Альдана Последняя королева эпохи

— Надо перетерпеть, — пробормотала Дашка. — Мне тоже не по себе от мысли, что выход мы нашли в чужом горе.

— Может, это испытание? — задала вопрос в пустоту Алина.

— Сможем ли мы измениться или нет? — воскликнул юноша. — Станем ли такими, как все, равнодушными к чужой жизни?

— Мне одна девушка говорила: глупо сожалеть об умерших. Ни им пользы, ни нам радости, — вспомнила Дашка то, что когда-то сказала ей Марика ещё в Денаувере.

— Вроде бы всё так, но только…

— Из-за всяческих «но только» люди часто себе сами жизнь портят.

— Я не спорю. Просто получается, что, раз смерть некоторых людей принесёт нам пользу, эти люди жили для того, чтобы умереть, — Клавьер попытался придать лицу спокойное выражение, не очень получилось. — Противоестественно это, жизнь должна быть ценнее смерти.

— Противоестественно убивать людей за то, что их магические способности не того вида, какого следует! — выкрикнула Джессика. — Магия — это дар, и не мы его для себя выбираем, и не виноваты в том, что владеем каким-либо волшебством или колдовством.

— Всё, хватит! — остановил её Клавьер. — Я всё понял. Мёртвых не жалеют.

— Молодец, — протянула Джессика. — Ладно, я поднимусь к Теоне, — вздохнула она, вставая, и в дверях вдруг, остановившись, но не оборачиваясь, отчеканила: — Её убивают духи. Никто не задумывался о том, что это мёртвые распространяют по городу эпидемию? Нет, сожалеть о чьей-либо смерти не стоит. Не все достойны наших терзаний.

— Надо же, как умно выразилась! — вспыхнул юноша, не дожидаясь, когда Джессика поднимется на этаж выше. — Зачем ты оправдывалась? Не хотела показывать, что годы тренировок и мечты о славе бесстрашной воительницы так ожесточили тебя, что чужие страдания ты перестала воспринимать?

— Я знаю её лучше тебя, лучше её матери, сестёр и братьев… брата, — сразу поправилась Дашка, ощутив мерзкий ком в горле. — Она находит забвение во всём этом, но если бы ты имел понятие о том, что заставляет Джессику его искать, ты бы так не злился на неё. И ещё она слишком любит Теону.

— Раз уж мы вспомнили о бедной девочке, — наконец-то ожил Николас. — Сейчас мне кажется, для неё только лучше то, что она без сознания — понятия не имеет о том, что очередная наша попытка сплотиться так, как раньше было, с треском провалилась.

Глава 26 Ну что же, вперёд…

— И всё-таки этот день завтра наступит, — Файризан, опершись на балконные перила, оглядывал площадь перед дворцом старейшин и выходящие на неё улицы. — Мы дождались. Не верится.

— Ещё бы! — Огеста, услышав его слова, вышел на балкон тоже. — Нигде нет никаких следов насилия, не слышно криков. У хранителей закона энтузиазма со временем поубавилось, они уже не так активно жезлами машут — в городе сплошное спокойствие.

— Люди теперь умирают тихо, оплакивают погибших молча, — с сарказмом продолжил первый полководец, понимая, впрочем, что Огеста тоже говорит с издёвкой.

Да, Файризан Балифер командовал пехотой, Огеста — отрядом чёрных магов, призывателей и демонологов. Восстание начиналось завтра, но об этом хранители не подозревали. Утром все воины должны были собраться за городом и начать продвижение в сторону Элиорамии, во многих городах на пути их тайно готовили свои войска, которым предстояло слиться с этой первоначальной армией. Эвилана правила Альданой всего месяц, и за эти несколько недель уже имели место две вспышки двух восстаний, в Разории и Кинефе, но подавлены они были сразу же. Сторонники нового режима, казалось, совсем потеряли бдительность…

Полководцев у Скентии было пять человек, кроме Файризана и Огесты, ещё Адриэл, командующий кавалерией, Теодора, предводительница войск на пегасах, и, конечно, Николас, ему поручили руководить стрелками. Был бы ещё один полководец, Джессика, но из-за чар, связывающих её с Арджеей, она была чуть живая. Состояние своё воительница усугубляла ещё больше, так как не только не собиралась лежать в постели, но и продолжала искать поводы для драк с хранителями.

