Вечный мент или Светоч справедливости

– Послушай, Васисуалий. Хочу тебе напомнить, ты обещал не перебивать. Что касается Петра, то он был именно таким, как я его описываю. Историю пишут летописцы. А они суть люди подневольные. Вот и написали то, что положено. А не то, как на самом деле было. Ну, где ты видел, Васисуалий, в ту эпоху людей в два с лишним метров роста, скажи на милость?! А у Петра помимо проблем с ростом еще и серьезные гормональные сложности наблюдались. Борода у него, ad exemplum, так и не выросла. Только жиденькие усики под носом. В те времена отсутствие бороды, тем паче у царя, считалось позором. Вот он и решил всем бороды брить, чтобы ни один подданный от царя не отличался и не смел его позорить.

– Ничего себе, – пробормотал я.

– Вот тебе и ничего себе… Век живи – век учись.

Во время своего правления Петр взялся за реформирование карательно-правоохранительного механизма. Создал Преображенский приказ и Тайную канцелярию, глядя на запад, решил перенять тамошний опыт и создать регулярную полицию – предтечу современного аппарата внутренних дел. Куда еще было податься Светочу, как не на службу в регулярную полицию, тем более генералом-полицмейстером назначили иностранца – Девиера, при котором он состоял адъютантом. Так он разом оказался на самом верху правоохранительной системы. Конечно, это мы сделали так, чтобы он был на виду. И его легче было убрать. Причем, замысел был такой – подкопаться под Девиера, который, ad vocem [24], был нечист на руку. К тому же, во вверенном ему полицмейстерстве творился натуральный бардак. Полицейские погрязли во взятках, пили с преступниками, осуждали невинных. Мы считали – Девиера вместе с помощником казнят. Таким образом, пари будет выиграно. И, действительно, в тысячу семьсот двадцать седьмом году его, наконец, обвинили в неуважении к царской фамилии, пытали, избили кнутом, едва ли не до смерти, лишили всех должностей и чинов, графского титула и сослали в Восточную Сибирь. А вместе с ним и верного помощника. Так Светоч впервые оказался в Сибири, куда потом отправлялся неоднократно. Точнее, его отправляли. За деятельность против государя и отечества. Мир, видишь ли, очень несправедлив, особенно к тем, кто делает свое дело честно. А Андрей Счастливцев все свои силы тратил на то, чтобы бороться с преступностью и отстаивать справедливость.

– Скажите, господин военный, – обратилась к Андрею по-французски полная дама с золотым лорнетом в руке, – когда ожидается генеральное сражение?

– Простите, мадам, не знаю, – раздраженно ответил он. Во всеобщей сутолоке и толкотне, отправка войск выглядела сущим бардаком. Толпа на площади беспорядочно перемещалась, оттесняя солдат салтыковского полка от основной массы.

– Салтыковский? – Андрей обернулся. Перед ним оказался высокий казак в черной высокой шапке. От него ощутимо разило перегаром. Счастливцев не счел нужным отвечать, отвернулся. Казак схватил его за плечо, с силой развернул к себе. – За жалованье родину защищать будешь, так?

Громкий разговор привлек внимание. Вокруг стала собираться толпа.

– Да бросьте вы, – попытался вмешаться сухенький старичок в цилиндре, – какое там жалованье? Гроши.

– Кому гроши, а кому не гроши, – возразил казак. Ну, ты, так и будешь молчать?

Обвинение было более чем странным. Но Андрей давно привык к тому, что стычки случаются по самым удивительным причинам.

– Пшел вон, – выдавил он.

– Что-о-о?! – взревел казак, хватаясь за шашку.

Андрей перехватил руку. Толпа охнула, отступая. Некоторое время нетрезвый вояка пытался выдернуть оружие из ножен, потом утихомирился и отступил. Бормоча проклятия, скрылся в толпе.

И серьезно недоумевал потом, удивляясь внезапному умопомрачению: «Что это на меня нашло?».

А нашло на него не что-то, а кто-то. Пара злых духов вселилась. Один прямо в разум, другой в правую руку.

