Край Ветров: Пироманс (СИ)

— Проходи, садись, — произнес знахарь, не оборачиваясь.

Оглядев тесное помещение еще раз, я прикинул, куда бы мне уместиться и при этом ничего не задеть. Чужой бардак — чужие правила, он представляется сущим хаосом, даже если на самом деле им не является.

Рискуя опрокинуть пару свечей, я все же протиснулся между цилиндрической тумбочкой и шкафом за дальний край стола, так, что узрел, наконец, лицо знахаря: сухое, морщинистое и безбородое, но было понятно, что мужчина еще не стар. Время и, возможно, физический труд не пощадили его.

На меня в упор уставились два темных глаза неразличимого цвета.

И мне бы испугаться… Но, кажется, я разучился беспокоиться о себе. Мне бы хоть каплю тревоги, хоть грамм страха — но нет, я абсолютно спокоен. Тут пахнет долженствованием и размеренностью. Все так, как и должно быть. Это чувство на грани сознания оглушает и умиротворяет.

Может, травы и масла делают свое дело, одурманивая?

Хозяин ковровой комнаты молчал. На столе перед ним лежала небольшая шкатулка из светлого дерева. Морщинистые руки знахаря покоились на золоченой деревянной крышке, как будто она теплая и мужчина об нее греется.

— Мне хотелось бы задать вам пару вопросов касательно алтаря диады, — начал я. — В частности, не знаете ли вы, где можно найти инструкции или руководства по довоенным ритуальным практикам. Мы тут с ребятами с культурологическим исследованием…

Знахарь не дослушал.

— Сегодня день цветной луны, — произнес он полным значимости голосом, и я ему почти поверил и дальше перебивать не стал. — День, когда мы вспоминаем мертвых и просим зиму не торопиться. Но всем известно, что холода придут, сколько ты их не проси, и смерть неизбежна, а зима неумолима. Давно сказано было, что на исходе лета явится и будет искать древних истин белый принц-девственник, а следом за ним придут забвение и пустота, — знахарь отодвинул от себя деревянную шкатулку, которую держал в руках. — Именно поэтому Борис с Василием не хотели тебя пускать. Неверующие же уверовали.

Я не смог сдержаться:

— Ну, охренеть теперь.

Знахарь смотрел на меня, я — на него, шкатулка лежала ровно посередине стола. Я думал, как бы так покорректнее объяснить, что, ежели это он мне пророчество какое-то зачитал, то с девственностью явный прокол, а если предположить, что мужик, например, бредит, то выходит, что мне здесь вовсе незачем находиться. Но тут вариантов немного: или верить, или уходить. А уйти без информации, за которой пришел, я не могу. То есть я не могу уйти, даже не попытавшись ее узнать.

Внутренние часы тикали, игра в гляделки представлялась мне все более нелепой и бессмысленной, хотелось, кроме прочего, обратно на солнышко, а знахарь взгляда не отводил.

— Прими этот скромный и щедрый дар, — продолжил он наконец. — Пускай он послужит нашим искуплением. Пускай древнее это сокровище, всякому бесполезное, кроме истинного хозяина, выкупит у будущего этот лес и урочище. Когда случится предначертанное, поклянись, что не забудешь нашего приношения и пощадишь это место.

Дурак бы сказал "извините, я вас не понимаю, о чем вы?" — но я не дурак, и, хотя я его тоже не понимал, мне стало казаться, что мне известны правила этой игры. Поэтому я сделал лицо попроще, расправил плечи и тоже сказал со всей возможной серьезностью:

— Хорошо, я клянусь. Дар ваш не будет забыт.

Мужчина выдохнул, и понятно стало, как он был напряжен до этого и каких усилий ему стоило держать осанку. Теперь он сдержанно улыбался и кивнул на шкатулку, мол, давай, бери. Я медлил.

— Так как насчет…

Знахарь пододвинул шкатулку еще ближе.

— Хорошо, хорошо, — выдохнул я и взял навязанный и, как по мне, так незаслуженный подарок в руки.

Шероховатое светлое дерево. Орех, кажется. Углы украшены золотистым металлическим кружевом — но я тут же понял, что это не золото. Под пальцами мягким покалыванием отозвалась извечно голодная до магии золатунь. Шкатулка, сама по себе, и в самом деле стоит денег, хотя бы из-за вкраплений золатунных нитей, которых тут, стоит признать, достаточно. Но что в ней? Я должен открыть ее немедля? Или хватит того, что я ее принял?

