и где бы мы ни оказались – везде будет сказано о величии царицы Ионнель и славе Веллоэнса Прекрасного. Пусть Павол останется при вас – он не находит места в наших представлениях, а при дворе пригодятся такой просвещённый ум, пламенное сердце и острый язык.

– Благодарю вас, великий Одар. – Царица сделала реверанс. – Ваше согласие – честь для Царства и добрый знак для меня.

Пиршество продолжилось. Ионнель испытывала радость от великих побед – да, для сегодняшнего дня это были великие победы и, одновременно была смущена и напугана. Конечно, с нею верная Энталла, а теперь и опытный Марсель, знающий Павол и великий Одар, но трагедия с Дарилионом выбивала из себя.