Мир, где меня ждут

— Так может быть… — слабо попыталась оправдать немилую невесту Эстель, но Кристалина резко ее оборвала, легко догадавшись о том, что собирается сказать подруга.

— Как же! Любит она его! Стихна, кроме себя самой, никого не любит, не умеет просто… Ладно, хватит об этом. Невеселая это тема для разговора, к тому же говори, не говори, ничего уже не поделаешь. И Эджай со Стихной, и ты со своим Рейнгальдом уже произнесли клятвы, пусть неискренние, но всё же… И теперь вы уже не сможете их расторгнуть.

— Почему же, — встрял Старк, — расторгнуть-то можно, вот только расплата за это…

Лурни замолчал, не договорив, нависла гнетущая тишина. Все молчали и думали об одном — любой, нарушивший клятву, страшно расплачивается за свое вероломство.

«Вот так вот, — печально подумала Эстель, сцепив пальцы, — как ни крути, а исход одинаков. Останусь с Рейнгальдом — счастья не видать, откажусь от клятвы…» — Мороз пробежал по коже при одной лишь мысли о нарушении своего слова. Какой отчаянной нужно быть, чтобы решиться на такое! Какой смелостью нужно обладать! Девушка поднялась со своего места и наскоро попрощалась с друзьями — ей хотелось побыть одной, в полной тишине. Выходя, Эстель заметила сочувственные взгляды.

Не зная точно, куда ей надо, эльфийка почти бегом проносилась по безлюдным коридорам, потом — по чернеющим в полумраке лестницам. Сама того не замечая, она оказалась в самой заброшенной части замка, куда, кроме нее самой, наверняка никто и не ходит. Видимо, подсознательно она выбрала то место, которое ей было сейчас необходимо. Откуда-то ощутимо повеяло холодом, Эстель замедлила шаг и поднялась по крутой винтовой лестнице без перил. Над ее головой было серое пасмурное небо, затянутое облаками. Холодный злой ветер сбивал с ног и норовил пробраться внутрь тела, туда, где спряталось живое тепло. Эстель оказалась на самой крыше замка, на небольшом ровном участке между каменной стеной с зубцами и невысокой башенкой. Но самое удивительное было в том, что не одна она выбрала это неуютное потаенное место.

Эстель замерла, не зная, что делать. Уйти сейчас было бы глупо и дико; надеяться же на то, что ее не заметили — слишком самонадеянно. В чуткости слуха боевые маги соперничают с дикими хищниками, а тот, что стоял сейчас, устало опершись рукой о каменный зубец, был одним из лучших и не мог не услышать ее тихих шагов. Но и остаться… Эстель тянуло к проклятому аваллару, тянуло так, будто на нее наложили запретные чары. И чем сильнее ее влекло к нему, тем отчаяннее она избегала с ним встречи. Боялась, мучилась, ненавидела себя, рыдала ночами, проклинала себя за это, ненавидела и его за это влечение, даже думала — уж не заколдовал ли он ее? А потом отметала эту мысль как преступную, и всё начиналось сначала.

— Не бойтесь меня, леди Эстель, я не сделаю вам ничего плохого. — Тихий голос завораживал, хотелось его слушать и слушать… Девушка собрала волю в кулак и гордо подошла к волшебнику, встала неподалеку. Искоса взглянула на молодого человека. Тот стоял под порывами ледяного ветра, подставив лицо обжигающим касаниям. Эджай посмотрел на нее невеселыми темными глазами, в которых вспыхивали и гасли несмелые прощальные лучи заходящего солнца.

— Не ожидали меня здесь увидеть? — Девушка отрицательно качнула головой и отвернулась, не в силах сдерживать этот взгляд. — Мне здесь нравится. Никто сюда не приходит, можно побыть наконец одному, убежать от всех… Только мысли остаются, но уж от них-то никуда не убежишь, как ни пытайся. — Эстель удивленно слушала негромкий мужской голос, в котором время от времени проскальзывали горькие, как степная полынь, нотки грусти. Незнакомый, чужой, даже враждебный ей мужчина озвучивал ее чувства, но они были одновременно и его. И это пугало и радовало — всё вместе. Такой сумбур творился в голове, что Эстель не могла понять, что ей с этим делать? Наконец девушка подняла глаза и пристально, более не скрываясь, всмотрелась в лицо, которое преследовало ее во сне и наяву. Эджай не отвел взгляд; его губы тронула тень невеселой улыбки.

— Что ты со мной делаешь, аваллар? — Эстель подошла к нему вплотную, так, что почувствовала на лице тепло легкого дыхания. Голос дрожал и прерывался, как она ни старалась говорить спокойно. — Ведь я должна тебя ненавидеть, тебя, который убивал таких, как я! Признайся — ты меня заколдовал?

