Ненависть

поскольку Оракул — это тот, кто некогда был женщиной по имени Гвиндейл, и поскольку эта женщина одержима тобой, для тебя они могут быть взаимозаменяемы. Идем.

Она взяла его за руку и повела сквозь каскады арок в ту самую комнату, которая была главной для него, а может быть, — ему хотелось в это верить — и для нее тоже. Гвиндейл заперла дверь, словно кто-то мог побеспокоить их, и повернулась к Дэмьену с улыбкой на розовато-серых губах.

— Ну, спрашивай, — просто сказала она.

Он запнулся, недоуменно глядя на нее и осознавая, что совсем иначе представлял себе эту сцену.

— Это что… всегда происходит так? — не удержался он.

— Это и есть твой вопрос? — серебристо рассмеялась Гвиндейл. — Это каждый раз происходит по-разному, Дэмьен. По-разному — для каждого. И в том, как это происходит, часто и заключен ответ. Как ты думаешь, почему в храме столько залов?

— Так, значит…

— Никогда ни один человек не был так близок ко мне, как ты. Я просто не смогу быть для тебя Оракулом, если не останусь самой собой.

«Так, значит, ты такая», — с изумлением подумал Дэмьен, словно впервые глядя на ее странное восхитительное тело. Он когда-то размышлял, является ли оно одной из сотен ее личин, и пришел к скептичному выводу, что вряд ли полубогиня снизойдет до своего истинного облика ради бессердечного и беспринципного бабника вроде него. К тому же она была слишком хороша, чтобы оказаться настоящей.

Он не учитывал того малозначительного факта, что она любила его. И правда — как он мог его учитывать, если не любил сам?

— Я встретил одну женщину, Гвиндейл, — негромко проговорил Дэмьен. — Я хочу знать, что она отняла у меня… что во мне было и как это вернуть.

Гвиндейл оказалась возле него, хотя еще миг назад стояла у дверей, взяла его за руку, положила ладонь на шрам. Он вздрогнул, вспомнив, как точно так же к нему прикасалась Клирис… которая сейчас казалась такой далекой, что он почти не верил в ее существование.

— Тебе придется пройти через это снова, чтобы понять, — чуть слышно сказала Гвиндейл. — Тебе придется… снова. Понимаешь?

Он слегка кивнул, чувствуя, как медленно закрываются глаза, и не имея ни малейшего желания противостоять навалившейся на плечи усталости.

— Ты опять окажешься там, — шелестел голос Серого Оракула, — но теперь ты знаешь, что должно произойти. Зная это, забудь о том, что кажется. Забудь о том, кто ты в этом сне. Забудь о том, что хочется чувствовать. И тогда ты, может быть, поймешь.

Ее руки примерзли к его плоти: правая — к кисти, левая — к щеке. И он знал, что если попытается сейчас отстраниться, то услышит, как с треском рвется его кожа, прилипшая к ее ледяному телу. Но ему не хотелось отстраняться, хоть он и не был исполнен восторга по поводу того, что ему предстояло. Снова… в самом деле, снова. Да. Почему бы и нет? Правда, он столько раз прокручивал в голове ту ночь, что сомневался в возможности увидеть среди глубоко въевшихся в память деталей хоть что-то новое… хоть что-то важное.

Но ей лучше знать. Гвиндейл