Гробницы Атуана

е. Она особенно красива зимой — белоснежная вершина вздымается над морем, как исполинская волна. Мое родное селение стоит на берегу такой же речки. А где родилась ты, Тенар?

— Где-то на севере Атуана, в Энтате, кажется… Не помню…

— Значит тебя взяли в Место совсем ребенком.

— Мне было пять лет. Помню только огонь в очаге… Больше ничего.

Гед потер заросший щетиной, но относительно чистый теперь подбородок

— несмотря на холод, оба не могли отказать себе в удовольствии покупаться в речке. Тенар смотрела на него, но как и раньше, не могла догадаться, чем заняты его мысли и какой груз лежит на сердце. Обращаясь больше к костру, чем к своей спутнице, Гед спросил:

— Что ты собираешься делать в Хавноре? Ведь ты… ты на этот раз воистину возродилась.

Тенар с улыбкой кивнула. Она и вправду чувствовала себя так, будто только что народилась на свет.

— В первую очередь тебе нужно выучить язык.

— Твой язык? С удовольствием!

— Ну что ж… Это — кабат.

Гед бросил ей на колени камешек.

— Кабат… Это на языке драконов?

— Нет, нет! Тебе нужны не заклинания, а умение разговаривать с людьми.

— Конечно. Но как будет «камень» на языке драконов?

— «Толк»… Не рассчитывай, что я возьму тебя в ученики. Мы с тобой будем учить язык Архипелага. Ведь пришлось же мне выучить язык Каргада.

— Но ты как-то странно произносишь слова…

— Несомненно. А теперь: «аркемми-кабат», — и Гед протянул руку за камешком.

— А если я не поплыву на Хавнор?

— А куда?

Тенар промолчала.

— Хавнор — прекрасный город. Ты принесешь ему в дар Кольцо, символ мира, неоценимое сокровище. Тебя встретят как принцессу, осыпят почестями. В Хавноре живут гордые и благородные люди. Они назовут тебя Белоснежной Леди — ведь кожа твоя так бела! — и полюбят тебя еще больше за молодость… и красоту. У тебя будут сотни одеяний, подобных тому, что я показал тебе в Лабиринте, только настоящих. Ты познаешь людскую благодарность и любовь, ты, кто знал только одиночество, зависть и мрак.

— Но был же Манан, — сказала Тенар, словно защищаясь, и губы ее задрожали, но самую малость. — Он любил меня, я видела от него только добро. Он защищал меня, как умел, и за это я убила его. Он нашел свою смерть в бездне. Я не хочу на Хавнор, я не поплыву туда. Я останусь здесь.

— Здесь… на Атуане?

— Здесь, где мы сейчас сидим.

— Тенар, — сказал Гед тихо и серьезно — давай останемся. Правда, у меня нет ножа, а когда пойдет снег, нам придется туго. Но пока мы сможем добывать пищу…

— Нет. Я понимаю, что мы не можем остаться. Просто лезут в голову дурацкие мысли.

Рассыпая с подола черного хитона ореховые скорлупки, Тенар встала и подбросила в костер поленьев. Она стояла — маленькая, изможденная, очень прямо, в перепачканных черных одеждах.

— Все, что я знаю, теперь никому не нужно. Я постараюсь научиться чему-нибудь полезному.

Гед отвел глаза и вздрогнул, как от боли.

На следующий день они перевалили через последний хребет. На перевале завывал слепящий, жалящий ветер,