Вор (ЛП)

взялся? Предполагалось, что школа будет пустой.

— Кей, что ты здесь…

Он прижал палец к моим губам, улыбаясь, словно Мона Лиза. Его черные глаза

сверкнули в темноте. Он отстранился, убирая руку. Что-то прохладное и металлическое

скользнуло под мою рубашку, и я вскрикнула.

— Джул? — позвала меня Камилла.

— Я здесь, — сказала я в ответ, мой голос прозвучал на октаву выше, чем обычно.

Она вышла из-за угла, с отразившимся на ее лице недоумением.

— Мои уши снова не работают, — сказала она озабоченно. — С тех пор, как я

вошла сюда. Это здание неправильное.

Я обернулась, уверенная, что Кей не промолчит, но его не было. Начала озираться,

но его и след простыл.

— Что ты ищешь? — спросила Камилла, подходя ко мне.

— Тут был Кей, он просто…

Она моментально встала в стойку.

— Что? Где?

Я провела рукой по рубашке. Металлическая вещь зацепилась за мой бюстгальтер.

Я вытащила ее, обнаружив, что это ключ. В4 — написано на нем.

Камилла с любопытством посматривала на меня.

— Джул…

— Он бросил его через мой воротник и исчез. Что ты хочешь от меня услышать?

Она покачала головой.

— Не он. Пожалуйста, не он.

— О Боже, нет, — воскликнула я, догадываясь, что она неправильно поняла. — Я

имею в виду… я думала…но это было…

Она со вздохом забрала у меня ключ, рассматривая его.

— Так что же это?

— Ключ от одного из класса в подвале, наверное? — сказала я, радуясь смене

темы.

— В4, — она указала на аудиторию рядом с лабораторией мисс Миллер. — Пустая,

я думаю.

— Я ни разу не видела, чтобы кто-то входил туда, — заметила я.

Она вставила ключ в замок и повернула его, дверь распахнулась.

Здесь находилось несколько столов со старыми приборами и кусками пергамента на

них. Еще больше их было прикреплено к стене, создавалось ощущение парящих

призраков. Но, несмотря на тщательность, с которой прикреплен каждый кусочек, они все

были чистыми.

На столе в центре комнаты рядами стояли разноцветные колбы, мензурки и

флаконы. Листы с наскоро записанными на них набросками и заметками были

разбросаны здесь же. Я рассматривала их, тогда как Камилла зациклилась на пустых

листах.

— Это формулы, — сказала я, внимательно рассматривая колбы. — Они

напоминают мне наш эксперимент.

— Невидимые чернила? — спросила она.

— Кто-то хочет знать, что на этой бумаге, — заметила я.

— Унимо.

— И, предполагаю, мисс Миллер, — изгибающийся почерк, которым написаны

наброски, был мне знаком. — Тут так много страниц. Откуда они взялись?

Камилла, пожав плечами, поднесла бумагу к носу. Она покачала головой.

— Мои нос и уши все еще не работают, как следует. Как и всегда здесь. Ненавижу

эту школу.

Я близко подошла к стене, присматриваясь к прикрепленным на ней кускам

пергамента. Пожелтевшие, с потертыми уголками. Безошибочное ощущение того, что на

них что-то спрятано, переполняло меня. Также как и с дневником моей матери.

Воспоминание о дождливом дне всплыло в моей памяти. Моя рука на стволе

дерева, и острое желание обрести дом.

Едва осознавая, что делаю, я положила руку на пергамент напротив.

Покажи мне.

Линии разбежались от моего прикосновения. Я отскочила, но они продолжали

двигаться от одного кусочка к другому, острые, закрученные. Медленно изображение

складывалось в единое целое — портрет, выполненный весь черными мазками, за

исключением глаз. Они были ярко зеленого — изумрудного — цвета. Это был мужчина с

длинными черными волосами и красивым лицом, искаженным злобной улыбкой.

— Uwaa, — пробормотала Камилла. — Nanda, что ты сделала?

— Видимо, всё, что нужно — это попросить, — ответила я, сжимая руки, чтобы

унять охватившую меня дрожь. — Покажи мне, — сказала я, и вновь линии разбежались

по бумаге.

