Свет во мраке

Я добыча…

Это если сравнивать наши с Истогвием силы.

Он охотник, а я выслеживаемый им… кто? Какой я зверь в понимании Истогвия? Я для него не больше чем юркий бельчонок прыгающий с ветки на ветку? Или же крупный рогатый олень могущий представлять некую опасность? А может быть, Истогвий видит во мне крупного волка? Или даже грозного медведя?

Эти странные мысли обрадовали меня. Обрадовали по-настоящему.

Уныние медленно проходило, ко мне возвращалась трезвость рассудка.

И виной моего беспомощного состояния было отнюдь не только поражение. Не оно лишило меня воли и заставило испуганно застыть в предсмертной обреченности. Нет. Виной за мое бездействие на моем состоянии.

Я слеп. Мало что ощущаю. Почти ничего не слышу. Такое впечатление, что мне сначала выкололи глаза, а затем обложили мое тело подушками и запеленали в несколько ковров. И через этот толстый слой до меня с трудом доносятся отголоски звуков, лишь их малая часть. Равно как и ощущения.

И поэтому я позволил сознанию расслабиться, дал себе передышку, разрешил части моего разума удариться в язвительность, пусть насмешничает, пусть сравнивает меня с щуренком, а Истогвия с могучей старой щукой. Помимо того, что это правда, это же дает мне прийти в себя.

Утвердившись грудью на ставшей немыслимо прочной ветви, я расслабился, опустил свободно руки и ноги, повис как тряпка. Мои конечности покачивались в течении, в мою спину ударялся разный мусор, что-то скользило по ногам. Но я не шевелился, не отрывая застывшего взгляда от кружащейся перед глазами тьмы с пляшущими в ней серебряными звездочками жизненной силы. Снующие туда-сюда рыбы жили своей жизнью. Они охотились, убегали от охотников, пытались скрыться в убежище или же выжидали в засаде. Особенно большие холодные и терпеливые рыбины казались тускло сияющими корягами у самого дна — это, наверное, сомы или иная крупная рыба. Мелкая рыбешка носилась стайками, представая для меня сонмом крохотных искорок причудливо пляшущих в струях течения.

Изредка та или иная рыба или рыбешка касалась моих опущенных в воду ладоней или ступней. И водное безвинное создание тотчас погибало, ибо в момент касания я безжалостно забирал пульсирующую в его теле искорку энергии жизни.

Проточная вода…

Она все портила.

Из забранной чужой силы мне доставалась лишь десятая часть или треть в лучшем случае — все остальное буквально растворялось в текущей воде, словно впитываясь в водные струи. И в такие моменты я ощущал неприятное покалывание в теле, будто меня тыкал иглами кто-то голодный и жадный, пытаясь пробить мою кожу и выпустить на волю заключенную во мне чужую жизненную силу… И казалось, что если это удастся, я тут же сдуюсь как разрезанный кожаный бурдюк.

Не зря нежить боится текущей воды. Ой не зря. Я буквально всем нутром чуял сокрытую в безобидно журчащей воде страшную угрозу для себя. Но я не пытался выбраться из столь опасной для меня стихии.

Почему?

Все по той же причине — вода вытягивала из меня чужую силу, вытягивала из меня некромантию. Ту темную волшбу как-то наброшенную на меня плененной девушкой, дочерью Истогвия. Это не магия. Это что-то из темного арсенала древнего Искусства Раатхи, жрецов ставшего безымянным бога, жрецов Темного. Именно некромантия не давала мне ничего увидеть, хотя глаза оставались на месте и были широко раскрыты. Именно из-за некромантии мои движения были столь неловки, а мои ощущения практически исчезли.

И вот сейчас, капля за каплей, мало-помалу, прямо через кожу из меня выходило чужое колдовство. Или же мне это чудилось — что не исключено. Сейчас я подавлен, обескуражен, унижен.

Меня отшлепали как шкодливого мальчишку.

Но кое-что все же грело мою жестоко уязвленную душу — в моей голове до сих пор гремели перекаты искренне изумленного голоса Истогвия — «да кто же ты такой, мальчик?». Видать я шибко удивил двухсотлетнего дедушку. Ох и удивил же я его…

Почему он не пошел за мной? Его не мог испугать спуск даже по очень крутому склону, не думаю, что его могла остановить проточная вода. Но за мной никто не пришел. И с каждым новым мгновением я убеждался в этом еще сильнее — за мной никто не придет. По крайней мере, сейчас. Это самое главное. А причинами я могу задаться и позднее — когда выберусь из клятой западни…

Не знаю, сколько времени потребовалось мне для того, что прийти в себя хотя бы отчасти и вернуть большую часть чувств.

