Ненависть

ль изогнутых линий неестественно узкой талии и бедер, с восковыми ступнями и кистями, худыми плечами и поразительно тонкими и длинными руками, странное тело, нечеловеческое тело — и в то же время волнующее, страстное — возможно, благодаря истинно божественной гибкости и грации. Дэмьен знал, что Гвиндейл не всегда была такой — родилась она обычным человеком, хотя, конечно, была более хрупкой и маленькой, чем ее сверстницы. Серый храм сделал ее тело таким, каким его знал и любил Дэмьен. Впрочем, должно быть, его вкус всё же был несколько извращен.

И, конечно же, лицо. Ее безупречно прекрасное серое лицо. И серые губы. И серые глаза под серыми бровями вразлет. Глаза, кажется, стали еще старше, хотя вряд ли это возможно.

Гвиндейл негромко вздохнула, поежилась, обхватила плечи руками, в одной из которых продолжала неловко сжимать шишку. Она сохранит ее, внезапно понял Дэмьен. Чем бы ни кончилась их сегодняшняя встреча, сохранит.

— Ну что же ты?.. — тихо спросила она, и Дэмьен едва не застонал. Конечно, она должна была задать этот вопрос, но он почему-то до последней минуты надеялся, что не задаст.

— Гвиндейл… кое-что… изменилось, — деревянно ответил он и сглотнул, уловив едва заметный туман в ее глазах. Потом вдруг набрался решимости и твердо добавил: — Нет, всё изменилось. Ты даже не представляешь…

— Представляю, — перебила она его неожиданно тихо и мягко, и Дэмьен, вздрогнув, смотрел, как она подходит к нему вплотную, не отпуская его взгляда, — Представляю, — повторила она, коснувшись ладонью его груди. Ее тонкие, как паутина, серые волосы беззвучно колыхались вокруг узкого спокойного лица, — Ведь я же всё-таки Оракул.

Он не смог сдержать вздох облегчения и накрыл ее кисть ладонью.

— Я думал, что ты… — начал он и осекся, когда она подняла руку и легко коснулась бугрившегося на его щеке шрама. Он и забыл, как холодны ее пальцы. В минуты особенно жаркого соития он этого не замечал, но теперь почувствовал особенно четко. Конечно. Когда они виделись в последний раз, у него еще не было этого шрама.

Гвиндейл осторожно провела по рубцу пальцем, озабоченно рассматривая его, потом произнесла:

— Что-то здесь… В этом дело, да?.. Тут нет боли… тут изумление… страх… и пустота, но боли нет. Да, пустота, это хуже всего. Она разрезала тебе не лицо, а сердце… и выпотрошила его. Там было немного… там почти ничего не было, но она и это забрала.

«Неужели она знает? — мелькнуло у Дэмьена. — Ну конечно… знает… что это я, в самом деле…»

Гвиндейл слабо улыбнулась и отрицательно качнула головой.

— Нет-нет, — с сожалением сказала она. — Оракул не знает всё на свете. Оракул знает только ответы на те вопросы, которые ему задают. Именно поэтому так важно задать правильный вопрос. В этом всё дело. Но это мало кто понимает.

— Гвиндейл… — начал Дэмьен, но она приложила палец к его губам, и он снова содрогнулся от холода ее кожи.

— Не Гвиндейл, — печально улыбнулась она. — Ты пришел не к Гвиндейл. Теперь я это вижу. Ты пришел к Оракулу. Но поскольку