А Счастливцев, почти сразу забыв о досадном инциденте, в составе полка Первой западной армии Барклая-де-Толли, отправился к Смоленску, куда стремительно подходил со своей армией Наполеон Бонапарт.

– Под Смоленском тогда шли жестокие бои, – поведал Кухериал, – французы одерживали победу за победой, и мы очень надеялись, что Светочу там свернут шею. Рубанут шашкой в ближнем бою, уронят на голову пушечное ядро, смертельно ранят свинцовой картечью. Он бы очень обязал нас, скончавшись под Смоленском. И кое-кто в аду получил бы хорошую награду. Увы, мы в очередной раз просчитались. Гавриил провел своего подопечного через все сражения и мелкие стычки целым и невредимым. Более того, бесстрашие и решительность прославили Андрея Счастливцева и сделали героем войны двенадцатого года.

Ох, и славная это была война. Знаешь, по чьей инициативе началась?! По инициативе самого Рокофала. Знающие мистики – толкователи апокалипсиса, которых хватало во все времена, только теперь они не столь значимы, как раньше, утверждали, будто Наполеон – искаженное имя библейского Аполлиона, врага рода человеческого. Мистики предрекали с воцарением этого дерзкого европейского выскочки на троне Российской Империи скорое наступление апокалипсиса. Ad vocem [25], Наполеон, действительно, был повержен от руки Михаила, как написано в библейских текстах. Только его победителем был не архангел Михаил, а другой Михаил – Кутузов, хитрый русский циклоп. Конечно, Наполеон – никакой не Аполлион. И душа его томится сейчас в аду, в Пределе гордыни, где он раскаивается в содеянном, среди множества других великих завоевателей прошлого, таких как Чингис-хан и Александр Македонский. А подлинный апокалипсис и последняя битва между силами Тьмы и Света будет еще очень не скоро.

– Когда? – заинтересовался я.

– Ну и вопросики у тебя, Васисуалий! – Кухериал затрясся от смеха. – Если бы мы это знали, все было бы намного проще. Успели бы подготовиться. Нет-нет. Это процессы, которые от нас не зависят. Кто знает, может последней битвы не будет вовсе. А может, она будет олицетворять вовсе не завершение всего, а всего лишь переход мира на новый виток развития. Ты ведь знаешь, что иногда для того, чтобы родиться, нужно умереть?

– Опять заумничаешь?! Рассказывай лучше, что дальше с ментом было. Философствовать на досуге будешь.

– Грубиян, – возмутился Кухериал, но рассказ продолжил.

– Что-нибудь видите?– поинтересовался молодой свитский офицер по фамилии Шмелев.

Андрей стоял, разглядывая в подзорную трубу близлежащие холмы, речку, а за ней бивачные огни неприятельского лагеря. Ему отчего-то казалось, что французы пойдут в наступление уже сегодня. За долгие годы жизни предчувствиям он привык доверять. Слишком часто шестое чувство спасало его от смерти.

– Не дадите взглянуть? – попросил Шмелев.

– Извольте.

Офицер припал к окуляру, поводил по окрестностям.

– Хороший прибор, – заключил он, рассматривая трубу.

– Трофейный, – сообщил Андрей, – добыл в первом же сражении.

– Кое-кто считает, что трофеи брать стыдно, – Шмелев помолчал, – якобы, это занятие чем-то сродни мародерству. Только не обижайтесь, я вовсе не хочу вас обидеть. Напротив, могу сказать, что лично я этих взглядов не разделяю. Трофеи – такая же часть воинской науки, как любое другое солдатское действие. Иной трофей может спасти жизнь.

– Или уберечь от неожиданного нападения врага, – поддержал Андрей, – как эта зрительная трубка, к примеру.

– Продайте мне ее, – вдруг предложил Шмелев, – я в таких вещах разбираюсь. Всегда, знаете ли, интересовался хорошими зрительными трубками. Эта вот сделана в Вене. Стоит очень хороших денег. И я хорошо заплачу.

– Ну, нет, – возразил Андрей, – вещица досталась мне даром. Я бы подарил ее вам, но она дорога мне, как память. Так что пускай уж останется при мне.

– А давайте меняться, – нашелся Шмелев. – Что вы, к примеру, хотите за этот уникальный прибор?!