Книга магов (антология)

«Он питается нашей верой. Тогда, может быть, нужно перестать верить?..»

— Карр! — сказал за спиной ворон. — Карр!

И это могло быть «да», а могло быть «нет», но Король надеялся, что это все же «да».

Марина Наумова

Заложники

Едва выйдя из лесу, они остановились как по команде.

Резко.

Путников было трое: широкоплечий бородатый здоровяк, старик и подросток лет пятнадцати. С виду больше всего они напоминали бродяг, настолько убоги были их наряды. Хотя в селении в честь особого случая им выделили самые лучшие вещи, но «лучшее» не всегда означает «хорошее».

Относительно прилично выглядел только плечистый бородач: его фигуру (а стало быть, и одежду) почти полностью скрывал жесткий плащ бирюзового цвета из синтетической мелкой сетки, в давние времена использовавшейся для затягивания окон. Этот материал не выцветал, не линял, хорошо мылся и потому даже после долгого путешествия смотрелся нарядно. Но из-под яркого плаща выглядывали потрескавшиеся пластиковые калоши — доказательство безнадежной нищеты, пусть не бросающееся в глаза, но от этого не менее красноречивое, чем некогда черный, а теперь серовато-рыжеватый костюм старика или домотканая и штопанная много раз одежда подростка. Паренек и вовсе большую часть дороги прошел босиком и только на подходе к заветному месту достал из самодельного рюкзака босоножки. На загорелых ногах мальчишки коричневели царапины, а в длинной прямой челке застряло несколько сухих веточек. В его серых глазах, казавшихся огромными на худом, вытянутом лице, отражалась трава, отчего они отсвечивали зеленым, как и глаза старика. Внимательный наблюдатель без особого труда мог бы догадаться, что эти двое приходятся друг другу близкой родней.

Впрочем, гораздо сильней нищеты и даже прочней кровных уз всех троих сейчас объединяло другое — то, что заставило их прийти сюда и жадно всматриваться в раскинувшийся перед ними пейзаж.

Над полем ярко, как кусок пластмассы, голубело небо. От открывшейся за деревьями пестрой мозаики полевых цветов (желтое, красное, сиреневое и белое на зеленом фоне) рябило в глазах — тем контрастнее выделялось на фоне разнотравья круглое, словно начерченное гигантским циркулем, пятно в самом центре долины. В его середине чудовищными рельефнорваными зубьями возвышались серовато-коричневые скалы-близнецы, такие же чуждые до неуместности общему фону, как и круглая плешь осоки. Но вовсе не пятно и не скалы заставили путников замереть.

— Это здесь? — неровным от волнения голосом снова повторил подросток (в группе он шел последним).

— Здесь, — подтвердил бородач, недоверчиво глядя на скалы. Он и сам знал это место только с чужих слов.

— А где…

— Гихор, будь добр, придержи язык! Это место не любит лишней болтовни, — проговорил старик, и на плечо подростка легла жесткая и узловатая, огрубевшая от времени и работы рука.

— Г-хмм… — неловко то ли крякнул, то ли хмыкнул бородач, продолжая с несвойственной ему нерешительностью вглядываться в образованный осокой круг.

Словно в ответ на его взгляд по сизоватой осоке прошелестел слабенький ветерок и стих столь же внезапно, как и появился. Бородач вздрогнул и прикусил губу, шумно вдохнул, сделал несколько робких шагов и замер у самой границы странного круга.

Старик кивнул, угадывая не заданный вслух вопрос: «Да, мы действительно уже здесь».

— Ну что… идем? — осторожно, словно ступая в болотную зыбь, шагнул вперед бородатый здоровяк.

