Суженый смерти (СИ)

   - И ты тоже, - мужчина заключил Ефима в крепкие объятия.

   - Ты как-то моложе выглядишь, чем когда я хоронил тебя.

   - Моложе. Здесь все по-другому. И время по-другому течет.

   - Мы на том свете? - Ефима передернуло.

   - Это Навь, мир мертвых, - дядя Грицко нахмурился и поежился от холодного ветра.

   - Я представлял себе все другим. Где серафимы или пламя?

   - Здесь этого никогда не будет. Навь - мир некрещеных...

   - Но и ты, и я крещенные! - удивлению казака не было предела.

   - Потому и я, и ты в этом мире гости. Но я дальше моста не пойду, нельзя. А тебе предстоит путь к Алатырь-камню.

   - Зачем?

   - Она просила меня прийти к тебе и помочь советом.

   - Марья? - у Ефима от радости сперло дыхание.

   - Мара. Владычица этого мира, - Грицко осуждающе посмотрел на своего воспитанника. - Я тебя не для того растил, чтобы ты жену и детей оставил при виде красивой колдуньи.

   - Дядя, ты... - Ефим набрал полную грудь воздуха для возражения, но его перебили самым спокойным тоном, какой только мог быть.

   - Ладно, что сделано, то сделано. Не за тем я здесь. А чтобы помочь тебе. Возьми, - он протянул тканевый сверток. - Здесь венок из полыни. Надень его на голову и не снимай. На шею повяжешь мешочек, в нем головка чеснока. В карман засунешь корень петрова креста. Крест на тебе?

   - На мне.

   - Не снимай его ни в коем случае, что бы не происходило. Будут просить посмотреть - не давай. Понял?

   - Понял, дядя.

   - Не крестись и не упоминай святых. Молитв не твори. Понял?

   - Понял.

   - Как бы страшно не было, вида не кажи, и не смотри за спину, когда уйдешь от старика, пока не дойдешь до камня.

   - А зачем она просила меня именно к тому камню прийти?

   - Не перебивай. Забуду что-нибудь. Так вот, старик - это сторож моста, он спрашивать будет, как оказался здесь, раз крещен. На вопросы отвечай правду, будь вежлив, в дом не заходи. Даже если будет говорить, что обидится, все равно не соглашайся. Угощать будет - не ешь и не пей, как бы его это не обижало. Спроси про дорогу к камню. Запомнил?

   - Запомнил.

   - До камня будешь идти через лес. Дорога сама к нему выведет. На камне будет сидеть ворон. Скажи ему, кто тебе нужен, он позовет.

   - А кто мне нужен?

   - Мара тебе нужна. Совсем голову потерял, что ли? Она все расскажет, зачем звала. В свертке крынка, завязанная в платок. Не открывай ее сам. Дашь старику при встрече. Вот и все, наверное.

   - Дядя Грицко, мы увидимся еще? - голос казака дрогнул.

   - Увидимся, я думаю, - он подбодряюще улыбнулся. - Не стой, иди. Прощаться не будем. Венок и чеснок надень сразу, пока на мосту. Потом поздно будет, старик уже увидит тебя.

   Они обнялись, Ефим молча хлопнул по плечу дядю, и проводил взглядом до самых ворот из дубовых стволов. Теперь ничего не оставалось, кроме как развернуться и продолжить путь. Идти было недолго. Казак приблизился к старцу, готовый к чему угодно, нервный и сосредоточенный, потому как вся ширма старого и немощного тела скрывала в себе что-то поистине демоническое и пугающее. Гость поздоровался первым, как того требовала вежливость, и завязался разговор.

   - Здравствуй, дедушка, - немного наклонив голову в знак приветствия, сказал Ефим.

   - Здравствуй, гость. Каким ветром?

   - По судьбе так назначено. Возьми, тебе передали, - он отдал старцу крынку, замотанную в платок.

   - Дорогой гость с дорогим подарком, - произнес старец, развернув презент и вынув на свет сердце. В анатомии казак не разбирался, но ему показалось, что сердце человеческое. Старец с невероятной быстротой вонзил в сердце зубы, и оторвал здоровенный кусок, который пережевал с утробным урчанием. Ефим понял, зачем Грицко дал указание повесить на шею чеснок. Просто, чтобы участь подарка не постигла и самого гостя. Он подождал, пока старец расправится с сердцем, и заметил, что тот, когда вытер от крови губы, немного помолодел. Он так же был стар, но сгорбленная спина стала прямее, морщины уже не настолько глубоко пронизывали лицо, и во всей фигуре почувствовалось что-то молодецкое и быстрое.

   - Все для тебя, дедушка, - подытожил Ефим, в ответ на любезность старца.

   - Ну а теперь поговорим. Проходи в дом, чаю заварю, - старик приглашающе отвел руку в сторону крыльца.