Джессика уже походила на сумасшедшую, кое-кто из друзей боялся, что так оно и есть. Исхудавшая до безобразия, побледневшая, со странными глазами, которые будто выцвели, но глубоко-глубоко в них горел последний огонь, не отваги, не бесстрашия, а чистой ненависти; со спутанными волосами, с обескровленными губами, воительница походила больше на зомби, чем на человека, если бы не взгляд. Вся одежда молодой женщины была в пятнах крови, текущей из незаживающих ран, но Джессика не пыталась остановить её или вытирать. Меч, с которым она теперь не расставалась, всегда держа его обнажённым, становился слишком тяжёлым для воительницы, но пальцев она не разжимала, хоть усилия, необходимые для этого, были столь велики, что отражались на лице страшной гримасой. Хранители Джессику сперва боялись, потом начали проявлять снисхождение, никак не отвечая на попытки мечницы вызвать у них агрессию, впоследствии и на прямые её оскорбления, к которым она перешла, понимая, что ничем больше людей в зелёной форме из себя не вывести. Всё это хранителей лишь забавляло, и Джессика стала сама на них нападать. Тут уже смешно им не было, но и отпор давать ей что-то не позволяло. Это даже была не жалость, а нечто иное… Страх, нет, ужас, заставляющий убегать.

Удержать дома Джессику было невозможно. Не отпускать её одну, а всюду ходить с ней оказалось затеей бессмысленной: заставить вести себя спокойно было нельзя. Если кто-то держал её за руку, она успевала нахамить, если отвлекался и отпускал хоть на полминуты, она успевала сделать что-то такое, что привлекало внимание хранителей. Впрочем, от всех сопровождающих, кроме Дашки и Саши, она убегала сама, вырываясь, но единственная близкая подруга и любимый человек тоже не могли влиять на неё. Джессика, почти совсем переставшая разговаривать, выслушивала их, а толку от этого не было: что бы ей ни говорили, она не собиралась этому следовать.

— Ивар, — вдруг позвал Файризан.

— Что? — незамедлительно откликнулся тот, к кому обратился полководец.

Ивардеос Нимиал был человеком, без которого восстание бы не началось. Ему было всего десять лет, но имел этот мальчик то, чего недоставало всем остальным участникам военного похода. Силу магии Воды, ни с чем не смешанную. Его родители были убиты Фадером, который пустил бы смертельное заклинание и в ребёнка, но его спас Николас, и приютом с тех пор Ивару был то дворец старейшин, то дом Ильды.

— Ты что-то хотел? — подошедший ребёнок потянул Файризана за рукав.

— Взгляни на это в последний раз, — парень поставил его впереди себя, положил ему руки на плечи. — Внимательно. Каждую секунду слушай и рассматривай, каждое движение, что происходит внизу, на площади и улицах.

— Ты советуешь мне это, потому что мы завтра утром покидаем Чёрные Гавани и нескоро возвратимся сюда? — спросил мальчик, обернувшись и задрав голову.

— Совсем из-за другого. Опиши мне, что ты видишь, — неожиданно попросил Файризан, многие из присутствовавших в комнате стали прислушиваться к тому, что происходит на балконе, Скентия и вовсе приблизился и встал в дверях.

— Пожалуйста, — удивился Ивар. — Вон два студента возвращаются из университета, хранители закона остановили какого-то парня, что-то спрашивают… Отпустили. Девушка с рынка идёт с полной корзиной, два алхимика из лаборатории спорят, женщина двух церберов ведёт, эти хранители теперь к ней привязались. И её тоже отпустили. Мальчишки о чём-то разговаривают, живо так, руками машут, смеются…

— Достаточно, — прервал его полководец. — Ну и какие можешь выводы сделать?

— Пока что никаких, — пробормотал мальчик. — Ничего особенного не вижу, всё тихо, не происходит ничего.

— Вот! — воскликнул Файризан. — Тишина и спокойствие. Этого нигде не будет с завтрашнего дня и до тех пор, пока мы не завершим то, что задумали. Может, нам не хватит жизни на это, и закончат за нас другие люди. И всё это время никто не будет ничего делать спокойно, исчезнет безмятежность, от напряжения станет дышать трудно. Растворяйся в покое, пока возможно. Потом у тебя его отнимут, хорошо, если не навсегда.