Я снова видел — мутно как сквозь окно из бычьего пузыря, но все же видел.

Я опять слышал — самые тихие звуки от меня ускользали, но на это я уже внимания не обращал.

То же самое с остальными чувствами. Из бесчувственного бревна я превратился в нечто более осмысленное и уверенное. И убедившись в собственной решимости, я начал действовать. Первым делом выворотил магически укрепленную ветвь и отдался на волю течения, что с шумом текло под крутым углом вниз. Почему я не осмотрелся? А незачем. Обычным взором тут не увидеть ничего. Сплошная темнота. Лишь далеко вдали тускло светлеет что-то ниже по течению. Туда я и поплыл, держа ветвь на воде и держась за нее одной рукой, тогда как другая ощупывала пространство перед собой. Не хочется мне на полном ходу налететь лбом на выпирающий камень.

Где же я?

Сначала я подумал, что судьба вновь забросила меня в подземную реку — как тогда, когда мы рухнули с водопада и промчались по смертельным порогам уготованным нам роком.

Но затем мои руки коснулись склизкой древесины. Хотя нет — сама древесина была крепка как железо, но сверху покрыта склизкими отложениями. Со всех сторон дерева — мне не потребовалось много времени, чтобы осознать, где именно я нахожусь. Внутри гигантского пустотелого древесного ствола, повалившегося давным-давно. Дерево упало на склон крутого холма, а затем, благодаря причуде природы или же настойчивости речки, исполинская сосна стала руслом для спускающейся вниз воды.

Я убедился в этом в самом скором времени — когда течение вытолкнуло меня на свет белого дня. Я сжался в комок, выставил перед собой ветвь, щурясь, закрутил головой по сторонам, выискивая врага. Тем временем вода последний раз подтолкнула меня в спину, плеснула в затылок да и выбросила на илистое мелководье у подножья заросшего сосняком холма.

Насчет упавшего могучего дерева я оказался прав. Вот только я не мог знать, что таких деревьев окажется под несколько десятков — толстенные стволы хаотично лежали на земле, между ними и сквозь них с плеском и журчанием струилась вода, там и сям росли кусты и молодые деревца. Невероятная мешанина воды, дерева и грязи. Такое не сотворить разумному существу. Тут все решил некий случай — скорей всего вода подмыла склон, затем у пары сосен полопались корни и деревья завалились вниз на своих соседей, увлекая их следом за собой. Случилось это очень давно. И за прошедшее время здесь образовались самые настоящие непролазные дебри, сплошь залитые проточной водой. Один только вид заваленного мертвыми растительными великанами холма приводил к ошеломлению. И отбивал всяческое желание здесь что-то искать.

Лежа на мелководье, весь покрытый илом и грязью, я смотрел вверх и не двигался. Текущая вода. Я почти не сомневался, что именно она решила мою судьбу — сюда не пустить на поиски нежить, неохота лезть самому, текущая вода надежно скрывает от взора ищущего пульсирующую жизненную силу жертвы. Ведь не зря я так плохо видел «искры» жизни живущих здесь рыб. При желании Истогвий отыскал бы меня и здесь, но, похоже, он куда-то сильно торопился. Все же интересно — куда отправился местный хозяин? Не к Тарису точно — это в другой совсем стороне. В любом случае он не здесь.

Я пролежал в грязи довольно долго. До тех пор, пока полностью не прояснился взор. Тогда я зашевелился и медленно встал на окрепшие ноги. Чувства вернулись. Я прозрел. Снова осязал и обонял в полной мере. Отлично слышал.

Проследив взглядом вверх по крутому склону, я понял, что мне не взобраться. Возможно это осуществимая затея, но крайне трудная, ведь подниматься придется не по земле, а по осклизлым толстенным соснам, пробираясь между топорщащимися в небо гнилыми мертвыми ветвями, пробиваясь сквозь тучи комарья, проваливаясь по грудь и глубже в многочисленные грязевые ямы и бочаги. Куда проще все это безобразие обойти кругом, добраться до сухого хвойного ковра покрывающего землю и там начать восхождение.