Соратницы

И с того мига Фанья свято исполняла взятый на себя обет — стала тенью Зантарии, а потом и ее сына. Сразу, с момента как увидала, каким взглядом смотрит юная монахиня на лежащее рядом с ней крохотное существо, поняв, для кого теперь бьется ее сердце.

А теперь с ним случилось несчастье… и это убьет ее королеву, ставшую за эти годы Фанье больше чем просто хозяйкой и подругой. И все из-за того, что Святая Тишина не прощает своим сестрам предательства, а она предала… Позволила любви вползти в свое сердце, решила, что ничего не случится, если и у нее будет небольшой кусочек личного счастья… да и как было отказаться, если Майзен более других достоин иметь надежную подругу и детей, о которых он так мечтает. И всего два дня назад она вдруг поняла — к следующей весне его мечта сбудется, но смолчала, боясь спугнуть робкое счастье.

А сегодня, когда королева рассказывала ей поутру свой сон, тихоня вдруг с ужасом вспомнила перешептывания старых монашек в далеком северном монастыре.

«Обмануть нашу святую сестру невозможно, — вздыхали они. — Ни одному хитрецу пока не удалось. Все она знает и видит, и только очередной лгунье покажется, что пронесло, не заметила среди множества дел покровительница ее лукавства, как та обязательно даст о себе знать. Взамен полученного отнимет более ценное, ударит по самому дорогому в назидание другим…»

И вот оно… Рад, кто еще может быть дороже для той, которая вырастила его наравне с матерью? Ну а времени и сил отдала неизмеримо более, ведь в монастыре только настоятельница знала, что нелюдимая воспитанница не травы в рощице за оградой собирает, а нянчит в доме живущего по соседству графа собственного новорожденного сына.

— Просто она никогда не бывала в таких пещерах… — Бодрый голос Бетриссы вырвал Олифанию из плена волной нахлынувших ужаса и раскаяния, и она, сделав над собой неимоверное усилие, изобразила смущенную улыбку.

Судя по сочувствующему взгляду калеки, получилось не очень правдоподобно, и Фанье вмиг стало совестно. Она пришла сюда помочь этим несчастным, а вместо этого они соболезнуют ей и даже пытаются как-то поддержать.

— Нам это хорошо знакомо, — мягко произнес калека и ловко достал с камня кружку с каким-то напитком. — Выпей, легче станет.

— Ничего, уже прошло, — отказалась тихоня и глянула на кадетку: — А чем ты хотела тут заняться?

— Спросить, куда делся Шерт.

— Ушел, — хмуро сообщил Калейн и еще неохотнее добавил: — Встречать Деда. Но он не один, не волнуйся. Взял с собой пяток самых крепких парней из тех, с кого Иридос ошейники снял. Они в коконах побегут, чтоб быстрее.

— Так и знала, — огорченно всплеснула руками Бетрисса. — Ну как дети малые, нельзя на полчаса без присмотра оставить! А что там и без него есть кому Деда встретить, он не додумался?

Смерила смутившегося оборотня возмущенным взглядом и, забыв от расстройства о секретности, позвала вслух:

— Древень, мы сможем их обогнать?

— Да, — высунулась из мха полупризрачная голова дивного существа, и все оборотни, тайком наблюдающие за этой беседой, надолго онемели от потрясения.

А когда пришли в себя, на месте, где взвился зеленый смерч, не шевелился уже ни один лепесток светящихся звездочками цветочков.

— А зачем нам нужно было их обгонять? — задала законный вопрос Олифания, когда зеленый путь мягко опустил их на моховой ковер совершенно пустой, почти темной и прохладной пещерки.

— Как — зачем? — огорченно глянула на нее Бетрисса. — Чтобы спасти. Оборотни из последних партий рассказывали, что Рад и магистр были почти без энергии, пополнили немного, лишь когда попали в горячие шахты и сняли с нескольких рабов ошейники. Я мало понимаю в магии, но рабы говорили, что камни просто светились от силы, а когда Иридос их отдавал гному, они уже были черны, как простые булыжники. И если сейчас они кого-то спасут, там, в мастерских или лабораториях, то вряд ли смогут найти и кристаллы с энергией. Черные далеко не дураки и никогда не положат все яйца в одну корзину. А Дед с гномом сидят где-то в жилых пещерах, от них сюда часа три пути. И лучше будет, если мы их уведем, чтобы Иридосу не тащить дополнительный груз. Заодно приготовим магам подарок. Рад учил нас делать тайнички и оставлять условные знаки. Я положу туда все амулеты королевы, думаю, тут хватит энергии, чтобы добраться до древней.

