Темное солнце (СИ)

Гравейна внесли последним. Он был жив, но огромный тхади-сотник, протащивший его мимо Лаитан так быстро, словно нес нечто горячее, даже не удостоил ее ответом, когда она спросила его, что произошло.

- Он вернулся последним, - тихо произнесла Лаитан, когда ее служанки закончили отковыривать от нее куски браслетов и накладывать успокаивающие повязки на ожоги и порезы. Рядом с Лаитан собрались ее люди и варвары, кто-то уже запалил костер, и жаркое пламя лизало поленья, трещавшие в нем, словно старые сухие кости под ногами путника. Гуррун, почесав повязку, пересекающую его лысую голову, высморкался в костерок, зыркнув в сторону открывшей было рот Киоми, и посмотрел на сотника-тхади, устало сидевшего на каком-то деревянном коробе. Черные латы тхади были измяты и избиты, а заклинивший наплечник он отстегнул и положил рядом со шлемом.

- Где Морстен? - грубо спросил дварф. - Я его так и не успел обматерить за то, что он отнял у меня такую победу.

Сотник презрительно скривил толстые губы, из-под которых торчали небольшие клыки, украшенные золотыми кольцами.

- Господина осматривает шаман, - коротко ответил сотник, потом не сдержался, и добавил: - мне показалось, что тебя почти загрызли восставшие кролики, когда Владыка добрался до вашего отряда.

- Много ты понимаешь! - дварф побагровел. - Это был тактический, мать его, манёвр!

Лаитан медленно поднялась и, воспользовавшись тем, что Киоми задержалась рядом с Ветрисом, помогая перевязывать его раны, медленно побрела к тому месту, где должен был располагаться шаман властелина. Прочное укрытие из бревен и набитых сверху для укрепления досок стояло особняком, и над входом в него красовался грубо намалеванный знак силы тхади: помятый шлем с огромной рукой, придавившей его вниз, будто осождающей попытку подняться.

- Ты не смеешь преграждать мне путь, - едва удостоив тхади вниманием, произнесла Медноликая, пытаясь отодвинуть его с дороги. Огромный, походящий на ходячую скалу, охранник только показал длинные жёлтые клыки, но остался стоять на месте. Покои шамана, как их назвали тхади, оказались в самом дальнем углу помещения, отделенным от остальных мест, а сам шаман, наверняка, был таким же омерзительно воняющим, огромным и туповатым, как и все остальные. Однако, они были верны своему господину, чего нельзя было сказать, как понимала со все большей отчетливостью Медноликая, про людей Империи. Когда решающее сражение заканчивалось, а госпожа с тревогой следила за каждым, кто входил или кого вносили в укрепления, властелина нигде не было видно. И едва линию переступил Гуррун с огромной рваной раной на голове, державший шлем подмышкой и кривя одним глазом, как она с пугающей отчетливостью поняла: про Гравейна, возможно, просто забыли. Посмотрев на сильно косящего влево Гурруна, она отделилась от жриц и Киоми и подошла к дварфу.

Лаитан, так и не получившая поддержки от варваров и даже от своих слуг и жриц, пошла на то, о чём до сих пор не хотелось вспоминать. Присев рядом с дварфом, она потёрла лоб тыльной стороной ладони и как бы в задумчивости произнесла:

- Властелин севера приказал вам оставаться в безопасности?

Невинный вопрос, полный ложного чувства беспокойства, какого от неё и ожидали, произвёл странный эффект. Дварф весь начал расширяться, его доспехи едва не треснули, а звук, который полился из-под шлема и сквозь густые усы, походил на отдалённый вопль дикой сычухи, известной своим пронзительным свистом в брачный период. Дварф прогундосил что-то на своём языке, стукнул подкованными башмаками по земле и, махнув рукой кому-то в сторону, понёсся отбирать свою победу, восстанавливать честь народа, уличённого в слабости и трусости. Через две минуты дварфы выступили из укреплений, а ещё через некоторое время внутрь втащили Морстена под прикрытием его тхади. Самого Гурруна внесли чуть ранее, все еще сжимавшего помятый шлем в одной руке и топор в другой.

Теперь же, постояв немного и внутренне насылая на слуг северянина пакостные проклятия, она вынуждена была развернуться и пойти туда, где имперцам отвели угол для отдыха.

Лаитан и её жриц расположили в закутке побольше. Сразу было видно, что властелин севера, как и его Замок, не слишком утруждались удобствами и уединением. Лаитан нашла кувшин чистой воды и немного бобов, плавающих в странном густом соусе

От властелина не было ни вестей, ни распоряжений. Гнавший их вперёд и едва не поплатившийся за это, он вошёл в свои чертоги и перестал подавать признаки жизни для остальных.