Воодушевленная Камилла прижала руку к следующему куску пергамента.

— Покажи мне!

Ничего не произошло.

— Ты должна сконцентрироваться.

— Так и есть, — она посмотрела на меня с любопытством. — Может, это только

ты?

Я оглянулась на второй пергамент, на котором темные чернила проявились в виде

замка с извилистыми башенками и развевающимися стягами.

Только я.

Камилла смотрела на меня с недоверием.

— Ты чудовище, — сказала она.

Я уставилась на нее широко раскрытыми глазами, но ее лицо озарила широкая

улыбка, а зелено-золотистые глаза сверкали.

— Я тоже, — она сказала это так, будто это не было проклятием. Будто мы

особенные. Я особенная?

— Что ты можешь делать? — спросила я.

— Улучшенный слух и обаяние, обычно. И я ломаю вещи, — она рассмеялась. —

Как и ты.

— Я ничего не ломаю, — запротестовала я.

Камилла указала на портрет.

— Ты нарушила его. Заклинание.

Я с удивлением взглянула на нее. Это то, что я сделала? Нарушила заклинание?

Я положила руку на бумаги, находящиеся на столе, пытаясь определить,

почувствую ли я то, что на них что-то скрыто. Я ощущала слабое сопротивление в моей

голове, будто мелкая сетка была по всей длине пергамента. Я представила, как снимаю ее,

на этот раз медленно. Покажи мне.

Послание проявилось словно мираж, все еще скрытое за туманной дымкой. Когда я

дотронулась пальцами до пергамента, туман рассеялся. Линии растеклись от моего

прикосновения, превращаясь в водопад.

Я отступила назад, тяжело дыша.

— Ты права, — ахнула я.

— Потрясающе, — протянула Камилла, восхищенно осматривая листы.

Покажи мне. Покажи мне. Покажи мне. Я прикоснулась к каждому куску

пергамента, наблюдая, как они оживают под моим прикосновением. Прежде чем я

осознала это, я проявила все изображения в комнате. Я оглянулась на дело своих рук.

На большей части картин изображены пейзажи и здания, на вид достаточно

древние. Леса, реки, дома с соломенными крышами, замки. На некоторых изображены

коробка с ювелирными изделиями, корона, зеркало, похожее на то, что расположено в

саду, но с другим орнаментом. Серебряная лиса, смотрящая умными глазами. Но

портреты наиболее занимательны.

Камилла как раз замерла возле одного из них. Я подошла к ней и поняла, почему

она застыла — лицо, нарисованное на пергаменте, определенно, принадлежало Габриэлю.

Но его выражение неправильное — серьезное, предчувствующее что-то плохое, оно чем-

то мимолетно напоминало Риса в одном из его настроений, но сморщенные шрамы,

выглядывающие из-под воротника, говорили о том, что это опекун Камиллы. В нижней

части пергамента нарисован синий символ, напоминающий повернутую на бок восьмерку

и имя — Гокай Кацуро.

— Как думаешь, это его настоящее имя? — мягко спросила я.

Она промолчала.

— Что это? — спросила Камилла, указывая на символ.

— Думаю, знак бесконечности, — ответила я и, взглянув на ее выражение лица,

добавила, — ну знаешь, то, что длится вечно.

— Я видела это, — сказала она, направившись к другой стене. — Вот, — она

указала на другой портрет. — И там.

Я снова посмотрела на зеленоглазого человека с усмешкой на лице. Надпись

гласила: Хемлок и ничего больше, кроме символа бесконечности такого же цвета, как и

глаза незнакомца.

Я подошла к Камилле, посмотрев на следующий портрет. Это была женщина, пусть

и не самая красивая, но от нее исходил магнетизм, притягивающий внимание к

выражению лица — смесь очаровательности и самоуверенности. Мередит Эндер и

кроваво-красный знак бесконечности.

Камилла что-то пробормотала себе под нос.

— Что?

— Трое бессмертных, — ответила она, смотря на женщину с отвращением. —

Когда-то они были выбраны богами. Пешки в войне. Ставки на победителя, — она

покачала головой. — История, которую Габриэль рассказывал мне.