Вечный мент или Светоч справедливости

– Видишь вот это здание? – спросил Кухериал.

– Из красного кирпича?

– Да. Это волостной приказ. А в нем заседает местный объезжий голова, когда не курсирует по городу. Счастливцев. Собственной персоной. В эти времена он, ad vocem [23], очень ловко изменил личину, сбрил бороду, усы, стал похож на немца – немцами тогда называли всех иностранцев. Но по фамилии был русским. Счастливцевым. Очень ему эта фамилия подходящей показалась. Значимость свою осознал. Слуга бога. – Последние слова Кухериал выплюнул с отвращением.

Картинка перед моим мысленным взором раздвинулась, продемонстрировав выходящего из парадного человека в простом коричневом кафтане. Я без труда узнал в нем вечного мента. Одно дело, когда узнаешь, что тот, кого тебе предстоит пришить, долгие годы живет на свете, с чужих слов и совсем другое – увидеть его в реальном историческом антураже.

– А теперь гляди, что будет. Из переулка, что напротив, на объезжего уже наш товарищ и брат нацелился. Зовут Кузьмой. Всю жизнь осваивал преступный промысел. И кажется достиг в этом деле удивительных высот. По характеру – натуральный душегуб. Маму родную удавит, если хорошо заплатят. Андрея собирается ткнуть заточкой. Любопытно?

– Не очень. Уже знаю, что примерно с ним будет.

– Ты абсолютно прав, мой друг.

По улице проскакало несколько всадников, первый на белой лошади, явно спешили с важным поручением. Андрей посторонился, пропуская их. Кузьма напротив, неуклюже шагнул навстречу, и был немедленно сбит.

Но вернемся к Светочу… В двадцатых годах семнадцатого века по велению монарха всея Руси был создан Сыскной приказ. Тот самый, что потом послужил основой для развития следственных органов России. Светоч справедливости, естественно, не мог пройти мимо такой значимой инициативы властей. И оказался в числе тех, кто ищет закоренелых преступников – воров и убийц, сбежавших посадских людишек, закладников, подавшихся в леса крепостных и прочих беглецов от закона.

– А возраст? – поинтересовался я.

– Выдал себя за собственного сына. Хотя детей у Светоча никогда не было, да и не могло быть. Святые лишили его способности иметь детей. И кто, спрашивается, из нас истинное зло?! Он, может, мечтал о наследнике, а его сделали разменной монетой в давнем споре. Ходил он, к слову сказать, снова без бороды. Хотя все вокруг бороды носили, исключая, разве что иностранцев, да заезжих – черкесов, казаков. Запрет носить бороды в городе только в начале восемнадцатого века появился. Тогда Петр первый западную культуру в России решил насаждать.

– Что же он без бороды? – поинтересовался я. – Он же без нее, наверняка, моложе выглядит.

– К тому же, безбородый заметнее. В конце семнадцатого века, дабы целее быть, Светоч по инициативе святых перебрался поближе к Санкт-Петербургу. – Кухериал отхлебнул портвейн. – Там в то время средоточие божественных сил случилось по непонятной для нас причине. Город-то строился на костях, вырос на болотах памятником кровавому деспотизму Петра. И вдруг – такой интерес со стороны святых. Странное дело. Москва – вот где им раздолье. Словно второй Рим – Константинополь – город стоял на семи холмах. Исстари святое место. Правда, потом Люцифуг Рокофал объявил, что московские холмы возвышаются только по отношению к речным долинам, а на самом деле территория города располагается на равнине. И как только это утверждение было принято, как факт, начался знаменитый «московский переворот», после чего мы посадили наших ставленников в самом Кремле. Даже звезды на орденах красной армии поначалу были перевернутыми. Это уже потом решили их антропоцентрично расположить. Ну да, ладно. Об этом позже. Вернемся к Светочу и Санкт-Петербургу.