   - Спасибо за приглашение, но в другой раз. Времени не так уж и много, - вежливо отказал казак.

   - Жаль, - произнес старик и печально добавил: - Гости редки у меня, не с кем парой слов на старости лет перекинуться. Одиночество хуже смерти.

   Это было произнесено с настолько горькой и проникновенной интонацией, что у Ефима сочувственно сжалось сердце, и он был готов принять предложение старика, но вспомнились слова Грицко о стороже и его приглашениях. К тому же казак приметил в глубине глаз что-то настолько хищное и кровожадное, что отправился бы лучше в гости к голодному медведю, чем к старику.

   - К сожалению, не могу, - еще раз отказал он старику.

   - Тогда хотя бы чарку вина или киселя выпей, наверное, жажда с дороги мучает? Я сюда тебе вынесу, - гостеприимно изрек старец.

   - Нет, спасибо, не хочу, - произнес Ефим, хотя почувствовал, что от жажды в горле и на самом деле резко пересохло. Но он стойко решил держаться, подумав, что дядя не зря приказывал отклонять эти предложения.

   - Не голоден ли? У меня все что угодно есть в погребе. Любые блюда за пять минут будут приготовлены.

   - Нет, спасибо, - так же ответил гость, хотя от голода под ложечкой сосало не шутя.

   - Очень жаль, - сказал на это сторож, с явным сожалением поглядывая на шею человека. - А что это на шее висит? Дай посмотреть.

   - Не могу. Мне в детстве мама повесила, и я ей поклялся не снимать никогда. Как не проси, не сниму.

   - Думаешь, что хитер? Как бы не так, - старик раскусил, что на его уловки казак вестись и не думает, догадываясь, чем это ему грозит. - Отсюда ты не уйдешь, пока я не разрешу этого. Знай, что все здесь мне подчинено.

   - Но не я. Я не отсюда, - сказал Ефим, не повышая голоса, но очень твердо. - Я пришел с подарком, с почтением и обходительностью относясь к тебе, как к хозяину переправы, а ты вот так гостей встречаешь?

   - Ты прав. Извини, внучек, нашло что-то, - примиряющее изрек дед, с уважением поглядев на казака. - Спрашивай, что хочешь. Зачем пришел?

   - Подскажи, как к Алатырь-камню пройти.

   - Вот по этой тропе пойдешь прямо через лес. Никуда не сворачивай. Лес кончится, и увидишь поле. Посреди этого поля будет стоять камень. Подойдешь к нему, и назовешь ворону, к кому пришел. Все свершится, как должно.

   - Ну, тогда прощай, пошел я.

   - Не прощайся. Рано или поздно все равно увидимся, - произнес старик и растворился в воздухе.

   Ефим отправился по тропинке, поминутно ежась от пронизывающего ветра. Лес стоял бесшумен. Сама природа этих гиблых мест навевала тревогу и мысли, что даный мир не создан для живых, и только теням в нем хорошо и вольготно. Земля скорби, Навь. И она во всей своей незнакомой красоте открывалась перед путником. Через некоторое время, когда казак углубился в лес, позади начал слышаться вой, шум и топот. Шелест крыльев рассекал тишину, а приглушенные голоса сбоку доносили незнакомую речь. Всюду и во всем человек видел не воображаемую, а явную угрозу, потому как везде ему давалось понять, что он чужой, и все знают об этом. Пристальные и недобрые взгляды в след чувствовались спиной, почти осязаемо, а боковое зрение выхватывало мелькающие то тут то там между деревьев силуэты, и было невозможно понять, кому они принадлежат. Потом позади себя он начал слышать тяжелое дыхание, сопровождаемое утробным ворчанием, и почти неслышную поступь больших лап, шелестевших по пыли дороги. Готовый поклясться, что это ходит на двух ногах, и очень голодно, Ефим, тем не менее, не оборачивался, как страшно ему не было, и как бы не сдавали нервы. Он помнил заветы дяди, и понимал: его спасение не обращать на происходящее внимание. Пока он мерно и ровно шел вперед, не пытаясь бежать, и не делая резких движений, угрозы не было никакой. Да, и честно, не хотелось смотреть назад, он знал: там ничего хорошего не увидишь, а может, только заработаешь кошмары до конца жизни. Кто его знает? После резкого поворота дорожки, по которой шел Ефим, мерный и не медленный шаг вывел его на полянку. На полянке стояла маленькая девочка, прямо посреди тропы. Одетая в легкое платье, она озябла от холода, и была страшно худа. Обычная девочка в очень необычном месте. Ефим, как не жалко ее было, готовился пройти мимо, но девочка поймала мужчину за руку и остановила. Она посмотрела в глаза, и жалобно сказала: