Суженый смерти (СИ)

   - Нет, Морана, мне все по душе, - он опустил взгляд.

   - Я сказала правду. Ты будешь псом. Моим псом. Не стоит серчать на правду. Ты скрепил заклад словом, - она строго посмотрела на него. - Не передумал?

   - Нет, не передумал. Чуры не поймут. Как я в глаза предкам смотреть буду?

   - Тогда иди. Стой лицом к окну, смотри на луну и ни за что не поворачивайся назад.

   Лют сделал, как ему сказала богиня. Он простоял так довольно долго, вслушиваясь в ее бормотание за спиной, но, не понимая ни слова. Голос становился громче, грубее, слова раздавались быстрее, ритмичнее, и наконец, все смолкло. Так было минуту, пока позади не раздалось резкое хриплое рычание, такое жуткое, что мужчина вздрогнул. Но не обернулся. Перед глазами Люта появилась рука Мораны с деревянной чашкой.

   - Пей! - как же этот голос не походил на красивый и глубокий голос богини... Человек никогда не смог бы издать эти звуки.

   В чашке была кровь. Черная. С плавающими в ней травами. Лют выпил, и вернул чашку.

   - Ешь, - теперь в руке был кусок сырого мяса.

   Лют съел сочащееся кровью мясо.

   - Не двигайся.

   Она обернула его сырой шкурой черного цвета.

   - Теперь вой.

   И Лют завыл. Долго, протяжно. Ему казалось, этот вой жил с ним всю его жизнь, прячась где-то в груди, не показываясь днем, и скрываясь ночью. Он выл не голосом. Он выл душой, сердцем, всем телом, каждой каплей крови и каждой мельчайшей косточкой. И все стало меняться. Сначала изменился его голос, а потом изгоя перекосило от нестерпимой боли, и ударило как подкошенный сноп о землю. Невообразимые муки подогнули ноги к подбородку, скрутив калачиком тело, и он начал задыхаться, борясь с покрывающей глаза желто-красной пеленой. И вот тогда, когда ему показалось, что на всем свете не бывало еще такой нестерпимой боли, пришла настоящая боль. Он хотел закричать, но вой лишь перерос во что-то невообразимо-высокое, рвущее душу и замутняющее сознание. Он слышал, как хрустят его разрываемые сухожилия, как лопаются кости и лоскутами отслаивается кожа, сползая точно со змеи. Он задохнулся воем и стал грызть землю, хоть как-то стараясь оставаться в крупицах разума, удерживая лишь одну мысль - не покидать еще недавно такой уютный ковер травы, озаренный как морозным узором, светом луны.

   Боль длилась вечность, так ему казалось. Он не знал, сколько прошло мгновений, сколько дней или лет. Отхлынула она резко, и вместо серой мглы болевого тумана глазам возвращалась утраченная ясность. Лют понял, что лежит на траве, свернувшись калачиком, и его голове удобно покоиться на черных мягких лапах. Он неуклюже поднялся на лапы и тряхнул головой.

   - Все закончено? - прорычал он, и осекся, поражаясь незнакомому голосу, которым это было произнесено.

   - Для тебя все только началось, - Морана встала перед ним. Их головы были на одной высоте. - Хочешь увидеть себя? Ты такой красивый теперь, - это не была издевка, она говорила искренне.

   - Да.

   - Пошли.

   И она подвела его к ручью, текущему в дальнем конце поляны. На Люта в отражении воды смотрел огромный волк угольного цвета, гибкий и сильный. Никогда еще не приходилось ему видеть столь жуткую тварь. И лишь глаза, его прежние серые глаза, застыли в удивлении, изучая то кривые длинные клыки пасти, то кисточки ушей, контрастируя с обликом воплощенного ужаса. Удивленный страшный зверь, не верящий своим глазам.

   - Как?

   - Кошмар. Ночная кобыла, - только и смог растерянно прорычать он.

   - То, что надо, - она погладила его по шерсти загривка. - Привыкнешь.

   А следующей ночью он вошел в селение оборотней, и устроил там пир, и резал их как волк овец, и никто не смог уйти от него. А следом за ним пришли жрицы и зашивали глаза мертвым, чтобы они никогда не могли найти путь в светлый Ирий, где пируют их предки, а остались служить Моране в ее чертогах. Навечно.

