Темное солнце (СИ)

Лаитан почему-то ждала, что он зачавкает, начнёт грести пищу руками и будет отирать руки о штаны. Тряпица в ладонях властелина ввела её в некоторый ступор, явно пошатнув сложившееся об этом человеке мнение.

- А я говорю, она должна была где-то начаться, - подал наконец голос дварф, снова упрямо сворачивая на предыдущую тему и настаивая на своем мнении. - Не может быть что-то без конца и без начала, на это способна только мать-скала.

Упрямство этой расы давно вошло в легенды мира, потому спорить с Гурруном никто не решался. Зато его неожиданно поддержал варвар:

- Может, ты и прав, - задумчиво потёр он подбородок, - все беды откуда-то берутся в начале. Пусть даже и этот кто-то может казаться изначально ни при чём, - он выразительно посмотрел на жующего властелина. Киоми поджала губы, проследив взгляд Ветриса. Дварф тоже призадумался, и смотрящих на Морстена стало на одного больше. Остальные жрицы и долинцы, постепенно присоединившиеся к молчаливому обвинению, уставились на него все вместе.

- Не думаю, что он бы был причастен к такому, - поразмыслив, высказалась Лаитан. - Зачем тогда было бы помогать? Идти с нами? Рисковать?

- Это чем же он интересно таким рисковал? - проворчала её служанка, пытаясь испепелить взглядом Морстена. Впрочем, с тем же успехом она могла бы попытаться расплавить ледник дыханием.

- Он был ранен, - кивнула Лаитан, от чего тонкие браслеты на её запястьях мелодично звякнули.

- Не смертельно, - фыркнула Киоми. - Да и неужели ты, мать матерей, Мастер Мастеров, Медноликая Лаитан, действительно думаешь, что властелина самого Замка можно убить ядом или стрелой?

Лаитан не ответила. Она видела Морстена на поле боя, видела его после, видела шамана и все это не вязалось с тем, что он пытался смотреться совершенно неубиваемым.

- Чума поражает даже Мастеров, Киоми, - напомнила ей в ответ Лаитан, - хотя они устойчивы ко всем известным хворям. Даже к наведённым.

- Вотименно! - подпрыгнула Киоми на месте, от чего ее тугие черные косы хлестнули по плечам сидящего рядом Ветриса. - А его слуги, как и он, пока не несли потерь!

Настал черед замолчать уже Лаитан.

- Я ничего не хочу сказать про властелина севера, - снова подал голос Ветрис, - но зло, хворь и боль - это традиционные орудия Тьмы, к которой принадлежит хозяин Замка.

Морстен доел ужин, вытер руки и поднял глаза на красовавшегося своим чеканным профилем Коэна.

"В яму бы тебя, где тхади тренируются, пузырь надутый, - подумал властелин тьмы. - И почему всегда все начинается с обвинений меня во всех грехах?"

- Насчет зла не скажу, близкого знакомства не сводил, - медленно проговорил он, изучая лицо Ветриса, словно диковинную статую. - Но хвори и болезни обычно начинаются с невымытых рук и сточных вод из выгребных ям, сбрасываемых в источники, - Морстен поднял руку, предупреждая возражения, готовые сорваться с губ титулованных спорщиков. - Да, эта чума отличается от подобных болезней, хотя бы потому, что она за десять лиг воняет тем, кого называют Властелином Смерти и Жизни. И да, эта хворь не сразу стала такой.

- Надо же, как много тебе о ней известно, - отозвался варвар, и его люди одобрительно загудели в поддержку вождя. - Поразительная осведомлённость, - добавил он с явным намёком на обвинения, но свои ладони украдкой отёр о штаны.

- У него было много времени подготовиться, - протянула Киоми, - он же ждал нас в лесу. Откуда он узнал, что мы пойдем там и в то время? - она выразительно посмотрела на Морстена. Тот хотел что-то ответить, но слово взяла Лаитан:

- Я достаточно живу под светом солнца, чтобы точно знать одно: ссоры и беспочвенные обвинения не приводят ник чему хорошему. А властелину достаточно было наблюдательности и собственных мозгов, благодаря которым мы сыты и не идем пешком, чтобы поразмыслить над проблемой нового мора. Да и узнать, кто и куда направляется, это еще не значит устроить моровое поветрие или наслать всеобъемлющую чуму.