При Петре для умелого человека да при высоком покровителе в лице самого архангела Гавриила сделать карьеру было, в общем-то, делом несложным. Тут главное царю на глаза попасться и показаться полезным для дела. Петр людей возносил быстро и сразу. Взять хотя бы Алексашку Меньшикова. По молодости лет этот ловкий человечек был пироженщиком, а стал вторым лицом государства. Правда, умер без гроша в кармане, но это уже второй вопрос. В нашей просвещенной и милосердной России всех ждет паскудная старость. Да старость и при деньгах штука паскудная. Лучше до таких лет не доживать.

– Это ты на что намекаешь? – хмуро поинтересовался я. – Что мне старость не светит?

– Что ты?! – замахал ручками Кухериал. – Захочешь стать почетным пенсионером и долгожителем – все тебе обеспечим. Лишь бы ты сам этого пожелал.

– Хочу лет до ста пятидесяти прожить, – сказал я.

– Что я в тебе люблю, Васисуалий, так это твое специфическое чувство юмора, – бес мелко захихикал. – Между прочим, у царя Петра тоже было специфическое чувство юмора. Некоторые из попавшихся ему на глаза, но для дела непригодные, отправлялись на тот свет незамедлительно. Другие по решению суда. Казней было две разновидности – обычная и квалифицированная. Вторая для тех, кому суждено было помучиться. Пытки в официальном порядке вообще не так давно отменили. А в неофициальном порядке и по сию пору далеко не все отказались. Порой попадется эдакому человеку у власти правильный бес искуситель, и запытает он десяток – других подследственных, к ужасу подчиненных и собственному удовольствию. А что ты хочешь, власть над людьми развращает. Но не будем отвлекаться…

В общем, вывести Андрея в первые государственные мужи для святых было несложно, но к тому времени они уже порядком поумнели. Знали, чем больше Светоч на виду, тем большей опасности подвергается. Времена стремительно менялись, и не сказать, чтобы в лучшую сторону, Петр первый корежил Россию по своему и люциферову усмотрению. Нрав его тоже постепенно менялся к жестокой свирепости. Территории страны прирастали за счет Северной войны и экспансии на Запад, а население наоборот стремительно таяло. К концу правления Петра оно сократилось на четверть. Славное было время, что и говорит. Быть у Петра на виду становилось все опаснее. И в петровскую эпоху Андрей оказался на должности помощника при генерал-полицмейстере Санкт-Петербурга. Он и до этого рвался бороться с преступностью. Даже подал прошение о вступлении в губернскую канцелярию, которая осуществляла охрану общественного порядка и поиск преступников, но святые вовремя заметили, что у их протеже от обилия покушений и убийств уже натурально начался сдвиг по фазе, и решили дать ему небольшой перерыв. Чтобы в себя пришел. Лет эдак на сто – сто пятьдесят. И правильно сделали. Контролировать буйнопомешанного куда как сложнее. Это я тебе как истинный знаток этого самого дела говорю.

– Ты на кого намекаешь, морда?! – возмутился я.

– Что ты, Васисуалий?! – всплеснул ладошками Кухериал. – Ты – золото, а не человек. С твоим умственным здоровьем и великой разумностью тебе не киллером надо было быть, а бухгалтером в крупной фирме в эпоху перемен. Нет, речь не о тебе. Приходилось мне бесовать у одного откровенного психа. Так к концу его земного бытия мы с ангелом сами порядком рехнулись. Я даже заговариваться стал.

– А сейчас?

– Что сейчас? – не понял бес.

– Сейчас не заговариваешься?

– Сейчас нет. Хотя с тобой, Васисуалий, настолько сблизился, что порой мне кажется, будто я говорю много лишнего.

– Это ничего, – сказал я. – Твоя разговорчивость только на пользу. Никакая информация не бывает лишней.

– Бухгалтер, натуральный бухгалтер, – умилился Кухериал. – Так тебе интересно, что дальше было?

– Само собой.

– Царь Петр с детства был обижен богом. Уродился он маленького роста, хромой и горбатый.

– Погоди-ка, – возмутился я. – Ты о Петре первом?

– Ну да. О нем самом. Великом реформаторе и провозглашенном антихристе, за то, что каменные церкви разбирал, чтобы Петербург строить.

– Это Петр первый был хромой и горбатый? Ты что-то путаешь…