Служащие Ваитюру(СИ)

Он продолжал смотреть на предложение, наконец, встряхнул руку, сжимающую ручку, и зачеркнул строчку целиком. Взял чистый лист, переложил ручку в правую руку и принялся рисовать символы и записывать первые пришедшие в голову слова, таким образом пытаясь придумать то самое идеальное начало. Обычно способ отвлечения срабатывал. Гриммюрграс с легкостью использовал обе руки, как и его друзья-соседи, чем изрядно раздражал некоторых из своих коллег. А также вызывал улыбки и смешки в кулак у студентов, впервые видевших, как он на лекции перекладывает мел из одной руки в другую и продолжает писать без особых усилий. Понять странную реакцию окружающих Гриммюрграс смог только после того, как Тандри -- один из самых активных студентов -- протянул ему, широко улыбаясь и играя бровями, брошюрку "Иначе ориентированные и неразборчивые в предпочтениях. Нам не стыдно -- мы потрясающие". Авторство "доктор Фаннар" не вызвало удивления. Брошюрка же оказалась занимательной, так что Фаннару пришлось отвечать, почему сам не познакомил друга со своим творчеством. В ней речь шла о левшах и амбидекстерах, но со столь прозрачными намеками, что заявление "я левша" перестало быть невинным, а использование обеих рук превратилось в многообещающее признание. Впрочем, неразборчивость в выборе ведущей руки докторов и профессоров раздражала по другой причине. Оказалось, что левши всегда тайно гордились своей исключительностью и гениальностью, так что они не могли спокойно признать тех, кто искусственным путем добрался до их высот. Правшей же брошюра раздражала потому, что Фаннар публично принизил их, гордясь своим умением использовать обе руки. Еще одна причина для ненависти, еще одна великолепная победа Фаннара.

-- И о чем же правомерном ты пишешь? -- поинтересовалась Фанндис, взяв со стоявшего рядом с турникетом столика кувшин, наполнила стакан и выпила залпом.

Гриммюрграс ответить не успел: в гостиную, умудряющуюся быть и рабочим кабинетом для всех троих, и тренировочным залом, и небольшой библиотекой, но никак не местом для отдыха, вошел Фаннар. Выражение лица выдавало, какую тяжелую умственную работу ведет его обладатель.

-- По-моему, мы давно не выбирались в какие-нибудь интересные места, -- все-таки произнес Фаннар, прервав воцарившееся молчание.

-- А у нас этих интересных мест так много? -- язвительно уточнила Фанндис, поставив стакан обратно на стол и скрестив руки на груди. Казалось, она догадывалась, о чем думает ее брат-близнец, и ход его мыслей ей не нравился. Спорили они часто, так что Гриммюрграс успел выучить этот прищур, сжатые в легкой усмешке губы и, главное, скрещенные на груди руки.

-- Можно сходить в трущобы и поужинать едой, приготовленной на огне. Гриммюрграс, тебе такой вечер придется по вкусу.

-- Надеюсь, твое желание разнообразить наши вечера не связано со звонком Оуск. О, я не против заглянуть в какую-нибудь забегаловку в трущобах, да и Грас, думаю, разделит твой энтузиазм, но, наверное, не сегодня вечером, когда к нам собиралась пожаловать дорогая кузина.

-- Я с этой "дорогой" кузиной разговаривал все утро! -- взорвался Фаннар и запустил телефон, который все это время сжимал в руке, через комнату. Аппарат врезался в непробиваемое окно, отскочил и чуть не ударил Гриммюрграса, но тот успел отклониться. -- И продолжение этого разговора я не выдержу! У нее возникла странная необходимость рассказать о своей новой любви во всех подробностях. О своей любви! Ты только вслушайся!

-- А она не могла влюбиться? -- поинтересовался Гриммюрграс и тут же пожалел, что не сдержал любопытства: взглядом, обращенным к нему, Фаннар обычно пытался убить коллег-недотеп, и стоило признать, был не так далек от цели.

-- Влюбиться?! Это слово могут употреблять лишь жители трущоб, которые используют слова, не зная их смысла и даже не задумываясь, что нормальные люди под тем или иным термином понимают нечто определенное, а потому бросаются ими направо и налево. И да, я счастлив, что не знаю, кем являются мои родители и родители Оуск, потому что подозреваю, что она как раз так называемое дитя любви из трущоб, не иначе.