   Они лежали в доме Марьи на шкуре перед камином, и Александру никогда в жизни не было так хорошо, как в ту минуту. Наверное, на Земле уже начался рассвет, но ему было глубоко наплевать на это. Он хотел, чтобы это мгновение растянулось на вечность.

   - Я тоже этого хочу, - голос Марьи отдавал теплом и спокойствием.

   - Я и забыл, что ты можешь читать мысли, - он улыбнулся.

   - Тебе есть, что скрывать?

   - Нет. Потому и улыбаюсь, а не напряженно опасаюсь расправы. Думаю, ты б могла меня в секунду убить.

   - Не могла бы уже, наверно ... - она как-то странно посмотрела на него.

   - Я рад, что все так, как есть. Но удивлен. До этого вечера я думал, что мы больше никогда не увидимся с тобой. Думал, что все потеряно, - его голос стал глухим. - Я осознал всего за секунду как ты мне дорога, я ведь тогда достал медальон, прощаясь с тобой. Я жалел, что не увижу тебя напоследок. Только об этом.

   - Да ты влюбился, Саша, - она грустно улыбнулась.

   - Да. И понял это лишь недавно. Сам себе возражал, отрицал. А когда возник вопрос жизни и смерти все лишнее отсеялось.

   - А ведь ты прав, мы вряд ли снова увиделись. Но вмешалась судьба. Не думала, что Лют отважится напасть, когда у тебя был мой медальон.

   - Лют? Это чудовище так зовут?

   - Да. Это его имя.

   - Кто он?

   - Не сейчас. Я расскажу, когда посчитаю нужным.

   - Хорошо, - Александр чувствовал, что спорить бесполезно. - Он не знал о нем. Не почувствовал, наверное.

   - Не знал. Только это объясняет то, что ты рассказал о вашей встрече. Скорее всего, он почувствовал нашу связь, и хотел тебя убить. Но понял, что может не успеть, потому как я уже знала об опасности, когда ты показал медальон, и решил пока не поздно уйти.

   - Когда-то ты не успела. Я рад, что со мной так не произошло...

   - Что ты сказал? - она оскалилась. - Что ты знаешь?

   - Молодой казак с мельницы. Я о нем.

   - Откуда?

   - Один дух рассказал.

   - Ты колдун?

   - Нет, просто... - он уже жалел, что сказал не подумав. Теперь придется рассказать о Леле, так как врать кому-то, читающему твои мысли, бессмысленно.

   - Я не святой. Я был в связи с женщиной, она ведьма и сделала так, что я теперь вижу всю нежить.

   - Как ее зовут?

   - Обещай, что не тронешь ее.

   - Имя.

   - Обещай, - он был жесток. - Иначе можешь меня растерзать, я не скажу. Я не хочу ее смерти. Она спасла меня.

   - Обещаю, - глаза горели как неоновая вывеска. Зло горели. Очень зло.

   Он колебался.

   - Мое слово железно, - она прочитала его сомнения.

   - Леля.

   И тут Марья засмеялась. Он никогда еще не слышал ее смех. Смех был чистым, искренним и звонким как колокольчик. Он ей несказанно шел.

   - Как красиво ты смеешься, - Свечкин зачарованно смотрел на девушку.

   - Да и ты бы смеялся, - она переводила дыхание. - Если бы знал все.

   - Так расскажи.

   - Наш пострел везде поспел...

   - Ты не ревнуешь, - он удивленно констатировал факт.

   - К кому? К родной сестре? - Марья снова залилась смехом.

   Александр пребывал в шоке. Такой ступор не случался с ним еще никогда в жизни.

   - Она тоже жрица культа Мораны? - хлопая глазами, он напоминал растерянного первоклашку, за которым не пришли родители, чтобы забрать его домой.

   Марья уже кашляла от смеха, со слезами на глазах.

   - Нет, ну ты посмотри. Захомутать смерть и любовь... Никакие мы не жрицы. Дорогой, ты вне конкуренции... - она смеялась, а Свечкин прозревал.

   - Ты сама Морана. А она твоя сестра Леля.

   - Ну да. Ты думал простой колдунье под силу делать то, что делаю я? Или она?

   - Но как? - ступор не рассеивался, а лишь сильнее завладевал его мыслями. В голове никогда еще не было столько вопросов. Он переосмысливал все, что знал.

   - Да просто, - она сузила глаза. - Разлюбишь теперь?

   - Никогда. Я не переставал тебя любить, даже когда думал, что ты чудовище, убивающее людей, перегрызая им горло.