Наученный горьким опытом недавних наших контактов с осколком Лок, я решил, что сам, наедине со странноватым знахарем, открывать ее не буду, даже если он снова упрется и будет настаивать.

— Так как насчет алтаря? — напомнил я, поставив шкатулку на стол и отодвинув немного в сторону. — Ритуалы…

— А, — улыбнулся знахарь совсем запросто, будто бы по-соседски, — алтарь. Точно. Последний жрец Меняющих скончался лет сорок назад, еще до войны. Но даже при его жизни алтарем уже не пользовались… В практических целях.

Я вспомнил легенду о Меняющих, осознав, какой именно диаде посвящен был алтарь. Странное у него расположение получается. Обычно Меняющим поклонялись на побережье, отождествляя их сущность с натурой береговых ветров, превознося постоянство перемен и изменчивость всего, что на первый взгляд неизменно.

— Значит, вы ничего не знаете.

— Этого я не говорил. Записи последнего жреца сохранились, и студенты, приезжающие к нам сюда на культурологические изыскания и археологические практики, кое-чего сумели расшифровать и переписать. Почерк у тогдашнего жреца был почти медицинский, так что эти конспекты дорогого стоят.

Вот как. Значит, мою наспех придуманную ложь знахарь в раз опознал. В мысли закралось подозрение, что мужик надо мной издевается со всеми этими "принцами-девственниками" и прочим.

Тем временем хозяин дома повернулся к цилиндрическому комоду и, выдвинув средний ящик, зашуршал бумагами.

— Вот, держи, — он протянул мне распечатанные копии рукописных листов, — это, кажется, оно. Вроде бы даже совпадает с этой вашей Заповедью. Местами.

Я принял из его рук распечатки, жадно вглядываясь в текст и выхватывая на ходу куски смыслов: "Кровь земли… слезы дерева… молитва об Изыскании Возвращения и заклятие Пилигрим, золатунный ошейник, правильные частоты"…

— Вот только ты сюда не за этим пришел, северное дитя, — произнес знахарь со вздохом.

По возвращению к минивэну, Берсы и Керри мы там не застали. Зато я обнаружил глубоко в себе тревогу, смешанную с робким злорадством от мысли, что наш Кровавый Рассвет, не теряя времени, позавтракал костлявой Катериной и теперь рыщет по лесам в поисках прочих невинных жертв.

Но моим надеждам не суждено было сбыться. Кей и Керри вскоре отыскались невдалеке от дороги, ниже по склону, там, где почва резко идет под уклон и в тени гривастых ив резво журчит одна из множества мелких горных речек.

Своим глазам я поверил не сразу. Эта осень в конце концов отучит меня удивляться. Керри, не будь дурак, с совершенно блаженным лицом гладил бархатную морду вихрастой чалой лошади, стреноженной у дерева. Кей сидела неподалеку, на пеньке. Вокруг пенька, лошади и Керри нарезала круги рыжая собака дворянской породы, то и дело весело запрыгивая на Керри и пачкая его черную с золотом мантию немытыми лапами. Как-то останавливать это безобразие никто из участников оного не собирался.

— Ты!.. — подойдя ближе, я хотел было отчитать Кей за то, что позволила нашему иномировому убийце трогать животных, но осекся.

— Чья лошадь-то? — спросил Тиха, спустившийся с пригорка следом за мной.

— Не знаю, тут стояла, может из местных кто оставил, — Кей пожала плечами. — Ну, мы решили подойти, пообщаться. А собака потом прибежала. Я сначала тоже не думала, что так будет, но… вы только посмотрите…

— … они любят его, — продолжила за Кей подоспевшая и немного запыхавшаяся Ирвис. — Животные, в смысле.

Мы посмотрели. Чалая лошадь увлеченно жевала красные волосы Керри, пока тот гладил разлегшуюся на земле собаку по розовому пузу.

— М-да, — резюмировал я.

— А у вас как дела? — поинтересовалась Кей. — Узнали что?

— Вроде того. Кроме крови девственника и слез земли для активации алтаря нам нужен человек, умеющий читать заклинания, в частности — некое заклятие "Пилигрим". Оно само по себе приводится в бумагах прошлого жреца, но вот читать его среди нас некому. Да и вообще… некому.