Охотник и его горгулья (СИ)

Мне стало неуютно. Я отвернулся от дважды брошенного жениха, и встретился взглядом с человеком в маске, подглядывающим за нами в окно. Я осторожно толкнул Тиреля. Но незнакомец уже исчез. Кинувшаяся вдогонку Нюка вернулась ни с чем, запыхавшаяся и злая.

- Сбежали! Сели в экипаж и умчались. Четверо. Вон куст за забором догорает. Пламенем в меня кинули! Но не своей магией. След не возьмешь! - она кинула нам обгоревшую скорлупку огненного семени, продающегося в любой магической лавке. Тирель только развел руками: не повезло.

- Как ты думаешь, Виреса могла что-то знать? Ивирида ей доверяла? - спросил я у Фехая.

- Понятия не имею, - ответил он.

Браслет на моем запястье сжался, в глубине камней мелькнули искры. Лжет. Но я знал сам: сейчас я к ней не поеду. Это дело можно закончить, не впутывая Виресу. Примешивать к чувствам работу, допытываться о всяких нестыковках в расследовании - это подло по отношению к любимой. Если ехать, то ехать только к ней - искренне и открыто. И говорить только о собственных чувствах, а не о чужих тревогах и изменах. Так честнее и правильней.

Лунный свет тонкой полоской лежал на полу нашей комнаты. В кресле мирно посапывала Нюка, на диване - Тирель. А я, чересчур переполненный впечатлениями сегодняшнего дня, не мог уснуть. Выбравшись из-под одеяла, я босиком прошлепал к окну и, усевшись на подоконник, наблюдал за тяжелыми брюхастыми ночными бабочками. Они, словно перегруженные вертолеты, зависали над цветочной клумбой, придирчиво выбирали из полутора десятков чахлых цветков самые лучшие. Чего размечтались, глупые? Дождей не предвидится, скоро последние цветы посохнут, не до выбора станет.

Итак, что мы имеем? Девчонку, совершившую нечто, за что ее захотели убить. Может ли платок, на который заговорен древ, быть связан с женихом или с преступником? И когда его подбросили в комнату к Ивириде: до или после побега? В подполье проклятье усадили до. Магаход это показал. И на родителей оно никаким образом не распространяется…

Внезапно Нюка подскочила с кресла и громко объявила:

- Я знаю, что делать! Будите Фехая и родителей Ивириды! Мы управимся с этим за пару дней.

- Ты уверена? - сонно потянулся Тирель и хлопком в ладоши зажег все магические светильники в комнате. Я зажмурился от неожиданности.

- Обижаешь! - клацнула зубами горгулья. - Зови их в ужасную рыжую гостиную. Я сейчас все объясню.

И она объяснила. А что, должно сработать.

К закату следующего дня на комнату Ивириды можно было смотреть без слез. На отремонтированный пол лег лохматый уютный ковер. Тончайшие кружевные шторы, расшитые бисером, сверху закрывали плотные шелковые, цвета спелой клубники. Стены стали светло-золотыми… Кровать рабочие монтировали до полуночи, закрепляя тяжелый балдахин. Нарядов привезли целый экипаж.

Ремонтом командовал Фехай, раскрасневшийся, взволнованный. Еще бы, он вновь объявил о свадьбе. Если и она сорвется, репутацию неудачливого женишка уже ничто не спасет. По совету Нюки, сие торжественное событие назначили на семнадцатое число, ибо, по непроверенным слухам, в резиденции Огненных Теней на эту дату намечалось какое-то важное мероприятие. Все маги будут заняты. Если злоумышленники проявят себя, то только до сего чудного дня.

К трем ночи прибыла "невеста", а точнее ее мать, наряженная в широкое платье любимую беглянкой шляпу с вуалью. Нюка, наблюдавшая за происходящим с крыши дома, заверила нас:

- Те, кому это было интересно, видели спектакль. И начнут действовать завтра, самое позднее - послезавтра. Дольше не утерпят. Я бы на их месте не сдержалась. Сегодня еще четырнадцатое. Времени - бездна. Ой, уже пятнадцатое настало!…

Такие ночи, как эта, хороши для долгих прогулок и бесед, для поцелуев и волнующих признаний, кружения в такт мелодии, летящей над садами. Кружения, переходящего в объятия и ласки - жаркие, страстные, нежные. Не обязательна искренность между партнерами, необязательна любовь, главное - способность поддаться магии темного вечера, призрачного света затерявшихся в древесных кронах фонариков, улыбкам, прикосновениям, терпкому прошлогоднему вину…

У Аригура Лира при себе имелась только мелодия. Она лилась из музыкальной шкатулки по пятому кругу - однообразная, бодрая, но, к счастью, не вызывающая отторжения. Эта мелодия помогала сосредоточиться на вызове, отгородиться от звуков окружающего мира лучше высокой каменной стены сада, лучше заклинаний. Мелодия помогала работать.