Лаитан устроила постель, отгородив её от прочих. Тхади строили просто, зато надёжно и быстро. В голову Медноликой закралась запоздалая мысль - а не получил ли Морстен то, чего хотел? Он был слаб вдали от мест своей силы. Он прошёл путь рядом с теми, кто мог повлиять на исход битв и помочь добраться сюда. А теперь ему стали не нужны его спутники? Нет, это было слишком глупо. Что тогда мешало ему переместиться сюда, минуя Трёхъязычье и Гнилолесье? Мог бы совершить переход, а не пытаться устроить развлечение бродячего балагана для спутников.

Медноликая Лаитан решила отдохнуть. Ситуация перестала быть острой настолько, чтобы требовалось её присутствие. Служанки помладше рангом достали воду и чистую одежду. Мать матерей отмыли, расчесали и переодели в свежее белье и рубаху. Жрицы отдали Лаитан свою одежду, и она стала похожей на одну из многих своих людей. Длинная плотная рубашка, перехваченная золотистым пояском, и прямые штаны из прочной ткани, сидевшие впору после тех, что были одолжены у варваров Ветриса. Она усмехнулась, вспомнив о непозволительных сомнениях и глупых страхах насчет недоверия своих людей, которые посетили ее в Гнилолесье, когда ей показалось, что те опасаются заразиться от нее ее проказой. Теперь же, побывав под светом солнца, пережив битву рука об руку со своими людьми, эти страхи и сомнения казались Лаитан смехотворными и глупыми. От ее широких браслетов ничего не осталось. Несколько украшений помельче еще позвякивали под одеждой, но их было не видно, а ремешки, затягивающиеся на рукавах и штанинах, помогали ткани не соскальзывать, обнажая кожу в остатках чешуи. Лаитан сняла с головы медные и золотые заколки, сложив их в дорожную поясную сумку. Десятки сплетённых косичек, сливающихся друг с другом на голове, будто мелкие притоки, впадающие в полноводную реку Империи, позволили ещё долго не думать о том, как избежать острого клинка Морстена, случись ему снова помахать им над головой.

Лаитан желала узнать, как обстоят дела, но её сморил сон, и ей пришлось уступить ему.

Открыв глаза, она почувствовала неладное. Рядом был кто-то, но она не могла точно сказать, кто именно. Никого, кроме верной Киоми, быть тут не должно, но эта мысль не успокоила Лаитан. Зрение подводило Медноликую, что пугало и заставляло задуматься о происходящем. Да ещё и сон, пусть и недолгий, ничуть не восстановил её сил, хотя ранее для Лаитан хватало и получаса обеденного сна, дабы снова быть полной энергии, свежей и готовой действовать и править.

Она чувствовала себя разбитой и больной. Сказывалось ли это присутствие тварей Посмертника, или дело было в чём-то еще?

- Киоми, - позвала Лаитан.

Ответом ей было настороженное:

- Моя госпожа, вы проснулись? - в голосе служанки дрогнула неуверенность. Лаитан закусила губу. Киоми не увидела яркого света её глаз, а зрение оставалось не приспособленным потому, что, скорее всего, у Лаитан остались обычные зрачки. Вертикальные чёрточки давали ей возможность видеть в любой обстановке, расширяясь после пробуждения и снова сжимаясь под веками. Наследие древних проявляло себя различно.

- Где остальные? - ответила Лаитан.

- Ветрис и его люди рядом, госпожа. Вам нечего опасаться, мы тоже здесь.

- А Морстен?

- Понятия не имею, - фыркнула Киоми. - Занят очередными темными делами, полагаю.

Лаитан поднялась на ноги, с кистей рук упали на пол несколько сверкнувших золотом в темноте чешуек. Медноликая подобрала их и сжала в кулаке. Как же она хотела избавиться от них после перехода! Как они раздражали её в начале пути! Чешуйки резанули кожу, такую тонкую и беззащитную на тех местах, откуда они отпали. Кровь, кольнувшая прозрачную материю чешуи, окропила грань отпавшего кусочка кожи Лаитан. Медноликая почувствовала себя странно. Будто вместо вкуса сахарных ягод она учуяла их запах, но и только. Медноликая нашла острый нож, перевернула его лезвием под углом и поскребла чешую на запястьях. Вниз осыпался прозрачный шуршащий ветерок, едва уловимо скользнув по коже. Лаитан почувствовала себя хуже.