Оскал Фортуны. Трилогия (СИ)

Вернулся здоровяк, неся в одной руке медный либрийский светильник, в другой черную шкатулку. Повинуясь знаку евнуха, он поставил все на пол.

– Где вино?

Осирсет хлопнул себя по лбу. Проводив его сочувственным взглядом, Тулаум откинул крышку ларца и стал перебирать его содержимое, отозвавшееся легким стеклянным звоном. Прибежал запыхавшийся громила с маленьким кувшином. Не глядя на него, евнух достал глиняный пузырек, с трудом вытащил тугую пробку и вылил на ладонь темнозеленую, тягучую массу, похожую на мед, с резким запахом граната.

– Переверни её на живот, – велел он Осирсету и предупредил пленницу. – Не дергайся, скоро станет легче.

Тулаум начал втирать мазь в кожу Анукрис плавными, сильными движениями, начиная с шеи и спускаясь все ниже.

Его приятель или, скорее всего, любовник стоял рядом, переминаясь с ноги на ногу и недовольно сопел.

– Теперь на спину! – морщась, приказал евнух.

Закончив, он вытер руки о край юбки, и налив в медный стаканчик вина, добавил в него несколько капель из стеклянного флакона.

"Такое же мы пили с Алексом в Нидосе", – вспомнила девушка, делая судорожный глоток.

– Завтра её надо как следует накормить, – озабоченно проговорил Тулаум, поднимаясь на ноги.

– Мы не пойдем к Наставнику? – робко поинтересовался здоровяк.

– Нет, – покачал головой приятель. – Не хочу, чтобы ты нес её на руках два асанга.

– Ты знаешь, что делать, – вздохнул Осирсет.

– Я хочу есть, – тихо проросла Анукрис, почувствовав некоторое облегчение. – Можно мне хотя бы кусочек хлеба?

– Сегодня нельзя, – пропищал евнух. – Это ослабит действие лекарства.

Потом обратился к здоровяку.

– Принеси ей горшок и закрывай. А мне надо помыть руки.

"Если бы у меня были силы", – с тоской думала пленница, глядя на темневший проход. Никто не обращал на неё внимание. Один из разбойников или, что еще хуже, гедан, направился в угол, где стояла большая бочка, второй – копался в куче хлама, сваленной у стены. Анукрис попробовала подняться, но мышцы отказались подчиниться. А другой возможности сбежать, скорее всего, не будет.

Здоровяк поставил на пол у изголовья девушки отвратительно вонявший глиняный горшок с отбитым горлышком и задвинул решетку. Она переползла в дальний угол и, набросив на плечи какуюто рваную циновку, заснула.

В широко распахнутые окна, завешенные мягкими колыхавшимися занавесками, врывался свежий морской воздух. Сильно постаревший Энохсет расположился в любимом кресле у стола, покрытого тонкой узорчатой скатертью. На коленях старика уселась смуглая девочка лет пяти, в короткой юбочке и обиженно трясла его за плечо.

– Деда! Ну, деда!

Потом обернулась, и недовольно сверкнув ясными голубыми глазенками, протянула:

– Мама! Он опять спит.

Анукрис сидит на табуретке и огрубевшими пальцами сучит нитки из клочка козьей шерсти, привязанной к палке.

– Дедушка уже старенький, дочка. Он устал.

– А как же сказка?! – четко очерченные губы девочки обиженно затряслись, глаза наполнились слезами. – Почему он всегда засыпает на самом интересном месте?! Как я узнаю, что случилось с тем принцем?

Старик дергает высохшей головой, похожей на обтянутый кожей череп, просыпается и ворчит:

– Я не сплю, просто задумался.

Слышен звонкий топот по лестнице, и отворив дверь, в комнату вихрем врывается мальчик лет десяти с горящими от возбуждения глазами и большой рыбиной, наколотой на прут.

– Мама, мама, смотри! Это я сам поймал! Видишь, какая большая?! Папа говорит, она очень вкусная.

Пришлось отложить в сторону пряжу, подняться и погладить маленького добытчика по голове, взъерошив мягкие светлые волосы.

– Теперь её надо почистить.

Сын надулся.

– Или ты еще маленький? – усмехнулась Анукрис.

– Большой! – буркнул мальчик, нехотя выходя из комнаты.

– Где отец? – крикнула она ему вдогонку.

– Хотел на поле зайти! – ответил сын чуть не плача.

Она с тревогой посмотрела на Энохсета. Но старик чтото рассказывал увлеченно слушавшей внучке.

Анукрис открыла дверь и сощурилась от яркого солнца. "Как бы не порезался с досады", – подумала с мягкой улыбкой и пошла к водоему. Но сын уже вспорол рыбине брюхо и теперь промывал её в большом корыте.

