Бестиарий спального района

Ивору и Квете сопровождать сына к Двери запрещено Законом. У Кветы и Ивора больше нет сына. У них появится новый сын, если Милена и Радомир будут удачливы сегодня. Ради жизни Народа Леса.

До сих пор Радомир и Милена были удачливы. За ними восемнадцать успешных обменов. И ни одного провала. Ивору и Квете есть на что надеяться. Ради жизни Народа Леса.

Коляска – недорогая. Народ Леса не знает колясок, не знает денег, не знает многого. Все это – из Города, с предыдущих вылазок. Что украли, то и наше, была бы удача. Милена и Радомир – удачливы, удачливы, удачливы.

Частокол в два человеческих роста высотой. Здесь Дверь в Город. Точнее, в Новокузино. В другие места Города – другие Двери. А зачем частокол – никто не знает. Давно он тут стоит.

Радомиру и Милене под силу пройти через Дверь: они родом из Города. Надо произнести правильные слова, а еще – правильно дышать и правильно чувствовать. Тогда пройдут, и малыша с собой проведут. А будут возвращаться – тоже: все как надо произнесут, и прочувствуют, и тоже пройдут. Потому что истинная для них Родина – Лес. И малыша проведут, только другого.

Двое суток у них на все про все: покуда луна полная, покуда звезды благоприятно располагаются. Не уложатся – застрянут в Городе до следующей возможности, аж на двенадцать недель застрянут. Но Радомир с Миленой лучшие, и они уложатся, им и дня достанет. Даже с избытком.

А вот Златославу через Дверь не пройти, никогда и ни за что, даром что Мудрейший. Он в Лесу родился, путь через Дверь ему заказан, о Городе что знает – только понаслышке.

Но – Мудрейший. И по Закону, должен напутственное слово сказать.

Он и говорит. Не слишком, впрочем, обычаев старинных придерживаясь.

– Милена, Радомир, – молвит Мудрейший, – все вы знаете и все понимаете. Задерживать вас не стану. Скажу коротко: верю в твое чутье, Отчаянная. Верю, что ребенок, которого ты изберешь, не принесет зла Народу Леса. И пусть этот мальчик, которого ты оставишь в Городе, будет там счастлив. Верю, о Хладнокровный, – Златослав почтительно кланяется Радомиру, – верю в тебя. Беспредельно верю, ты это заслужил, что еще сказать? Добавлю одно: не рискуйте зря. Все. Идите. Ради жизни Народа Леса.

Златослав поворачивается, чтобы уйти, но Радомир останавливает его:

– Погоди, Мудрейший. Мы, я и Милена, просим о милости.

– Говори, – настороженно отвечает старец.

– Посмотри на нас, – произносит Радомир и обнимает Милену за плечи здоровой правой рукой.

Мудрейший встревоженно вглядывается.

– Да, – говорит он, – я вижу. Вы не просто напарники. Вы – пара. Что ж, Закон не препятствует этому. Но мне кажется, что ты, Радомир, и ты, Милена… вы, кажется мне, желаете большего.

Милена неуместно хмыкает, а Радомир будничным тоном подтверждает:

– Мы желаем большего. Мы желаем стать мужем и женой. И просим согласия на то, чтобы это задание стало последним.

– Но, – Златослав растерян, – вы же лучшие в Страже… И потом – вы оба обменыши, а браки между обменышами… Вы же знаете, Народ Леса нуждается в свежей крови, отчасти ради этого мы и идем на обмены, мы рассчитывали на ваши браки с коренными…

– Ты понимаешь, Мудрейший, – неожиданно вступает в разговор Милена, и на ее лице даже сквозь смуглую кожу проступает румянец, – что мы ведь можем и задержаться в Городе? А то и совсем не вернуться? И это будет…

Радомир останавливает Милену, слегка сдавливая ей плечо, затем медленно поднимает левую руку – на ней цел только большой палец, остальные обрублены.

– Да, Радомир, да, Милена, – произносит Златослав после долгого молчания. – Народ Леса и его Мудрейшие согласны. Вы заслужили. Исполните, что до́лжно, возвращайтесь и будьте счастливы.

– Мы готовы обучить молодых всему, что умеем, – говорит Радомир. – Верно, солнце?

– Верно, любимый, – откликается Милена.

Старец снова кланяется, поворачивается и уходит.

4

Как всегда, первым через Дверь прошел Радомир. И сразу же принялся считать про себя: один… два… три…

Он знал – Милена тоже повела синхронный отсчет. До ста. Если что-то не так, Радомир вернется, и они повторят попытку чуть позже. А если все в порядке, то через «сто» Милена присоединится к напарнику на этой стороне.

Радомир огляделся. Пустынно.

Еще недавно эта Дверь вела из Леса в лес. Загаженный, полумертвый, но все же – лес. Новокузинское кладбище потеснило его, и теперь Дверь выводила к свежим могилам, около которых с утра до вечера копошились жители Города. Поэтому пользоваться Дверью стали в такие часы, когда, вероятнее всего, кладбище пустовало, – ночью, ранним утром.

Радомир досчитал до ста. Милена с коляской возникла, словно ниоткуда, на засыпанной мелким гравием дорожке.

Они неторопливо двинулись в сторону Города.

– Что это тебя понесло, солнце? – спросил Радомир. – Ты и вправду готова остаться здесь?

– Знаешь, – задумчиво проговорила Милена, – я не представляю своей жизни вне Леса. Но… – Она сделала паузу, Радомир мысленно улыбнулся, а Милена неохотно заключила: – Еще меньше представляю жизнь без тебя.

Радомир коснулся ее руки, Милена ответила быстрым и сильным пожатием, снова ухватилась за поручень коляски и резко сказала:

– И все! Работаем!

Радомир усмехнулся. Он чувствовал себя почти счастливым. Еще отыскать бы того… обменыша… сбросить тяжесть с души, и – можно жить…

Ну, конечно, и младенца обменять. Он взглянул на Милену:

– Все-таки упряма ты. Клянусь, ты в этом своем цветастом… нет, что ты, хороша, конечно, да не сердись же, хороша, правда! Но пожалуй, слишком хороша. Глаз не отвести. А нам как раз важно в глаза не бросаться. Вот я, смотри – джинсы, футболка, кроссовки. Как все тут.

– Ты ничего в этом не понимаешь, – надменно сказала Милена. – Мой саронг – писк моды. В нынешнем сезоне именно такое и носят.

– Но… – попытался было возразить Радомир.

– И хватит об этом, – отрезала Милена. – Зануда. Мой наряд – моя забота. А уж сделаю я все как надо. Ты знай прикрывай.

– Я-то прикрою, – пробормотал Радомир. – Ты только хотя бы веди себя поскромнее как-нибудь…

Милена вздернула подбородок и не удостоила партнера ответом.

Миновав обширное кладбище, они вступили в Город. Навстречу стали попадаться люди, по дорогам сновали пока еще редкие самодвижущиеся повозки – автомобили и автобусы.

Начинало припекать. Путята захныкал, Милена остановилась, извлекла из кармашка коляски увенчанную соской бутылочку с молоком, сцеженным Кветой перед расставанием с сыном. Последнее материнское молоко для этого ребенка…

Младенец зачмокал.

– Может, он мокрый? – спросил Радомир.

– До места дойдем – перепеленаю, – ответила Милена. – Ну, начали.

Теперь они, осторожности ради, разделились. Милена шла с коляской как бы сама по себе, Радомир, стараясь не слишком сильно хромать, держался шагах в сорока позади.

Приблизились к огромному дому, полукруглому, красно-белому. Двое черноволосых, раскосоглазых парней в оранжевых жилетах чистили тротуар: один катил железную тачку, другой бросал в нее мусор – бумажки, пакеты, пустые бутылки и банки, окурки. Все-таки нечистоплотны горожане, подумал Радомир. А эти двое молодцы. И кстати, смуглые, как Милена, и одеты почти так же ярко. Ишь, тот, что с тачкой, даже напевает: «Где эта улица, где этот дом…»

Пересекли двор дома-громадины, вышли к залитой солнцем детской площадке. Милена уселась на скамеечку, принялась покачивать коляску. Радомир прошел мимо, устроился на лавочке у подъезда, вытащил сигареты – желтую пачку с изображением диковинного горбатого зверя, закурил.

Дым, как обычно, мягко и сладко ударил в голову. Радомир, однако, не позволил себе излишне расслабиться: он хорошо видел Милену и полностью контролировал ситуацию. Впрочем, ситуацией все это называть пока не приходилось – ничего особенного. Вообще ничего. Рутина.

Он привычно погрузился в размышления – о Лесе, о Народе Леса, о себе.