Воля Императрицы

Амброс вздохнул, и почесал затылок. Если бы он не был таким величавым, Сэндри описала бы его вид как «робкий».

— Закон браков с похищением, — наконец нехотя сказал он. — Ни один магистрат не накажет мужчину, укравшего незамужнюю женщину с целью вступления в брак. Или, если накажет, то лишь штрафом, причём оскорбительно малым. Единственное исключение — если при похищении кого-то убили. Тогда мужчину ждёт смерть.

— Мила Зерна, да конечно же нужно наказать, если он кого-то убил, но похищение? — воскликнула Сэндри. — Всего лишь небольшая мужская оплошность! Уверена, если он попросит прощения у женщины, и подарит ей цветы, то она отблагодарит его в ответ!

Вздрогнув, Амброс продолжил своим сухим голосом:

— Обычай идёт из старой империи, к западу от Сиф. Те, кого мы завоевали, решили, ну, соблюдать обычай.

— Это варварство! — отрезала девушка.

Окружавшие их охранники из Ландрэга ощетинились.

— Именно так! — настаивала Сэндри, поворачиваясь, чтобы посмотреть на них.

— Вокруг Моря Камней женщины сами решают, как им жить, в пределах разумного. Никто не может заставить нас выйти замуж против нашей воли!

— Вообще-то могут, но делать это приходится аккуратнее, — заметила Трис, наблюдая за облаками. — Контракты, выкуп за невесту. Говорить девушке, что это — для блага семьи, и так далее.

— Это неправильно, наморнский обычай — варварство, и меня не заставят ни за кого выйти замуж! — отрезала Сэндри. — Любой, кто попытается заставить меня, получит неприятный урок!

— Любой похититель, одетый в кольчугу, не потерял бы её даже после твоего заклинания, — сделал наблюдение Амброс. — И если они знают, что ты можешь делать, то подготовятся заранее.

— Я не беспомощная обуза, — прошептала Сэндри, пылая взором. — Я — не жертва, не пешка, не тряпка.

Трис вздохнула, когда они выехали на дорогу, которая вела к воротам замка:

— Не тряпка — против имперских магов? Ишабал — великий маг. Кэнайл — тоже. Ты вообще знаешь, что сможешь выстоять против великих магов, если один из них попытается тебя похитить?

— Если бы вы трое не противились тому, чем мы были, то я бы и дважды не подумала об этом! — в гневе воскликнула Сэндри. — Но нет, вы боитесь, что я найду в ваших головах что-то плохое. Или глупое. Или уродливое. Вы будто отправились восвояси на поиски приключений, а потом вернулись домой, и вините меня за то, что мы все разные! Я хочу, чтобы мы были как раньше, а вас волнует только то, как путешествия расширили ваш кругозор!

К своему отвращению, она осознала, что плачет и кричит от негодования:

— Простите меня за то, что хочу вернуть мою семью!

Вместо того, чтобы дальше терять лицо, она пришпорила свою кобылу, и галопом понеслась вверх по холму к Замку Ландрэг.

По возвращении Сэндри удалилась в свои покои. Ожидая колокольного звона, зовущего в столовую, Трис пришлось самой рассказывать Браяру и Дадже о случившемся в этот день.

Даджа кивнула, когда Трис рассказала им о последней вспышке Сэндри:

— Она упоминала этом не, дома, — призналась она.

— Но когда мы уезжали, она сказала, что не против, — пожаловался Браяр.

Они собрались в его покоях, наблюдая за тем, как он делает для старшей дочери Амброса средство для удаления дефектов кожи. С сёстрами он беседовал так, будто ничем не занят, но руки его уверенно добавляли каплю того, и две капли этого к содержимому небольшой чаши.

— Она нам сказала, чтобы мы не глупили и хватались за предоставившуюся возможность.

— А что ещё она могла сказать? — поинтересовалась Даджа. — Если ты забыл, она не любит ставить людей в неудобное положение.

— Сегодня это не было особо заметно, — пробормотала Трис, глядя на пламя в камине Браяра. — Она оставила тех похитителей в очень даже неудобном положении. И нам-то она точно высказала всё, что она думает, когда ехали обратно. Не могу вспомнить, чтобы она хоть раз злилась настолько, чтобы кричать.

