Дикая магия

Караван был в пути уже почти четыре лунных цикла. Они редко задерживались в одном месте больше чем на одну ночь, обходили города и деревни, торговали очень осторожно и не продавали никаких зелий. На некоторое время они остановились в Кантаре, поскольку печально известный лорд этого города был сейчас на севере, и люди с большим удовольствием покупали товары у кочевников в его отсутствие. Некоторые из танцовщиц смогли хорошо там заработать, потому что в городе не было публичного дома, и вид открытого женского лица пришелся в новинку молодым людям, которые еще ни разу не ездили на ежегодную Большую Ярмарку. Многие женщины даже остались в городе и нагоняли караван позже. В Кантаре они отъелись и получили множество даров от леди из замка, престарелой матери лорда, Константы Ишиан.

Эта почтенная женщина прислала им пряных вин и блюда с аппетитным рисом, огромную корзину сладких свежеиспеченных кексов и печенье с сухофруктами. Алисия отметила, каким продуманным был выбор еды. Старая леди не прислала им ни мяса, ни рыбы, ни дичи. Возможно, конечно, она проводила много времени в библиотеках и читала об их традициях в древних книгах, рассказывавших о том, что Странствующие не едят никакой живности, но Алисия видела ее мельком в кристалле и подозревала, что знания леди происходят из совсем другого источника.

— Ох!

Восклицание ребенка вывело ее из размышлений.

— Что такое, Фало? Что ты там видишь?

— Смотри, мама, смотри туда.

Фало осторожно показал пальцем.

Алисия вытянула шею. Все, что она могла различить, — это водоворот, вспышка света, как будто она увидела блестящую рыбку нырнувшую в глубины темного пруда. Она нахмурилась и положила руки на ладони сына. Кристалл на ощупь был теплым, и поначалу она решила, что он нагрелся от рук Фало, но потом кристалл начал вибрировать и дрожать. Она прикрыла глаза, заставила свой разум открыться камню. А потом стала проваливаться внутрь него…

Огромный золотисто-зеленый глаз удерживал ее взгляд. Зрачок его был вертикальным — сияющая черная щель посреди переливающегося многоцветия. Под этим сосредоточенным, изучающим взглядом Алисия почувствовала, как сначала ее обдало жаром, потом бросило в холод. Глаз моргнул, потом исчез, словно позволяя ей увидеть все остальное. Оказалось, что она смотрит в глаза кошке. Это было не домашнее животное и не кошка, которая просто бродила поблизости от другого видящего на расстоянии кристалла и сунула к нему морду. Это был необыкновенный зверь. Он возвышался над хрустальным шаром, как орел над маленькой мышкой, и глаза кошки светились древней мудростью. Мех кошки был чернее ночи, а когда она разинула пасть, чтобы издать звук, открылась глотка, жаркая, как сердце огня.

Кристалл остался безмолвен, но глубоко в сознании Алисия слышала голос.

«Алисия», — произнес он.

Кошка знала ее имя. Алисия почувствовала, что дрожит.

«Алисия, слушай меня. Нас в мире всего Трое. Леди увезли на север, Лорд лежит в своей тюрьме из камня. А я, которая полна Силы, служу источником магии для сущих пустяков и жестоких игр. Она себя не знает, он не может освободиться, а я в руках невежд, тех, кто бессмысленно топчет землю Эльды, вместо того чтобы умереть…»

Голос неожиданно ослабел, изображение задрожало и расплылось.

Когда кошка появилась снова, она была маленькой и, казалось, взволнованной. Позади нее двигалась в тени огромная фигура.

«Йетра, — снова появился голос в ее мозгу, и его тембр был прежним, несмотря на уменьшение кошки в размерах. — Они увозят меня в Вечный город…»

Кристалл в той комнате пошевелился, поднялся в воздух. Появилась рука, потом лицо. Алисия вскрикнула и убрала ладони с камня.

— Мама? Мама?

Фало уставился на нее, глаза его были широко раскрыты.

— Все в порядке, мой воробышек, — сказала она дрожащим голосом. — Все в порядке.

Она сидела, обняв сына руками, и ждала, пока бешено стучащее сердце утихомирится. Кристалл, поблескивая, лежал на столе, его поверхность снова стала матовой и ничего не отражала.

— Ты видела кошку, мама? — взволнованно спросил Фало. — Ты слышала, как она разговаривает? Я не знал, что кошки могут говорить. Можно и мне говорящую кошечку?