Гриммюрграс бросил быстрый взгляд на Фанндис в поисках поддержки, но та лишь закатила глаза и дважды пожала плечами. "Теперь слушай, пока не успокоится", -- понял он и покорно посмотрел на возмущенного Фаннара. Тот продолжал монолог:

-- И мне было бы все равно, как эта женщина называла бы свое увлечение очередным мужчиной, даже будь она при этом моей кузиной, свободной сестрой или родной сестрой-близнецом...

-- Эй! -- возмутилась Фанндис, но ее окрик был проигнорирован.

-- ...если бы только она не впутывала меня в эту бессмыслицу непонятно с какой целью! Зачем мне слушать, что она кого-то любит таким, какой он есть? А когда я резонно замечаю, что в таком случае она любит и его язву, она возмущается и говорит, что я невозможен. Но это ее так называемая любовь невозможна, потому что она совершенно точно не питает положительных чувств к язве кишечника того мужчины, а заодно к еще ряду заболеваний, о которых может даже не знать. Как можно любить то, что не знаешь? Или как можно любить человека, не зная его полностью?

-- А разве можно полностью узнать человека? -- снова спросил Гриммюрграс и услышал тихое шипение Фанндис. Фаннар, впрочем, отреагировал неожиданно: широко улыбнулся, а его глаза так и засияли, словно он нашел единомышленника, хотя давно не верил, что такое возможно.

-- О том и речь! Мы не можем узнать кого-то полностью, чтобы полюбить его. Этим термином подменяются другие, более конкретные, что и вносит смуту в сознание многих жителей Норзура. И не только Норзура, разумеется, но судить я могу лишь о наших согражданах.

-- И ты все утро пытался объяснить ей эту истину?

-- Да. И не в первый раз.

-- Но она все равно хочет прийти к вам на ужин?

-- Поправочка! -- поспешила вставить Фанндис. -- Не к "вам", а к "нему". Дело в том, что Оуск давно уяснила, кому из близнецов можно плакаться в жилетку, а кого лучше не трогать. И да, Фаннар, умываясь, я обнаружила на полочке возле зеркала чьи-то орешки. Теперь знаю, чьи. Может, ты заберешь их и вспомнишь, что значит быть мужиком?

Фаннар лишь поморщился, будто это было ниже его достоинства, и Гриммюрграсу пришлось прикрыть начинающие расплываться в улыбке губы кулаком, а затем сделать вид, будто он вспомнил о своей работе. Кто мог подумать, что Фаннар, острый на язык со столпами общества -- уважаемыми учеными Норзура в летах, авторами множества научных работ, значение которых успели оценить современники, -- не способен дать отпор одной-единственной женщине, причем не Фанндис. Это не укладывалось в голове, и даже бессознательно рисуемые символы не помогли свыкнуться с новым открытием.

-- Мы пойдем ужинать в трущобы, но только если ты перед этим позвонишь Оуск и скажешь ей, что не собираешься слушать о ее влюбленности и хочешь вместо этого заняться своими делами.

Гриммюрграс снова бросил короткий взгляд на Фанндис, на какой-то миг перепутав, кто из этой парочки является братом, а кто сестрой. Может, грубая метафора Фанндис была не так далеко от истины, и она решила, что добру не стоит пропадать, так что надела причиндалы братца?

Фаннар в ответ пробурчал что-то, развернулся и вышел. Не успела за ним закрыться дверь, как он снова оказался в гостиной, быстро пересек ее, подобрал телефон и так же быстро покинул комнату. Гриммюрграс покачал головой.

-- Тебе не кажется, что с такой постановкой вопроса Фаннар все равно остается под каблуком, только не кузины, а твоим?

-- Я не в счет, -- пожала плечами Фанндис и подошла к столу, на котором в беспорядке лежали черновики Гриммюрграса. -- Кстати, надеюсь, что в ближайшие дни не найду рядом с бубенцами своего брата еще и твои.

Гриммюрграс непонимающе посмотрел на подругу, а та кивнула на листы:

-- Надеюсь, ты помнишь, что не должен им ничего доказывать? Твои лекции и семинары лучше всего объясняют, что ты не зря носишь здесь звание "профессор".