Служащие Ваитюру(СИ)

-- Я все прекрасно помню, Фанндис, -- рассмеялся он, догадавшись, о чем речь. -- Я не пишу диссертацию. Это монография, которой я занимаюсь по своей воле. И она не совсем по моей теме, хотя я с интересом провожу параллели.

-- Что ж, это хорошее дело, -- она похлопала Гриммюрграса по плечу с улыбкой, обещающей поддержку, а потом вмиг посерьезнела. -- И все равно не забывай моих слов. Ты не обязан им ничего доказывать. Это должен знать ты, это должны понимать они. Забудешь об этом -- не удивляйся, почувствовав их у себя на шее. В нашем мире нет опаснее хищника, нежели ученый. Найдя слабое место, они никогда о нем не забудут.

***

-- Почему все-таки монография, а не, допустим, книга? -- поинтересовался Фаннар.

-- Сиди прямо и не елозь, -- зашипела на него Фанндис, вызвав у брата саркастическое фырканье. Но все-таки он отвернулся от Гриммюрграса и сел прямо.

Электромобили были небольшими и обычно имели два передних сидения, а сразу за ними багажник. Если не нужно было перевозить что-либо, люди предпочитали передвигаться на велосипедах, и город к этому располагал, предоставляя множество парковочных мест для велосипедов, в отличие от мест для электромобилей, которые практически отсутствовали.

Фаннар и Фанндис еще до знакомства с Гриммюрграсом стали счастливыми обладателями эксклюзивного электромобиля с передним и задним рядами сидений, поучаствовав в каком-то эксперименте, подробности которого Гриммюрграс не знал. Ему хватало представления, что их электромобиль самый большой и поэтому не слишком удобный для Норзура и что водить умеет только Фанндис. Фаннар считал себя выше этого, но при этом всегда ездил с сестрой на электромобиле, хотя и имел велосипед. Заднее сидение у этой колымаги, впрочем, убиралось, так что Фаннар и Фанндис могли перевозить больше вещей, нежели среднестатистический житель города, что было крайне важно для ученых, любящих проводить эксперименты вне лаборатории, но привязанных к тяжелой технике. А вот ездить втроем в этом электромобиле оказалось тем еще удовольствием: сидения стояли так близко, что казалось, будто все участники поездки сидят друг на друге. Так что возмущения Фанндис были более чем обоснованными.

-- Потому что тема моего исследования не располагает к художественному формату, -- отозвался Гриммюрграс, разбираясь в листах бумаги, которые так и норовили соскользнуть с колен на пол.

-- Не располагает? -- рассмеялся в ответ Фаннар. -- Ты слишком много общаешься с занудами на кафедре. Любую научную вещь можно преподнести в виде художественного произведения и любую книгу можно подать как научный трактат. И уж кому из нас об этом стоит знать, как не человеку, живущему на стыке научного сообщества и сообщества искусств?

Гриммюрграс не ответил. Фаннар был прав -- возможность или невозможность многих вещей определяет сам человек. Увы, общение с Фаннаром и Фанндис, легко раздвигающими рамки дозволенного, повлияло на Гриммюрграса не достаточно сильно, и сам он пока не спешил рисковать. А может, следовало начать? Этому миру, несомненно, нужны были исключения из правил, и только такой мир мог это четко понимать и принимать. Наука -- это подвергнутые сомнению взгляды и раздвинутые рамки. Искусство -- это хаос, действующий по своим внутренним законам. Эксперимент -- причина развития того и другого.

Он посмотрел в окно -- электромобиль подъезжал к трущобам, третьей вершине треугольника под названием общество Норзура. Хаос, боготворящий сам себя, но при этом все равно стремящийся к упорядоченности. В трущобах были свои законы, чуждые основной части города, подчиняющиеся своей логике. Естество. Однако наука и искусство успешно заменяли большинству то, что некоторые из них находили только в естестве. И хотя строение общества было не раз описано во множестве социологических работ и рассмотрено со всех сторон, наблюдать за ним как за некой моделью, внутри которой оказался, являлось чем-то неподдающимся описанию. Поэтому Гриммюрграс улыбался своему отражению. Так чувствовал себя не только он, но и Фаннар, и Фанндис, и множество других жителей Норзура, особенно интересующихся социологией, и именно поэтому треугольник не разрушался. Когда есть эксперимент и те, чей мозг не может ничего не изучать, система будет работать как часы. Не так ли? Гриммюрграсу не хотелось, чтобы эта система разрушилась, хотя он и знал: развитие -- это отказ от старого, иногда постепенный, а временами и радикальный.