— Она не может терпеть, когда с ней обращаются как с вещью, — напомнила им Даджа. — Она никогда не могла терпеть, когда люди смотрели на неё, а видели лишь дворянку, а не личность. И уже через несколько месяцев после нашего отъезда она начала заправлять в Цитадели Герцога. Трудно наверное — из госпожи замка и советницы правителя превратиться в кого-то, кто должен идти, куда велят, и делать, что скажут.

— Если ей это не нравится, то пусть отдаст владение Амбросу, — предложил Браяр, вытирая тонкие тростинки, которые он использовал в качестве пипеток. — Переписать всё на него, и вернуться домой.

— Думаю, это вопрос гордости, — неторопливо заметила Трис. — Она терпеть не может, когда с ней обращаются как с дворянкой — за исключением случаев, когда она хочет вести себя как дворянка. Например — сегодня. Она была довольно рада с жителями деревни и остальным. Это когда те идиоты попытались сделать из неё приз — тогда-то она и наполнилась чувством собственного достоинства. Если она сейчас отдаст свои владения, то будет выглядеть так, будто она из страха рассталась с тем, что принадлежит ей по праву.

— Она подумает, что отлынивает от дел, — добавила Даджа. — Она уже так думает, со всеми этими делами, которые не были сделаны ради того, чтобы выплачивать ей так много, и из-за людей вроде Гудруни.

— Нет, не то, чтобы она боялась отлынивать от дел, хотя Лакик не даст соврать — она это терпеть не может, — сказал им Браяр, наливая своё снадобье в маленькую стеклянную бутылочку. — Сейчас она закусила удила. Она всегда такая, когда кто-то пытается ей указывать, и она считает это вызовом её праву. Помните, когда я украл мой шаккан, и Крэйн со своими людьми пустились за мной в погоню?

Он протянул руку и погладил дерево, которое держал рядом во время работы.

— Так она и была — десятилетняя и ростом с ноготок, стояла перед домом и говорила Крэйну и его ученикам, что она им запрещает входить на её землю.

Он покачал головой, восхищённо осклабившись:

— Их разделяли только старый, хлипкий забор и ворота, а она стояла, и говорила им, что они не пройдут.

Даджа тихо засмеялась:

— Или тот раз, когда она сказала, что хочет посадить меня к себе за стол, а другие дворяне заартачились, и она напомнила им о своём ранге. Даже восемь лет назад она была решительной.

— Тогда её всё это должно бесить, — послышался от двери тихий голос.

Дверь была открыта, но они думали, что все ушли на первый этаж. Сейчас, прислонившись к дверному косяку, в дверях стояла Ризу, скрестив руки на своей полной груди. Её крупные, тёмные глаза были полны жалости.

— В империи дворянкам обычно не позволяется решать, как жить. Я всё гадала, как она приобрела свои царственные манеры. Думаю, повзрослеть так быстро её заставила потеря родителей?

Все трое переглянулись. Сначала пожала плечами Трис, затем — Браяр, показывая Дадже, что та может сама решать, что сказать в ответ. Браяр думал, что Ризу можно немножко доверять. Он заметил, что она больше слушает, чем сплетничает, и что она едва ли хоть раз говорила что-то обидное. Браяру она нравилась, хоть он и чувствовал, что она недоступна для таких, как он. Поскольку она всегда была приветлива, он знал, что дело было не в его статусе простолюдина или мага. Он просто был не в её вкусе. Браяра это устраивало. Кэйди, с её лукавым взглядом и привычкой касаться его предплечья, или плеча, или груди — Кэйди интриговала его гораздо больше.

— Ну, её родители много путешествовали, ты же знаешь, — ответила Даджа на вопрос Ризу. — Она больше времени проводила со взрослыми, чем с детьми, и её родители могли быть немного…

— Отвлечёнными, — предложил Браяр, записывая инструкции по использованию снадобья от пороков кожи.

— Именно, — согласилась Даджа. — И когда Нико, который нашёл нас четверых, увидев нашу магию, мы проводили больше времени со взрослыми, и друг с другом. Потом было землетрясение, и пираты.