Меч Шаннары

Судя по совершенно отчетливому звуку, кто-то поднимался по извилистой тропинке, неспешно шагая между громадными валунами в тусклом свете близкой зари. Кто бы ни был этот таинственный путник, он явно не подозревал о ждущей его засаде, более того — шел совершенно открыто и даже не пытался спрятаться. Через несколько секунд смутный силуэт возник на тропе прямо под их укрытием. Менион отважился высунуться из-за камней, и на один короткий миг путник своей приземистой фигурой и шаркающей походкой вдруг напомнил ему Хенделя. Он взялся за рукоять меча, не торопясь обнаружить себя. План нападения был прост — выскочить перед носом у незваного гостя и перегородить ему дорогу наверх. А Балинор тем временем отрежет ему путь к отступлению.

С быстротой молнии горец вылетел из-за камней и оказался лицом к лицу с таинственным преследователем, поднял меч, громко приказывая ему остановиться. Незнакомец низко наклонился, и в его могучей руке тускло блеснула огромная железная булава. Через мгновение взгляды соперников схлестнулись, руки сами собой опустились, а из груди принца Лиха вырвался восторженный крик.

— Хендель!

Балинор вышел из тени как раз в тот миг, когда радостный Менион с диким воплем кинулся обнимать невысокого крепыша, нисколько не скрывая своего счастья. Принц Каллахорна с облегчением убрал меч в ножны, улыбнулся и изумленно покачал головой, глядя, как горец в восторге наскакивает на отбивавшегося от него и что-то бубнящего гнома, которого они считали мертвым. Первый раз с тех пор, как они миновали Нефритовый перевал в Вольфсктааге, Балинор почувствовал веру в успех, теперь он знал наверняка, что придет день, и все они увидят меч Шаннары в Параноре.

Глава 14

С холодной, угрюмой решимостью заря разливалась над широкими хребтами и пиками Драконьих Зубов, и не было в ее свете ни радости, ни очарования нового утра. Тепло и блеск восходящего солнца полностью поглощали низко висящие облака и клубы тяжелого тумана, намертво зависшие меж мрачными вершинами гор. С неистовой силой над голыми скалами дули ветра, проносясь по каньонам и разломам, огибая склоны и хребты, врезаясь в жалкую растительность и до хруста сгибая деревья, но непостижимым образом оставляя неподвижными плотные облака и густой туман. Завывания ветра напоминали несмолкаемый рев океана, когда тяжелые волны грузно накатывают на пустой берег; странный гул плотно окутывал голые вершины, и вскоре его ровное роптание уже казалось тишиной. Вместе с порывами ветра взмывали ввысь и падали птицы, и в воздухе разносились их приглушенные вскрики. Животных на такой высоте почти не встречалось, лишь горные козы сбивались в небольшие стада да маленькие пушистые мыши прятались в самых глубоких трещинах в скале. Воздух был не просто холодный, а обжигающе-ледяной. Снег на вершинах Драконьих Зубов не таял никогда; несмотря на смену времен года, тепло редко навещало эти мрачные высоты.

Широкой грядой тянулись исполинские горы, упираясь в свод неба. Казалось, в блеклой хмари раннего утра вершины замерли в загадочном ожидании, и отважная восьмерка из Кулхейвена, продвигаясь все глубже в холодный серый сумрак, не могла отделаться от тревожного ощущения. И не только зловещее пророчество Бремена было тому виной, даже не скорая попытка войти в запретный Зал королей. Словно заключенная в этой пустынной скалистой земле коварная сила, преисполненная к ним мстительной ненависти, терпеливо ждала, пока путники глубоко увязнут в исполинских горах, отделяющих от мира древнее королевство Паранор. Неровной цепочкой двигались они под мглистым небосводом на север, зябко кутаясь в шерстяные плащи и наклонив головы, чтобы уберечься от колючего ветра. Склоны и расселины были усыпаны шаткими обломками камней, прорезанными скрытыми от глаз трещинами, отчего каждый неверный шаг таил в себе смертельную опасность. То и дело кто-нибудь из путников оступался и падал, осыпаемый дождем пыли и каменных обломков. Однако существо, таящееся в этой земле, не торопилось явить себя, довольствуясь тем, что его присутствие просто обнаружено и теперь остается только терпеливо ждать, пока страх перед неведомым не вымотает восьмерых путников. И вот тогда охотники превратятся в добычу.