Единственное, от чего не могло уберечь пение музыкальной шкатулки, так это собственные мысли разочарованного, побитого жизнью человека, всегда и во всем полагающегося на собственные силы. Аригур не любил выскочек, не терпел богатеньких самодуров, которым все доставалось легко и просто. Но именно такие люди чаще всего встречались на его жизненном пути.

Например, сейчас, склоняясь над жаровней посреди сада, маг в десятый раз спрашивал у пламени: что за белобрысый наглец покусился на причитающуюся ему по праву должность. Двенадцать лет Аригур работал в Ордене, безукоризненно выполняя все обязанности, учил молодых. И вот явился некто, не называя своего имени, не предъявив диплома мага… Юнец, бреющийся раз в месяц! Сопляк, покусившийся на его собственность, на его хлеб!

Пламя молчало. Лишь расплывчатая мужская фигура в маске возникала из огня, нахально усмехалась, довольная собственным превосходством, и таяла, не давая ответов на мучавшие мага вопросы. Может, и этот наглец подослан проклятой девчонкой, портящей его жизнь с первых дней учебы? Почему-то именно его, Аригура, она избрала предметом насмешек, розыгрышей и издевательств.

Поистине героическое терпение мага лопнуло тогда, когда мерзавка Ивирида подмешала в вино любовный эликсир и заперла Аригура в комнате со старым Дивром. Старик вино выпил, а Аригура уберег Всевеликий. Зато пока оно действовало, маг не знал, как отбиться от приставаний старого пьяницы, внезапно воспылавшего страстью. Пришлось применить боевую магию, а потом долго выжигать огнеупорную дверь… а, выбравшись наружу, узнать, что за происходившим в проклятой комнате наблюдали все маги и ученики в резиденции! Изображение было выведено на огромную башенную стену…

Дивр, не в силах стерпеть насмешек, сбежал в тот же день. Аригура уговорил остаться сам Первый маг. Но тогда Аригур поклялся сжить со света ненавистную Ивириду.

Отчислить ее не могли. В учебе девица демонстрировала впечатляющие успехи. Впрочем, будь она беспросветной дурой, заботливый дядюшка-князь отстоял бы племянницу, найдя действенные рычаги давления на резиденцию. Так что на все дисциплинарные жалобы Аригуру Лиру приходил один ответ: "Если учитель не может найти общего языка с учеником, виноват учитель".

Видят неназванные, видит Всевеликий Тарден, он хотел с ней заключить перемирие, но мерзавка на любые попытки диалога отвечала еще более изощренной местью. Чего стоил случай, когда она вместе со своими приятелями изловила мага, связала несгорающими веревками и подвесила вниз головой на мосту через Свию! Аригур проболтался до утра, пока его, начавшего терять сознание от тщетных попыток освободиться, не сняла стража.

Тогда он объявил Ивириде войну.

- Я тебя утоплю, спалю, удушу! - кричал он в бешенстве, выдумывая новые способы борьбы. А в ответ получал десятки проклятий от лучших проклинателей Сибвьера.

В зеленую калитку сада заколотили. Маг поднял глаза, и огненная фигурка растаяла. Недовольно поморщившись, Аригур сделал быстрый пасс рукой. Щеколда отъехала в строну, калитка с тихим скрипом распахнулась, и, согнувшись в три погибели, под низкой аркой прошел Ниирь - слуга и неофициальный ученик, а в последние дни и прознатчик:

- Она вернулась, - запыхавшийся парень отвел со лба прядь черных, а сейчас посеребренных луной, вьющихся волос. - Весь день в доме отделывали комнату. А после полуночи прибыла она сама. Семнадцатого свадьба.

- Вот стерва! И именно семнадцатого, когда у меня…

Маг топнул ногой и указал Ниирю на дверь в дом. Надо подумать. В плечо мага слепо ткнулся тяжелый жук и упал в траву. Аригур этого даже не заметил.