— А ты уверена, что дойдешь? — остро глянула на герцогиню Фанья, признавая справедливость ее рассуждений.

Хотя всякое может случиться, но и такой вариант нельзя не брать в расчет. И значит, действительно нужно идти за этим самым Дедом, непонятно из какого упорства оставшимся в плену.

— Я-то дойду, — неожиданно вздохнула Бет. — И в случае чего могу зелье бодрости выпить. А вот тебе такое пить нельзя. Может, тут посидишь, оборотней успокоишь, когда прибегут? Дальше их древни не пропустят, я попрошу.

— Мы никому не откроем, — вылез из мха древень и устроился на тонком стебельке, как в кресле. — И тебя тоже не пустили бы, но цветок чует боль… много боли. Нужно отнести силу, ты правильно решила. И зелья тоже. А ей давать не нужно. Цветок ее успокоил и силы вам добавил.

— Откуда… — начала было Фанья и прикусила язык.

Разве теперь имеет значение, как цветок узнал ее тайну? Главное, помог, зелья в ее положении действительно нежелательны, особенно придающие силы и забирающие взамен здоровье. Всего на несколько дней, но и они могут оказаться роковыми для еще слабого ростка новой жизни. А для нее сейчас самое важное — сохранить это почти невозможное чудо и помочь Бет спасти Рада и магистра.

— Спасибо, — серьезно поблагодарила Бет древня, подхватила мешок, который возник рядом с ним, и забросила на плечо. — Идем.

Некоторое время они шли молча, отдавая все внимание только дороге и не желая отвлекаться ни на разговоры, ни на посторонние мысли. Да и трудно разговаривать о чем-либо, когда почти бежишь по узким переходам и полутемным шахтам, где то и дело попадаются то слегка сдвинутые в сторону кучи камней, то небрежно присыпанные ямки. Рабы — не гномы, следить за порядком в тупиковых отводках старых, давно заброшенных выработок не имели ни сил, ни желания.

Часа через два, приостановившись на берегу темного, уходящего в скалы ручейка, Бет вдруг сбросила с плеч мешок:

— Привал.

И первой зачерпнула кружкой ледяной воды.

— А ты уверена, что ее можно пить? — перехватила руку кадетки наставница.

— Да. Вот знак. И оборотни говорили про это место. Даже карту мне нарисовали, я выучила, когда сидела в приюте одна.

— А вы не могли в это время писать нам или… — Договаривать Фанья не стала, Бетрисса ловит намеки на лету.

— О чем писать? — открыто глянула ей в лицо старшина. — Как тоскуем по любимым, по солнцу и даже по дождю? Не говоря обо всем прочем. Вы же сразу заволнуетесь, а цветок и так сидит в самой дальней пещере, чтобы спокойно набрать энергии и вырастить новый мох и детей. Их же оставалось очень мало, но сейчас я хотела спросить не об этом. Что тебя так взволновало, если цветок счел необходимым успокаивать? Ты боишься за Рада или за себя?

— Теперь можно сказать вслух, — горько вздохнула Фанья, — но только тебе. Когда меня приговорили… в шестнадцать лет… я дала своей покровительнице обет жить только для того, кто меня спасет. И свято его выполняла, тем более она оказалась достойной этого дара, юная маркиза Лерайн. Поэтому я и не хотела выходить за Майзена, хотя и без него жить давно не могу.

— И ты полагаешь… — подумав, прямолинейно осведомилась Бет, отодвинув кусок лепешки, — это Святая Тишина наказывает сейчас Рада и Иридоса за то, что ты решила связать судьбу с любимым мужчиной?

— Не знаю. Иногда думаю так, иногда — иначе. Но давно убедилась, что боги, как и люди, не любят обмана. И наказывают предателей очень строго.

— Возможно. Но не так жестоко. Я уверена, тут ты ошибаешься. Мне встречались люди, которые ей поклоняются. Они утверждали, что Тишина справедлива, милосердна и никого не наказывает. Просто никогда не помогает подлым и лживым. Я никому не расскажу о нашем разговоре, но не могу пообещать не разузнать точнее, иначе спокойно спать не смогу. А сейчас пора идти, осталось немного.