— Тогда и меня кто-то заколдовал. — Эльфийка тщетно пыталась заметить ложь в его глазах, но вместо подлого обмана увидела то, что заставило ее отшатнуться. Истина подчас пугает, и Эстель была не готова ее узнать.

— Нет, нет, нет!!! Ты меня обманываешь, это всё неправда! Скажи, что это неправда! — Ее глаза умоляли, но Эджай только грустно улыбнулся.

— Вот в какую ловушку мы оба угодили. Посмотри на меня и скажи, что не любишь.

— Я тебя ненавижу… — помертвевшими губами прошептала Эстель, хоть всё в ней кричало об обратном. Сердце разрывалось от этого ужасного противоречия. Эльфы и аваллары, древнее противостояние, стоившее миллионов жизней тем и другим. Затяжная война, не признающая компромиссов и уступок; закоренелая, устоявшаяся в своей неправоте и абсурдности черная глубинная ненависть. Свет и тьма, белое и черное, добро и зло. Вот как они далеки…Ужасная бездонная пропасть, разверзшаяся между Эстель и Эджаем, хоть и стоят они в футе друг от друга. Бездна — не перепрыгнуть, не перелететь, да и крыльев нет, нет воли. Вот он, совсем рядом, подойти и дотронуться рукой, прижаться всем телом, ощущая такое согревающее тепло. Расплакаться от счастья и облегчения, но — она не может. Просто не хватит сил и смелости, чтобы сделать этот короткий шаг. Шаг длиною в жизнь, длиною в вечность. Шаг навстречу ее заклятому врагу. Ее враг… Ее любовь, ее жизнь. Ее счастье и ее боль. Всё вместе, всё рядом, перемешалось так, что не отделишь одно от другого, и если принять, то тоже все. Если принять… А как же тысячелетия убийств и крови? Как?! Но что ей сейчас эта война? Ведь она — где-то там. А они — здесь, сейчас! Так что же делать?

Зачем… Так? Почему всё так глупо, нелепо, неправильно? Так трудно, тяжело, невыносимо…За что?! Почему она родилась в солнечной долине Армалины? Почему он считает своим домом суровые земли Сант`аны? Почему?

— Почему?! — вырвалось у Эстель. Горький упрек судьбе, жалобный, полный отчаянья крик о помощи. Мир вокруг дрожал и расплывался, затягивался мутной сверкающей пеленой. Эстель не сразу поняла, что плачет. Плачет от отчаянья и бессилия, от жалости к самой себе, к нему… — Уходи, — прошептала она, — прошу тебя, уходи!..

— Куда?!

— Не знаю! Вот, видишь?! — Эстель подняла руку с кольцом. Как же она ненавидела сейчас это украшение. Как хотелось сорвать его с пальца, швырнуть вниз, чтобы никогда больше его не видеть. Как будто можно было так же легко избавиться от клятвы… — Я помолвлена, скоро будет свадьба… Уже меньше луны осталось ждать. А потом ты меня не увидишь, и я тебя не увижу. И можно будет не жалеть ни о чём…

— Ты уверена в этом?

— Нет… Но что я могу сделать? — Эстель отчаянно махнула рукой и кинулась вниз по лестнице, прочь оттуда. Прочь от своей любви.

Проснулась Эстель от криков, которые обезумевшим эхом носились по замку. Села на постели, не в силах вспомнить, как вчера уснула. Столько слез было выплакано, что на всю жизнь не наберется. Даже когда погиб брат, ей не было так горько.

Без стука распахнули дверь, и на пороге появилась растрепанная Криста. «Она — его сестра», — тускло пронеслось в голове.

— Эстель, поднимайся скорее! — голос подруги, дрожавший от волнения, на время заставил девушку отвлечься от собственных переживаний.

— Да в чём дело? — Эстель уже наскоро одевалась, заразившись возбуждением Кристалины.

— Неподалеку от Теллариона целые полчища нечисти! Скорее, там нужна наша помощь.

«Раз понадобились стихии, дело действительно серьезное, — думала Эстель. Мимо проносились волшебники, на бегу пристегивая к поясам ножны с оружием. То тут, то там вспыхивали и гасли разноцветные искры, воздух холодел, или, наоборот, полыхало жаром, будто в кузнице, — маги проверяли исправность амулетов и заготавливали боевые заклятия. — Нечисть совсем рядом с городом — что-то новенькое. Выходит, появилось нечто, расшатывающее Равновесие, вот твари и волнуются. Только что?»