Суженый смерти (СИ)

   А потом, когда Лют захмелел, пришли слезы вперемешку с молитвами и проклятиями. Молитвы были обращены к Маре, проклятия - к убийцам.

   - ... помоги ей, дай ей место по роду возле ее предков. Проводи ее в чертоги, переведи через мост, не дай ей заплутать. Сбереги ее в пути, охрани ее... Помоги мне наказать псов, что отняли у меня все... Что сделали меня изгоем. Дай мне славную месть, и клянусь, все они будут отданы тебе на растерзание! Я всех их отдам тебе! Всех до одного. Пусть они сторожат твои чертоги, сидят на цепи, как рабы. Я всех их отдам тебе по обряду, дай мне только насладиться местью!..

   Он говорил и говорил, как мог, от всего сердца. Просьбы было всего две - сберечь любимую и дать ему насладиться местью, указав на тех, кто приплыл к нему в селение и истребил его. Люди, пришедшие с воды, не обязательно были соседями, с которыми род Люта не искал ссор, и плыть в поисках наживы они могли сколь угодно долго, совершив набег и снова скрывшись неизвестно куда.

   А потом появилась она. Мару, властительницу Нави, саму смерть, Лют узнал сразу. Нет, конечно, он не видел ее до того, но отлично знал, кто и когда приходит к людям в белом наряде и с серпом.

   - Приветствую тебя, владыка ночи. Ты за мной? - он смирно встал перед ней, но глаз не опустил, готовый ко всему, отрешенный и печальный. - Если да, то дай мне насладиться местью, а потом забирай. Так даже лучше, потому что некому меня хоронить... детей нет, братьев нет... Даже названного брата нет, чтобы проводить меня. А без ладьи я вряд ли доберусь до тебя.

   - Нет, не за тобой я. Ты звал меня, и я пришла. Ты хочешь мести, я могу тебе ее дать. Но готов ли ты заплатить цену, которую стоит твоя месть?

   - Я на все готов. Чуры не поймут меня, если я забоюсь чего-то! - он гордо поднял голову. - Какова цена мести?

   - Ты потеряешь человеческий облик, станешь зверем и будешь служить мне. Вечно. Готов ли ты?

   - Готов. Скажешь, почему я? И почему такая цена?

   - Не много ли ты спрашиваешь, человек? - ее зеленые глаза недобро загорелись во тьме, контрастируя с кумачовым светом углей позади.

   - Прости. Я на все согласен. Веди меня куда хочешь... - он опустил голову.

   - Посмотри на меня. Я давно слежу за тобой, и ты сам не ведаешь силу, сокрытую в тебе... Ты не такой как все. Ты последний на этой земле из своего рода. Все твои предки живут в моих чертогах и хотят, чтобы им было у меня хорошо. Они заплатили свою цену - отдали тебя мне в откуп. Я сделаю тебя неуязвимым, сильным и быстрым. Иначе тебе не победить тех, кто разорил твой дом.

   - Их так много?

   - Нет. Это не люди, ты с ними никогда не встречался ранее... Они превращаются в зверей в три дня полной луны, они очень сильны, быстры и ловки. А главное они кровожадны...

   - Зачем было нападать на мой род?

   - Ради еды. Ты думаешь, почему ты не нашел ни одного мертвеца, кроме жены?

   - Потому что они сгорели в завалах сожженных домов.

   - Нет. Многих забрали как дичь, чтобы съесть. Я сберегла твою жену от этой участи, пустив на пришельцев наваждение, и они не заметили ее, когда собирали тела.

   Лют молчал, опустив глаза и качая головой. Такую ненависть, что была в его сердце, он никогда до того не испытывал. Она была безгранична и всеобъемлюща. Настоящая животная ярость.

   - Я готов пойти на что угодно, лишь бы истребить их всех, как они истребили мой род, - сказал он через время. - Я буду тебе самым верным слугой, какой только был у тебя.

   - У тебя нет другого выбора, раз ты дал обещание. Есть вещи страшнее смерти. Намного страшнее - она недобро улыбнулась. - Заверши начатое прощание, и завтра на закате приходи в урочище, где никто не охотится. Там есть переплетенные дубы, под ними увидимся.