Ждать пришлось недолго. Исподволь, но с неослабевающей силой сомнения вгрызались в их уставший разум, рождаясь из потаенных страхов, которые каждый хранил в уголках своей души. Каждый из них, отгороженный друг от друга холодом и ревущим ветром, оказался в своем крошечном мирке, и разобщенность еще больше усиливала и без того растущее дурное предчувствие. Лишь Хендель оставался спокойным и невозмутимым. Замкнутый и угрюмый, он был начисто лишен сомнений и угрызений совести, а недавнее спасение от разъяренных карликов на Нефритовом перевале лишило его, во всяком случае на время, всякого страха смерти. Лишь опыт и природное чутье спасли его от неминуемой гибели. Карлики наступали на него со всех сторон, распаленные своей ненавистью, они бесстрашно штурмовали склон, и остудить их гнев могла только кровь. Хендель проворно скользнул назад и затаился между скалами Вольфсктаага; неподвижно лежа в кустах, он хладнокровно выжидал, пока карлики не расползутся во все стороны, высматривая его, и один из них окажется в пределах досягаемости. Через несколько секунд ничего не подозревавшая жертва была оглушена и наряжена в гномью одежду, а Хендель уже громко звал на помощь. Возбужденные погоней карлики в наступившей темноте разглядели только плащ и разорвали на куски своего собрата, так и не узнав его. А Хендель тем временем отсиделся в укрытии и на следующий день перебрался через перевал. Удача снова улыбнулась опытному воину.

Однако братья Омсфорд и эльфы не обладали таким хладнокровием и невозмутимостью. Пророчество призрака Бремена потрясло их. Казалось, слова гостя из Преисподней снова и снова звучали в голове, сливаясь с завываниями высокогорного ветра. Одному из них было суждено погибнуть. И пусть пророчество звучало несколько иначе — смысл его угадывался безошибочно. Никто из них не хотел мириться с ужасным будущим. Необходимо было во что бы то ни стало помешать словам призрака сбыться.

Склоняясь под яростными порывами ветра, идущий далеко впереди Алланон снова и снова думал о встрече в Сланцевой долине. В сотый раз размышлял он о странном разговоре с призраком старого друида, обреченного скитаться у врат ада, пока не будет уничтожен Повелитель чародеев. Однако не встреча с печальным призраком беспокоила Алланона. Ужасное знание, погребенное глубоко под слоем самых мрачных мыслей, тревожило историка. Зацепившись ногой за выступ скалы, он едва не упал, однако сумел сохранить равновесие. Парящий кругами ястреб пронзительно заклекотал в сером небе и стремительно пронесся в вышине, скрывшись за дальним хребтом. Друид чуть обернулся назад, глядя, как растянувшийся в цепочку отряд пытается его нагнать. Не только пророчество услышал он от печального призрака Сланцевой долины. Но Алланон не рассказал тем, кто так верил ему, всей правды, как не рассказал им и всей истории легендарного меча Шаннары. Глубоко посаженные глаза таинственного странника горели от сдерживаемого гнева; вынужденный скрывать правду и ненавидя себя за это, он даже едва не поддался минутному порыву рассказать друзьям все.

Ведь они поверили ему и вручили свои жизни. Однако миг прошел, и Алланон прогнал прочь горькие мысли. Нужда важнее истины.

Серое утро лениво сменил серый день, а горная гряда все не кончалась. Вершины и склоны возникали и исчезали за спиной, от их унылого однообразия усталым путникам казалось, что они топчутся на месте. Впереди, на фоне затянутого туманом северного небосклона тянулась гнетущая череда высоких пиков, сливаясь в непроходимую каменную стену. Вскоре они вошли в широкую расселину, которая резко уходила вниз к извилистой тропинке, протянувшейся между двумя громадными утесами и исчезающей в густом тумане. Алланон повел их прямо в клубящуюся мглу, горизонт исчез, ветер внезапно стих. Тишина навалилась неожиданно и сразу, словно сквозь толщу камня проник тихий голос и стал нашептывать ослепшим в тумане путникам слова предостережения. Затем ущелье немного расширилось, туман рассеялся до легкой дымки, и из него показалось высокое, похожее на вход в пещеру, отверстие в скале, от которого начинался извилистый проход.