- Ты защищаешь Тьму, мать матерей? - вскинул брови Ветрис. - Властелина Замка? Неслыханно!

- Я лишь сказала, что у тебя нет причин винить кого-то, кроме Посмертника, в происходящем, - твёрдо ответила она. Их взгляды встретились, и никто не отводил глаз первым.

- Может, у тебя есть причины защищать его? - спокойным, вкрадчивым голосом спросил варвар. - О которых мы не знаем. Самое время поделиться ими, Медноликая. Дальше путь будет опасней прочих лиг, и мне не хотелось бы оставлять недосказанность, как и врага за спиной, - он не удержался от быстрого взгляда на властелина Замка.

- У меня столько же причин защищать северянина, сколько у тебя. И все, что мне известно о чуме, известно и тебе, досточтимый муж Долины, - поднялась на ноги Лаитан. Киоми поднялась следом, но Медноликая резким жестом приказала ей остаться на месте. Лаитан вышла из хижины и побрела по мосткам прочь, желая оказаться подальше от этого места. Её преследовали странные мысли. Она всегда знала своих врагов, врагов Империи. Её учили этому с детства, её учила этому сама жизнь. Она видела лицо смерти, видела моровые поветрия и набеги окраинных племён. Но сейчас, оказавшись в окружении тех, кто должен был внушать ей спокойствие, она больше верила Морстену - врагу изначальному, открытому и по-своему честному. И еще она с пугающей отчетливостью понимала: она никогда не видела реальности такой, какой она представала вдали от ее дворца. А ложное чувство понимания и всеобъемлющего знания жизни рушилось под натиском обстоятельств, ломаясь, как скорлупа в кулаке.

Властелин Замка не скрывал помыслов, не пытался отмолчаться или переложить ответственность на других, тратя время на глупые споры или игры в союзничество. Ему было не нужно объединяться с Империей, он ненавидел ее, как и Медноликую. Он не спасал свой народ от вымирания, не переступал через свою гордость, а просто ждал именно того, что продемонстрировал варвар - недоверия и попыток переложить вину на более близкого и традиционно подходящего врага.

Лаитан мысленно испытала уважение к противнику с севера. Ноги вынесли её к огороженному месту, где когда-то находился небольшой загон для каких-то мелких животных. Теперь там оставались пустые клети, разбросанная солома и жухлые листья. Лаитан почесала руки, и с них в ночь соскользнули последние чешуйки её силы. Теперь шкура оставалась только на груди и животе. Маловато для продолжения пути к Соленморью.

Морстен проводил взглядом вышедшую в ночь Лаитан. "Вот возможность поговорить с ней наедине, - решил он. - Сейчас. Только отвлеку остальных".

- Если начистоту, то я бы сейчас выпил, - проговорил под нос Гуррун. Заглядывая в свою фляжку, дварф выглядел сконфуженным. Пристрастие подгорного племени к горячительным была воспета даже в сказках, но они были уже почти забыты, когда низкорослые воины прекратили всяческие сношения с наземными жителями.

Морстен встал, и, покопавшись в одном из тюков, затянутых наверх варварами, достал грубую каменную бутыль, залитую воском. Воск тоже был чёрен, как ночь, но никаких отметок или знаков на себе не имел. Жидкость, налитая в эту примитивную ёмкость, булькнула, и чуткое ухо дварфа дёрнулось.

- Держи, - Гравейн бросил бутыль Гурруну, который поймал ее, крякнув от неожиданной тяжести. - Не отравлено. Вообще, это для обработки ран, чтобы не гноились, но можно употреблять и внутрь. Только разбавь...

- Вот еще, - расплылся в улыбке дварф, уже откупоривший пробку и утиравший слезу, сбежавшую по широкому морщинистому лицу, обрамлённому бородой. - Зачем крепкое портить?

- Пить с врагом? - возмутился Ветрис, взявшись за рукоять меча. - Дварф, ты предаёшь союз...

- С каких это пор я стал твоим врагом? - приподнял брови дварф. - Тебе так и вообще пить никто не предлагал, тем более, с бывшим хозяином бутылки. Не хочешь - не пей, - парировал Гуррун, наливая тягучую зеленоватую жидкость в небольшой металлический стакан. - А союз я заключал с Матерью. Хороша, зараза... - выдохнул он, отхлебнув.