   Перед рассветом Лют насыпал маленький холм сверху догоревшего костра, а с первыми лучами солнца начал поминальную тризну, символизирующую окончание пути духа и водворение его в чертоги Мораны. Когда все закончилось, мужчина присел на дорожку. Он в последний раз окинул взглядом бывший дом, и тронулся в неблизкий путь к урочищу, где никто не охотился. В этом урочище росли вековые дубы, простиравшиеся, казалось, до неба, с такими густыми кронами, что и днем под ними царили сумерки. Там пропадали люди, там не водилась дичь, там не жили даже волки, и мало кто понимал причины такого положения вещей. Говорили разное, сходились лишь одном: в ту часть леса лучше не ходить даже днем, не говоря уже о ночи.

   Лют наслаждался последними лучами солнца на верхушках деревьев, глядя сквозь чахлую листву двух переплетенных вековых дубов. Они поднимались к небу спиралью, образовывая своими стволами своеобразную стрельчатую арку. Последний луч скрывающегося солнца совпал с глубоким вздохом - Лют прощался с земной жизнью, и готовился принять вечность. Было ли ему страшно? Нет. Он привык с детства, что все уготованное богами нужно воспринимать как должное. Это и было высшее смирение духа. Да и что могло быть хуже того, что уже произошло с ним? Потерять род, весь род до последнего человека - братьев, сестер, всех родственников... И жену, единственную кого он любил на этом свете. Ему больше не за чем жить!

   - Прощаешься со Сварогом? - голос Мораны был весел и настолько глубок, что в нем можно было утонуть.

   - Да, богиня.

   - Попрощайся. Больше ты не увидишь ни заката, ни рассвета, ни единого луча солнца. Ты сможешь находиться в этом мире только ночью, потому что только ночью есть моя власть над Явью, миром живых.

   - Будь что будет, - Лют опустил глаза.

   - Ты привыкнешь, - она хотела положить ему на плечо руку, но передумала, лишь гордо вскинула голову и бросила короткое: - За мной.

   Они шли через лес довольно долго. Когда Лют, споткнувшись, упал во второй раз, Мара взяла его под руку, и, развернув к себе, заставила повторить какой-то набор слов. С последним произнесенным словом ночной лес посерел и обрел ясные очертания. Изгой никогда еще не заходил в эту часть леса, даже когда они с братьями, еще мальчишками, доказывали храбрость друг перед другом, забредая как можно дальше в запретные земли.

   - Я никогда не был в этой части леса, - хмуро обронил он.

   - Ты вообще никогда здесь не был, - она усмехнулась. - Добро пожаловать в мой мир.

   - Навь? Я думал в Навь вход один, через Смородину...

   - Для людей вход один, - нехотя пояснила она. - Для меня он, где я хочу. Для тебя тоже скоро так станет.

   Через какое-то время они вышли на огромную поляну, посреди которой высились руины. Каменные блоки, изъеденные ветрами и дождями, как дерево короедом, казалось, были старее самого мира. Огромное окно в одной из уцелевших стен пропускало через себя искрящийся серебряной канителью свет грузной полной луны. В мире, который оставил Лют, луна уже шла на убыль. Но не здесь.

   - Когда я скажу, ты встанешь перед окном внутри развалин, так, чтобы свет луны полностью тебя освещал. Когда ты будешь меняться, тебе будет очень больно. Хочешь кричи, хочешь зубами землю рой, но за пределы света ты выходить или выползать не должен. Если ты это сделаешь, я тебя сожгу.

   В ее глазах было что-то настолько жуткое и свирепое, что заставило вздрогнуть даже Люта. Он ни секунды не сомневался, что полностью находится в ее власти.

   - Как твое имя?

   - Лют.

   - Хорошо. Ты будешь моим цепным псом, Лют, - она засмеялась. - Давно хотела себе песика, под стать богине.

   - Тебе обязательно издеваться надо мной?

   - Тебе что-то не нравится? - улыбка переросла в оскал.

   Он смотрел и понимал: лишь одно неосторожное слово отделяет его от жуткой расправы. И если он никогда не боялся смерти, потому как знал - это всего лишь переход из одного мира в другой, где можно сидеть за одним столом с предками, слушая веками их подвиги, то сейчас холод страха заползал под рубаху точно змея. Если Морана захочет, он просто исчезнет, как будто его никогда и не было. А предки ответят за то, что он нарушил договор, и проклянут даже память о Люте.