Скрипнули ворота. Анукрис торопливо обошла храм Сета и увидела Алекса со свернутой сетью на плечах. Вода стекала на широкую мускулистую грудь, суровое лицо хмурилось, голубые глаза под кустистыми бровями смотрели озабоченно. Не в силах сдержать радости, подбежала, и как подобает супруге, целомудренно чмокнула его в щеку. Мужчину, казалось, ни сколько не удивило подобное проявление чувств. Он обнял её за все еще стройную талию и ткнулся носом в густую копну волос.

– Ты был на поле? – спросила она, отстраняясь.

– Всходы хуже, чем в прошлом году, – вздохнув, проговорил супруг. – Землю питать нечем. Лаумского ила у нас нет.

– Что же делать? – встревожилась Анукрис.

– Придется новое поле расчищать, – ответил Алекс и нахмурился. – Как Энохсет?

– Сегодня лучше, – она помогла ему развесить мокрую сеть на вбитых в землю кольях. – Сказки рассказывает.

– Саша их любит, – ласково улыбнулся мужчина.

Анукрис резко открыла глаза. Подвал, вонь, решетка. Из горла вырвался сдавленный вой. Она прижала ладони ко рту, чтобы мучители не слышали её криков, а из глаз хлынули потоки слез, готовые затопить все вокруг. Будь проклят этот Нарон, Тусет и все богатства мира! Почему она не осталась на том острове?!

Она, морщась, села и удивленно вскинула брови. Темноту подвала прорезали три или четыре длинных узких луча света, бивших сквозь щели в потолке. Один из её похитителей, или покупателей, уже встал и возился у очага, где горело почти бездымное пламя. Второй спал, бесстыдно разметавшись на постели.

– Дайте попить, – тихо проговорила девушка.

Здоровяк услышал, обернулся.

Анукрис подползла на четвереньках к решетке.

– Пожалуйста.

Мужчина прижал палец к губам и, тихо ступая по загаженному полу, пошел к бочке. Вода оказалась прохладной и вкусной.

– Господин Тулаум сказал, что вы меня покормите? – напомнила девушка.

– Голодной не останешься, – буркнул здоровяк, выдирая у неё из рук пустой ковш.

Анукрис села, прислонившись к стене. Покрытое синяками и ссадинами тело болело уже меньше, но в голове как будто звенели маленькие бронзовые колокольчики, и мысли ворочались медленно, словно ленивые, обожравшиеся пиявки на свежем трупе в теплой воде канала.

Здоровяк чтото жарил, резал овощи. Пахло хлебом, чесноком, пивом и рыбой. Рот девушки наполнился слюной.

Осирсат все бросил, когда проснулся его приятель и капризным тоном потребовал ванную. С ленивым удивлением Анукрис наблюдала, как волосатый громила заботливо ставит у кровати низенькую лохань, готовит полотенце и торопливо наливает воду из бочки в узкогорлый кувшин. Когда Тулаум мылся, девушка поняла, что правильно угадала его увечье. Почемуто показалось неприятно смотреть на такое уродство. Анукрис отвернулась.

Немного погодя, волосатый громила принес ей миску с крупными кусками жареной рыбы и бурдюк воды.

– Вот, – сказал он, протягивая на широкой, грязной ладони какуюто горошину бледножелтого цвета. – Съешь, это лекарство.

Девушка осторожно взяла, понюхала. Пахло медом и еще чемто сладковатым.

– Жри! – грубо рыкнул мужчина. – Или я тебе его в рот запихаю вместе с зубами.

– Это поможет восстановить силы, – пропищал его приятель, потягивая пиво.

Анукрис положила горошину в рот.

– Запей водой! – приказал Осирсат.

– Теперь лопай.

Девушка хотела попросить хлеба, но решила, что здесь можно дождаться только ругани или даже тумаков. "Хорошо, хоть не изнасилуют", – с грустным юмором подумала она. Кажется, эти двое презирали женщин и брезговали ими.

После еды Анукрис почувствовала себя значительно лучше, если бы не жутки головные боли. Её мучители ушли, оставив девушку одну в подвале. Ощущая прилив сил, она тщательно обследовала свою клетку, отыскав в углу под слежавшимся камышом старую тряпичную куклу. Едва взяв её в руки, девушка тут же отбросила простенькую игрушку. Значит всё, что в запале прокричал Аататам правда, и эта противная парочка в самом деле ворует детей! Тогда получается, что мождей не соврал и тогда, когда говорил, что Моотфу воровал золото у храма Сета!