Алисия вздрогнула и выпрямилась.

— Ты слышал, как она говорила?

Фало кивнул.

— Она хочет, чтобы мы ехали в Йетру, — весело сказал он. Потом на миг призадумался и продолжил: — А может, в Йетре мы найдем говорящую кошечку?

Алисия улыбнулась, хотя волнение не оставляло ее.

— Может быть, — только и смогла она ответить.

Глава 11

ИЗ ГЛУБИН

Катла повернулась лицом к ветру и почувствовала, как морская соль, растворенная в воздухе, жалит ее кожу. Волосы длиной до подбородка — слишком короткие, чтобы завязать сзади, — хлестали ее по щекам, глаза сияли, а руки сжимали планшир на носу «Снежного Волка» скорее от волнения, чем от страха. Она начала замечать, что чувствует связь между землей и древним дубом, из которого сделан корабль. Этого она не могла объяснить никому, ее наверняка посчитали бы сумасшедшей, но это чувство странно бодрило. Она никогда не ощущала в себе столько жизни. Сильный восточный ветер надувал паруса, и волк, изображенный на них, казалось, гордо возвышался над огромным извивающимся драконом, чей хвост обвивал кольцом лапы волка. Они будут дома через четыре дня — даже меньше, если ветер не стихнет, — но она хотела бы, чтобы они плыли и плыли до тех пор, пока не свалятся вниз с края мира.

Не то чтобы она боялась возвращаться на Камнепад, как непременно боялась бы любая другая непокорная дочь. Нет, Катла никогда не считала покорность достоинством, скорее ей не нравилась мысль о наступлении зимы, когда совершенно нечего делать — только ждать, пока не спустят на воду новый корабль. Это начинало ее угнетать. Последние полгода жизнь ее состояла из сплошных драматических эпизодов. Это была жизнь, в которой ничего нельзя было сказать наверняка. Она размышляла об этом, и все больше ей казалось, что жизнь ее напоминает лазанье по горам: то и дело ее поджидали какие-то неожиданные препятствия, скрытые опасности, но всегда находилась опора, а внизу ревело море, как голодный волк, ждущий, когда ты сделаешь неверное движение и попадешь в его лапы. Она подозревала, что стала привыкать к таким крайностям существования. Неизвестность завтрашнего дня была во много раз притягательнее для нее, чем бесконечные зимние вечера в семейном кругу, которые ожидали ее дома.

Но по крайней мере можно будет начать работу над кораблем для нового плавания, который увезет ее из дома в покрытые льдом моря дальнего севера. И тогда снова начнутся приключения. Ей придется быть терпеливой и хорошо выполнять все скучные обязанности, чтобы у отца не было отговорок и он взял ее с собой. Ему непременно, думала она, понравится то, с какой легкостью они добились успеха в нынешнем деле. Каждый раз, когда она вспоминала об их мастерски организованном похищении королевского корабельщика, о быстром отплытии, об отсутствии погони, она громко смеялась и ликовала от радости. Она представляла, какое волнение на острове вызовет сообщение дозорных, рисовала себе восторженное лицо отца, когда он увидит «Снежного волка», выплывающего из-за мыса и с триумфом входящего в гавань, а позади него две огромные баржи с верфи, набитые доверху самым лучшим дубом, какой только можно найти в Эйре.

Баржи шли тяжелее, чем судно Тэма Лисицы, и даже сейчас, прикрыв глаза рукой, она с трудом могла различить их в далекой дымке позади, но они были вполне годны для плавания по океану, и управляли ими два опытных капитана, которых предусмотрительный Тэм нанял в Халбо. Эти люди знали путь среди отмелей возле Камнепада, и на них можно было положиться даже в случае тумана.

Катла повернулась, чтобы посмотреть на их пленника. Мортен Дансон скорчился в неудобной позе посередине корабля, колени его были подтянуты к подбородку, глаза закрыты, руки вцепились в мачту, к которой он прислонился щекой, точно это была единственная верная опора во всей этой трясущейся, качающейся вселенной. С тех пор как они покинули Халбо, он отказывался принимать пищу. Катла думала, что Дансон выражает этим протест против бесчестного похищения, но подозревала также и то, что его желудок просто не переносит моря, потому что даже вода, которую он пил маленькими глотками, не удерживалась в нем надолго. Ирония судьбы, думала она, корабельщик, совершенно не приспособленный к жизни на море!