Земля под осокой была самой обычной — твердой. Здоровяк прошел метра полтора и снова остановился, обернувшись к спутникам. Старческая рука на миг судорожно сжала плечо Гихора; старик и подросток переглянулись и следом за бородачом переступили обозначенную растениями черту; затем сухие губы старика искривились в натянутой улыбке, и он тихо прошептал:

— Вот и все…

Храм, ради которого люди проделали долгий и нелегкий путь, возник внезапно. Не открылся, не выглянул из-за скал — именно возник вокруг: они некоторое время неторопливо брели по осоке, и в душах у старших с каждым шагом росла невольная тревога, заставляющая сжимать волю в кулак (Гихор был слишком молод, чтобы до конца понять, на что идет и чем рискует); никто не успел уловить тот миг, когда вместо сизовато-зеленых стеблей под ногами вдруг заблестели полированные каменные плиты, а свет солнца заменило сияние причудливых спиралевидных светильников, отражающихся в глянце черных мраморных стен. Была долина — стал Храм. И все.

От неожиданности подросток приоткрыл рот, бородач привычно отставил ногу назад, рефлекторно готовясь принять боевую стойку, а старик снова улыбнулся. Нервно. Чуть-чуть.

Теперь они находились в полукруглом зале с несколькими бассейнами, наполненными темной, почти черной, слабо мерцающей водой.

— Благодарим за то, что Ты принял нас! — торжественно, но чуть хрипловато (в горле у него пересохло) проговорил старик и встал на колени, глядя на голую черную стену впереди себя. Следом за ним порывисто опустился на пол Гихор, чуть замешкался, но последовал их примеру и бородач-здоровяк.

— Вы пришли… — гулкий как эхо голос, казалось, заструился сразу из всех стен. — Пусть говорит старший!

— Мы, нижайше кланяясь, просим… — Старик долго готовился к этому моменту, но от волнения оказался не в силах произнести вслух то, что тысячекратно повторял про себя.

— Заложника… — подсказал здоровяк, но тут же прикусил губу: отвечать было приказано не ему.

Старик с укоризной покосился на спутника и продолжил, слегка задыхаясь:

— Здесь те, кого община признала самым мудрым, самым сильным и самым чистым из достигших нужного возраста. Любой из нас готов остаться…

— Истинно готов?

Вода в бассейнах при каждом слове мерцала ярче — это заметил только бородач, благоговение которого перед Храмом Мироздания было все же чуть слабее воинских привычек.

— Конечно! — живо заметил старик. — Мы все готовы…

— Пусть каждый говорит за себя, Корлингорас. В твоей готовности сомнений нет.

— Да! — сдержанно, но твердо подтвердил бородач.

— Я готов! — почти одновременно с ним выпалил Гихор. Его глаза зачарованно и восторженно блестели: перед ним было чудо, он не мог сейчас думать ни о чем другом.

— А знаете ли вы, — загудели стены, пугая огоньки светильников, — что стать Заложником Мироздания означает отказ не только от своей жизни, но и от того, что побуждает вас хотеть пожертвовать ею? Вам придется отречься от всего, и однажды, когда придет ваш День, Заложника может попросить тот, кого вы сегодня считаете своим врагом, и обратить магию против ваших же близких и друзей.

На этот раз просители ответили не сразу.

Все трое слышали об этом принципе. Однако слышать — одно, а примерить его на себя — совсем иное. Говорящий с ними от имени Храма явно знал цель их прихода, как знал имя старика; и вопрос о враге наверняка был задан не случайно (с тем же успехом они могли явиться сюда, желая избавиться от затянувшегося неурожая, эпидемии, да мало ли чего еще). Но значило ли это, что их просто испытывают, или и впрямь заглянули в будущее? Здесь было о чем подумать. Хотя бы несколько секунд.

— Высшая справедливость не должна этого допустить! — наконец заявил бородач.

— У нашего врага не найдется друзей, искренне готовых пожертвовать собой ради него! — запальчиво выпалил Гихор. — Мерзавцам служат из корысти и страха!

При этих словах старик еле сдержал ироническую усмешку: если бы все было так просто! Конечно, прийти сюда исключительно ради благополучия человека, которого они так хотели уничтожить, согласился бы только сумасшедший. Но ведь такие встречаются в природе. Да и заплатить собой Мирозданию кто-то мог по принуждению, желая, чтобы правитель выпустил из тюрьмы брата, вернул из армии сына, дал волю дочери, насильно превращенной в девочку для развлечений. Мало ли…