-- Завораживающее зрелище?

Отвлекшись на размышления, Гриммюрграс не сразу понял, кто именно из близнецов к нему обратился. Рассеянно кивнув, он посмотрел на одинаковые затылки, но промолчал.

-- Трущобы -- это словно другой мир, -- заявил Фаннар, чуть повернув голову к Гриммюрграсу, -- даже для тех, кто бывает тут часто и кто написал не одну работу о здешнем обществе. Вот. Даже я сейчас случайно отделил нас от них, сказав, что у них отдельное общество. Но оно завораживает, согласен?

-- Да? Ага...

-- Я спросил, о чем твоя монография два раза, и ты оба вопроса проигнорировал. Я бы мог предположить, что ты полностью погрузился в свой труд, но ты изучал творящееся за окном. Или он касается трущоб?

-- Кто "он"?

-- Труд.

-- А... -- Гриммюрграс растерянно посмотрел на листы бумаги, лежащие на коленях, и, наконец, осознал, а не просто услышал, о чем говорит друг. Неверно дернул рукой. -- Проклятье! -- листки рассыпались по полу, и Гриммюрграсу пришлось собирать их, изгибаясь, насколько соглашалось тело.

-- Возьми портфель, что у тебя в ногах.

Это сказала Фанндис, поскольку у нее в ногах точно ничего стоять не могло. Гриммюрграс продолжал собирать черновики.

-- Он не пустой.

-- Положи это в бардачок, а портфель отдай ему. Не хочу весь вечер собирать разлетевшуюся кипу бумаг.

-- Спасибо, -- поблагодарил собравший наконец все страницы Гриммюрграс и забрал портфель у Фаннара. Выходя из дома, он захватил будущую монографию и ручку, но совершенно не подумал ни о папке, ни о каком-то другом способе крепежа или хранения разрозненных листов.

-- Так ты собираешься писать о трущобах, Грас?

Он внимательно посмотрел на затылок Фанндис. Если та, ведя электромобиль, ввязалась в беседу, не связанную тем или иным образом с дорогой, значит, действительно заинтересовалась. Проявлять любопытство к научным и творческим изысканиям друг друга в Норзуре было делом обычным, но чаще всего оно не отличалось глубиной и в большинстве случае являлось разведкой планов конкурента, чтобы успеть обойти его и оставить ни с чем. Ученые и правда самые опасные из хищных животных. Однако загадочная деятельность Гриммюрграса явно интересовала близнецов с другой целью -- они не были конкурентами и не могли перейти друг другу дорогу.

-- Мне интересен феномен имен, -- признался Гриммюрграс, сложив бумаги в портфель и закрыв его. -- Все имена жителей Норзура говорящие. Если у них нет какого-то значения в современном языке, то оно точно было в предшествующей форме. Но какой в этом смысл для носителя имени?

Близнецы молчали -- ждали продолжения объяснений.

-- Возьмем ваши имена. Общая их часть переводится как "снег". Но что такое снег? Кто-нибудь из вас помнит? Возможно, никто в Норзуре не видел снег с тех пор, как поставили купол.

-- Видели. За куполом, -- сообщил Фаннар. -- Для этого не обязательно покидать город.

-- Но вы трогали его? Знаете, какой он на ощупь, на запах, на вкус?

Молчание. Гриммюрграс покачал головой. Похоже, он зацепил друзей своим замечанием, так что начал подыскивать объяснение, почему он считает, что "снег" стал для жителей Норзура просто словом. О его свойствах знают -- они перечислены в специально написанном труде о снеге. Но когда жили авторы этой книги? И кто из нынешних жителей помнит, зачем нужно это устаревшее слово, обозначающее явление, никак не затрагивающее их жизни?

-- Когда мы появились, была сильная метель, -- внезапно сообщила Фанндис. -- Да, мы не трогали снег и знаем, что он холодный, только потому, что так написано в книге, но это не значит, что слово потеряло для нас смысл. Возможно, это имя не отражает наш характер и не несет какое-то особое значение, но я горжусь, что являюсь сестрой снега, а мой брат -- снежный воин.