Зверь Лютый. Книга 21. Понаехальцы (СИ)

Ага, принялось. Двое мечников подтаскивают и подпирают бревном горящие створки ворот сеновала. Дерево горит хорошо. Но медленно. Зато внутри вдруг жарко, стремительно вспыхивает сено. Пламя внутри сарая в три секунды встаёт выше стен, выносит крышу, ревёт, вспухая жарким горбом.

Изнутри — человеческие вопли. Такой силы, что уже… нечеловеческие.

Жаль — хорошее сено было. Теперь придётся из других мест сюда перетаскивать.

Глава 4 60

– Господине! Наши там дальше по улице бьются!

Пока я присматривал за перевязкой своих раненых и дорезанием чужих, Алу сбегал на разведку. Понять обстановку не хитро: впереди, за три дома, по другой стороне улицы хорошо полыхает двор. Там же — идёт бой на улице. Наши наскакивают и отскакивают. Противник кидается вдогонку — получает стрелами.

– Воевода! Епископские в соседний двор забегают! Оружные! Много!

Ожидаемо. Сначала Могута и Фанг сняли посты и секреты. Потом Чарджи и Салман пошли потихоньку зачищать дворы. Потихоньку не получилось, пошёл крик. Основная часть боеспособных пришлых — здесь. «Кованые гридни» встали в трёх соседних дворах по одной стороне улицы. На «своих» я успел наскочить до общей тревоги, а вот Чарджи с Салманом «вляпались в мягкое» — попали на гражданских. Которые орут сдуру без продыху.

Орунов порезали, но ор сработал. Вояки очухались, успели вздеть брони.

Красноармейцу от подушки до пирамиды — 30 секунд. Нынешний русский доспех, хоть и проще-легче полного рыцарского позднего европейского средневековья — достаточно громоздок. Влезть в кольчугу не сложнее, чем в гимнастёрку. Только весит такая рубашечка полпуда, не сминается свободно, не растягивается. Очень лихо корябает морду. Ежели резко и без навыка. И не забудь надеть предварительно поддоспешник, а последовательно — оплечье. Кстати, кроме кольчуги, у приличных людей принято перед боем надевать ещё штаны и сапоги.

Шлемом с подшлемником, меховым, волчья или барсучья прилбица, накрыться сверху, поясом воинским со всеми причиндалами — карманов здесь нет — опоясаться посередине. Перекреститься, подхватить щит с копьём, ежели есть и — аля-улю, гони гусей.

Это версия лайт. Качественный рыцарь в Европе или княжий гридень на Руси полный доспех одевает только с помощью слуг. Ту же кольчугу слуги опускают на поднятые руки господина. Самому… Кто пробовал — поймёт. Для остальных… Делать уставную складку на спине под ремнём, как это принято для гимнастёрки — с кольчугой не получится.

Гридни успели «об-борониться», собрались в соседнем дворе. Их там, вместе с отроками, слугами и гражданскими — с полсотни. Сейчас они ка-ак ударят…

А я свой «зад» найти не могу. Куда он делся?

– А, вот ты где! Весь промок? А штаны сухие? Тогда командуй. Ветер-то от реки тянет.

Хусдазад собирает своих к забору. За забором — полный двор противников.

Факеншит! Ружжа автоматического на них нет!

Посадить стрелков на крышу овина, чтобы они через забор стрелы покидали…? — Так в ответ же прилетит! И много больше.

Поэтому по простому — плесканули из следующей «макитры» на овин, на забор, подожгли и отскочили.

Когда огонь поднялся, а забор — завалился, туда, в уже горящее пламя, полетели остальные кувшины «поджигателей». Из конюшни вытащили телегу, набили её сеном, откупорили ещё одну макитру и, как проезд образовался, полили, запалили, катнули — тоже туда же.

Перепрыгнуть через полосу огня на месте забора — не проблема. Если тебя не встречают стрелами и сулицами. Три стрелка против одного — всегда победят. Если все одинаково прячутся. У меня — все в укрытии, а у них — светло как днём, пожар разгорается, народишко суетится.

Ольбег — умница. Вспомнил фундаментальное: «Всякого торчащего — нагни. Всякого начальствующего — положи». Пока его стрелки с епископскими перестреливались — положил последнего командира из штата ростовской сотни.

Было у них три десятника и полусотник. Одного мы в этом дворе зажарили, другого — в том положили. Двоих Чарджи с Салманом дорогой успокоили. Формальные лидеры кончились, у неформальных… мозгов меньше.

