Охотник и его горгулья (СИ)

- Почему это? - опешил я.

- Раз сразу в Манеис не рванула, как правду узнала, выходит, не верит в твою любовь, окольные пути искать собралась, чтобы освободиться.

Я был готов завыть, от злости на себя. Как я мог ее упустить? Почему так долго тянул с объяснениями? Совместные прогулки по ее приятелям, поцелуи, сладкие ночи в перерывах между расследованиями. И все. А она ждала нежности, признаний!

Это она со мной скучала - нелюдимым, хмурым сычом. Надеялась расшевелить, таская по шумным вечеринкам. Я не понимал, ворчал, упрямо тянул в постель, когда не находил подходящих слов для выражения чувств. Я виноват в расставании.

То, что дымно-белесую гадость не убрать из комнаты никакими чарами, Виреса поняла сразу. Но попыток не оставляла. Должно быть средство, чтобы хоть дома не натыкаться на столы и кресла. О том, чтобы выйти на улицу, не могло быть и речи. Потеряешься, будешь кружить на месте, пока не свалишься от истощения…

Это происходило почти каждую зиму с незапамятных времен. И всегда начиналось одинаково: налетал сильный ветер, дующий вдоль побережья. Не были ему помехой уходящие в море скалы залива. Ветер приносил жару. Вода у берега зацветала, приплывали медузы. Из мрачных глубин поднимались почти прозрачные рыбы-дивницы и заводили грустные песни, словно подавая сигнал кораблям вернуться в гавань или отойти подальше от берега. Впрочем, и без них моряки чувствовали приближение тумана. Мелкие желтовато-рыжие водоросли облепляли борта кораблей, карабкались вверх, забирались на палубу, чтобы там засохнуть и хрустящими бурыми шариками кататься под ногами…

Все эти знаки длились дня три. Потом приходила гроза. Она бушевала сутки, а когда стихала, на город падал туман. Бывало, он поднимался почти до перевала Пьяной Кукушки, захватывал весь залив и висел с десяток дней, липкой, зябкой сыростью каким-то невероятным образом заползая в дома, щедро делясь плесенью и тоской. Говорят, от этой тоски некоторые не выдерживали, бросались в море. Только интересно, как они его находили? В эти дни с трудом ориентируешься даже в собственном жилище. Разве что по песням рыб? Мелодия, навязчиво пробиваясь сквозь стены, стекла и ставни, не прекращалась ни на минуту, вопреки всем законам, усиливаемая туманом.

Жители привыкли к этому явлению. Виресе самой в детстве нравился большой туман. Тогда не нужно было учиться. И со спокойным сердцем она читала книги о приключениях и великой любви. Но сейчас вынужденное безделье плодило неуютные мысли о собственной непутевой жизни.

Огнеметательница сотню раз пожалела, что, поддавшись внезапному наваждению, сорвалась из Манеиса, бросив все и всех, кто был ей дорог. О, ей так и слышался низкий грудной голос горгульи, нашептывающий Ванитару:

- Она предала тебя! Чего о ней вспоминать, раз она променяла тебя на другого? Она недостойна тебя!

- Ты права Нюка, - она сама продолжала выдуманный диалог. - Я наделала много глупостей. И совсем не любила Фехая. Я обманула и его, и Ванитара. Но я найду себе какое-нибудь занятие, чтобы забыть ЕГО и никогда больше не вспоминать. Недостойна я этой любви. Недостойна!

И все равно она ждала любимого долгих два месяца с тех пор, как пристроила Фехая. Какое счастье, что неудавшийся кавалер не мучился, разобрался в угасших к ней чувствах и проникся симпатией к взбалмошной Ивириде. Хоть одной разбитой судьбой меньше. Теперь, после поспешного побега, возвращаться в Манеис стыдно и страшно. Вот уж действительно, проще сойти с ума от любви, чем покаяться в собственной ошибке.

Ванитар так и не приехал. Придется отправляться на поклон к колдунам с просьбой освободить ее от опасного украшения…

Виреса снова принялась за туман. Но, фантазия и силы иссякли, а решение проблемы затерялось в блеклой невесомой дымке. Расстроившись, девушка разочаровано открыла первую попавшуюся под руку книгу и принялась за чтение, вначале сбиваясь, теряя нить повествования, потом втянувшись и увлекшись… Магический огонь лампы лишь немного разгонял туман, больше всего напоминающий разбавленную водой густую кашу. Местами более плотный, с комочками, облачками, местами истончившийся, почти прозрачный, он висел, шевелился, образуя завихрения, волны. Хорошо, что в дом вместе с ним не проникают светящиеся образования, напоминающие осьминогов и змей. Иначе стало бы совсем неуютно…

- Будь сюда проще добраться, вы представляете, сколько бы туристов понаехало? Особенно в начале. Тогда невероятно красиво! - мечтательно вздыхал хозяин гостиницы, лично проводивший нас по тропинке на горную смотровую площадку, чтобы мы смогли насладиться поистине удивительным зрелищем.

Небо напоминало слоеный пирог из-за множества длинных темных туч, растянувшихся вдоль горизонта. От далеко вдающихся в серо-синее море скал почти до гостиницы лежал туман. Даже деревья на перевале за стеной словно стояли по колено в снегу. Книзу туман густел и становился непроницаемым. Изредка его поверхность озарялась всполохами желтоватого и сиреневого цвета…

- Откуда он берется? - допытывался я. - Зачаровал вас кто?

- Не-е-е. Сюда комиссия приезжала из столицы лет пять назад. Маги говорили, такова особенность места. Что-то про горы лопотали, про испарения, про особенный ветер. Я мало что понял. Знаю только, так всегда было. Когда-то здесь руду добывали. Поселок большой был. А когда запасы иссякли, люди все равно остались. Так Тидьер и возник.

- В тумане опасно находиться! - я не мог сдержать волнения. - Мне стражники сказали…

- Не слушай этих олухов на воротах! - перебил меня хозяин. - Не становись доверчив, как голубь при виде кормушки! Туман - отличное прикрытие для местных прохвостов, коим самое место на дне морском! Лгут, помяните мое слово! Лгут и не моргают!

- А нет ли пути в обход? - осторожно начал я. - Тропки, лазеечки…

- Нет, что вы! Все, что были, засыпали, перегородили. Дорога одна. Эта.

Все с ним ясно. Придется Нюку отправлять. Я взглянул на горгулью. Та понимающе кивнула и, пропустив нас с хозяином вперед, полетела вдоль стены. Мне оставалось дожидаться ее в гостинице.

- Вот увидишь, когда туман спадет, какой карнавал здесь будет. Со всей округи съедутся гости! - продолжал вещать толстяк, вразвалочку спускаясь вниз. - Как только слухари заработают, местные родню вызовут. Пока та доедет, совсем прояснится.

… Нюка вернулась после полудня и сразу заявила:

- Ждем тут. Там действительно ничего не видно. Я пробовала спуститься вниз, чуть не запуталась - где небо, где земля. Ориентации никакой. Собственных крыльев не разглядеть! Зато туманные змеи одолели. Кружили возле, сияли. Аж шерсть дыбом встала. Я деру!

- Никаких шансов? - почти распрощавшись с надеждой, спросил я.

- И не думай! Не пущу! Расшибешься, Всевеликий не соберет! Никуда твоя Виреса оттуда не денется, если она действительно там. Еще выяснить надо - стоит ли она наших усилий? Ой!

Она увернулась от брошенной мной подушки и обиженно вскарабкалась на шкаф, демонстративно царапая лакированные дверцы. Ну, ее, пакостницу, и не подумаю ругаться, чести много!

Кажется, проясняется. Если чуть-чуть увеличить истечение силы? Да! Комната медленно очищалась от белого облака, проступали очертания предметов в соседней.

- Я же говорил, что у нашей дочери получится! - оторвался от бумаг отец.

Виреса вымучено улыбнулась. И в туман ему покоя нет. Все просчитывает выгоды прошлого каравана да планирует новый. Эрино Дайса считали удачливым купцом. Он неизменно возвращался с прибылью. Экономя на охране (всего один маг на девять экипажей), он выбирал легкие маршруты, ни разу не напоровшись на разбойничью засаду. Завистники поговаривали, будто Эрино сам чародей. Так оно и было. Купца никто не учил, способностей его не развивал. Просто Эрино умел прислушиваться к внутреннему чутью, ни разу его не подводившему.

Мать Виресы только кивнула дочери и снова уткнулась в вязание. Она не любила туман. Он не позволял возиться в цветнике за домом, не вдохновлял на яркие вышивки.