Точно — чудаки пошли на прорыв. Припекло, видать. Ломанулись на улицу в сторону их штаба.

Крутые ребята, славно рубятся.

Пожар подсвечивал воинов противника, и стрелки Любима, засевшие за заборами, густо били из темноты на выбор. Толпа ростовских сбавила темп, начала топтаться на месте. Тут Салман заорал своё «ку-у!», градом посыпались сулицы, и он, во главе мечников, кинулся рубить всех попадавшихся на глаза.

Зря. Накажу храбреца. Я ж говорил: мечник — для дорезания, а не для боя.

Мои тоже выскочили на улицу и приняли участие. В помётывании в спины вражеского отряда всякого чего остро заточенного.

Епископские гридни дрались яро. Но ветеранов среди них было мало: в Московско-Литовском походе сотня понесла потери, часть бойцов оставалось в Ростове, часть — на Поротве. А новобранцы… «сыгранностью» ещё не обладали.

«Ку-у», в исполнении Салмана, в сполохах пожара и блеске клинков — произвело впечатление. Они развернулись и побежали на нас.

«Ни шагу назад!»? — Не здесь.

Чуть не за шиворот втаскиваю ребят во двор. Становиться на пути бегущего в страхе противника… Бек так в «Волоколамском шоссе» роту потерял.

«Не загоняйте бешеную крысу в угол».

Главное: не пытайтесь остановить ей голой пяткой, когда она оттуда выбирается.

Пробежали? — Теперь потихоньку их в спину. Ни берегом уйти, ни водой — они не смогут.

Когда кучка в три десятка мужиков резво пробежала стометровку и выскочила к горящим мосткам, с реки из темноты по ним ударили обе «водомерки». Там их и положили. Полминуты — четыре десятка стрел. Конечно, попали не все. Кто-то в темноте пытался уйти берегом. Команды Фанга и Могуты обеспечили внешнее оцепление.

О-хо-хо… По сути — первый «правильный» бой такого масштаба. С разведкой, планированием, развёртыванием. С взаимодействием разных видов войск… Бардак.

Хусдазад — герой. Но это от моей глупости — почти все брошенные во врага гранаты не сработали. Только те, что в пламя пошли. А на учениям всё было прилично… Почему? Не было реального понимания критичности времени? Возможности подвижного, противодействующего, атакующего противника?

Я — лопухнулся. Хорошо — без необратимых последствий в форме свежих покойников с нашей стороны. Тут чего-то надо придумать. Так-то ребята нормы ГТО перевыполняют, но… не разбивается же!

Хельмут фон Мольтке прав: «Ни один план не переживает встречи с противником».

Остатки епископских, засевших в дворах, выкуривали огоньком. Штурмовать? — Не надо! Подобрался, плеснул, поджёг. За ветром следи — оно само разгорится.

Трудов, конечно, жалко. Своё же жжём! Но люди дороже. И так трое уже в рядок лежат. Павшие. Что характерно: у всех рубленные раны. Сильные удары сверху — головы, плечи. У ветеранов мощный рубящий удар, а отскакивать ребята… не выучены? Вывод? — Или более плотный строй, мощные щиты и длинные копья-рогатины, или более рассыпанный, и работа «трое на одного». Или — Любиму работать быстрее, а Салману — медленнее. Нефиг кидаться в атаку, пока противник не побежал!

…

Перед боем я чётко объяснил командирам, что пленные мне не нужны. Ребята их и не жалели. Но — ночной бой. Кто-то спрятался и вылез уже потом. Кто-то явно сдался, сложил оружие на условиях сохранения жизни.

Из примерно полутора сотен пришлых — две трети перебиты. Остальных… пришлось разбираться.

Я стоял возле в очередной раз догорающей усадьбы покойного Колотилы, прикидывал сколько чего потребуется для восстановления Балахны, когда ко мне подвели группу пленных. Не связанных, не ободранных. Прокопчённых и безоружных, конечно.

– Почему не связаны?

– Так это… это ж…

Впереди стоял невысокий пузатенький человек с залысинами, в подпаленной поддёвке.

Без бриллиантов на куколи, золотых серафимов по рукавам снежно-белого шёлкового подрясника, без янтарных четок лесенкой в руках. С пятном сажи на носу. И неукротимым гонором в душе.