Царь Аттолии (ЛП)

— Твой отец проиграл спор?

Костис пожал плечами.

— Он сказал, что хуже раздора в семье может быть только одно: оказаться правым в споре со старшим. Он сказал, что новую плотину смоет весной. Когда так и случилось, мы переехали.

— Не очень справедливо.

Костис снова пожал плечами. Его все устраивало. Дом был небольшим и изначально был построен для управляющего, но это был их собственный дом. Костис был счастлив оказаться подальше от своих двоюродных братьев. Царь понимающе кивнул.

— Я тоже не ладил с кузенами. После дождя они укладывали меня лицом в грязь и не позволяли встать, пока я несколько раз не повторю грязные ругательства в адрес моей семьи. Не думаю, что меня сможет понять кто-то, кроме тебя. — он медленно потягивал вино. — Но в последнее время мы стали ладить лучше. Возможно, у тебя со временем тоже произойдет нечто подобное.

Костис посмотрел в опустевший бокал и спросил себя, кем надо быть, чтобы простить двоюродным братьям подобные проделки? Он тихо хмыкнул. Сейчас царь напоминал ему старика, дающего советы ребенку. Костис подумал, что отец народа был моложе его самого, а сам он был еще слишком молод, чтобы иметь собственную семью. В любом случае, у Костиса было мало шансов наладить отношения с кузенами, раз он собирался встретить рассвет в петле на виселице. Не вызывала сомнений причина, почему царь чувствует себя таким спокойным после своей неловкой откровенности. Царь опять наполнил пустые чаши. Снова усевшись на табурет, он сказал:

— Не сдавайся так быстро, Костис. Скажи мне, почему ты меня ударил?

Костис быстро проглотил вино.

— Или нам нужно вспомнить все, что произошло перед этим? Ты со своим другом шел через двор, вспоминая все шутки, которые услышал от моего дорогого камергера Сеана. Как понимаю, его прошлым вечером пригласили выпить со своими старыми друзьями гвардейцами? Должно быть, Аристогетон пропустил самое интересное? Он был на дежурстве?

— Он из охлоса. [1] Его семья не владеет землей. Поэтому Сеанус не пьет с ним.

— Но твоя семья из патроносов? И ты дружишь с Арисом?

— Да.

— Как жаль, что эхо под арочными сводами так далеко разносит все звуки. Я считал, что проявил великодушие, когда притворился глухим.

— Да, Ваше Величество.

— Я разговаривал с Телеусом, не так ли? Он попросил вас подойти к нам. Думаю, мы пытались сгладить неловкость. Ты помнишь? Мы обсуждали, следует ли мне тренироваться с гвардейцами.

— Да, Ваше Величество.

— И ты… — напомнил царь.

— Вырубил вас, Ваше Величество, — вздохнул Костис.

Одним рывком он развернул царя к себе и замахнулся кулаком прямо в его изумленное лицо, а затем повалил на пыльную землю учебного двора, где они катались, ругаясь, воя и проклиная друг друга.

— Почему?

— Я не знаю.

— Как ты можешь не знать, за что собираешься ударить человека?

Костис покачал головой.

— Может, я сказал что-то особенное? Что это было?

— Я не знаю.

Хотя он знал. Царь посочувствовал Телеусу, вынужденному командовать людьми настолько бестолковыми, что прозевали похищение царицы из-под самого их носа.

— Ты должен признать, Костис, что я действительно увез ее из-под самого твоего носа.

— Это было сказано не совсем так. Ваше Величество выразились более корректно, — возразил Костис, ненавидя его про себя.

— Тогда почему? — жалобно поддразнил царь. — Скажи мне, Костис, почему?

В дальнейшем Костис не смог бы объяснить, почему он сказал то, что сказал, разве что он собирался умереть и не хотел встретить смерть с ложью на устах.

— Потому что вы не похожи на царя, — брякнул он.

Царь смотрел на него с легкой укоризной. Костис продолжал, распаляясь с каждым словом.

— Сеанус говорил, что вы идиот, и он, без сомнения, прав. Вы даже понятия не имеете, как должен выглядеть царь, а тем более самому быть царем. Вы не умеете ходить как царь, стоять как царь, сидите на троне как… ученик писаря в винном погребе.

— Ну и что?

— Ну и все.

— Ты принял меня за одного из твоих двоюродных братьев?

Костис встал над царем во весь свой рост.

— Поэтому все, что сказал Телеус было правильно. Вы не имеете права тренироваться с гвардейцами. Вы можете разминаться с другими бесполезными аристократами при дворе. Вы можете вызвать сюда хоть весь эддисийский гарнизон, если хотите.

— Но во дворце нет ни одного эддисийского солдата, — прервал его царь.

— Они стоят всего в получасе езды от Тегмиса. Они, как вши, расползлись по всей стране. Вы можете послать за ними. Но мы гвардейцы царицы, так что оставьте нас в покое. Телеус был прав. Вам нечего было там делать.

Потрясенный собственными словами, Костис поднял чашу, чтобы сделать еще один глоток, и замер, глядя в нее. Чаша была пуста. Он перевернул ее верх дном и попытался сосчитать, сколько же раз царь наполнял ее?

«Ты поел?» — спросил царь, прежде чем послать за пищей, которую до сих пор не принесли и неизвестно, когда принесут. Сколько чаш неразбавленного вина он опустошил? Достаточно, чтобы его суставы превратились в воду, а голова стала легкой, как мыльный пузырь. Достаточно, чтобы развязать его глупый язык в пустой голове. Он поднял голову и встретил спокойный пытливый взгляд Евгенидиса. Царь не был идиотом, что бы там ни говорил Сеанус. Он был очень хитрым ублюдком.

— Кто внушил тебе эти мысли? — тихо спросил царь.

— Никто, — отрезал Костис.

— Телеус? — мягко предположил царь. — Скажи мне, что это был Телеус, и я добьюсь твоего прощения.

— Нет! — выкрикнул Костис.

Он вскочил на ноги. Его руки сжались в кулаки. Кубок упал на пол и разбился. Он чувствовал, как горячая волна пьяной ярости прихлынула к его голове. В эту минуту занавеску на его двери отбросили в сторону. Царица прибыла во дворец.

Костис слышал, как воздух с хрипом вырвался из его горла, словно изгнанный одним ударом. Он не расслышал звуков ее приезда. Он посмотрел на Евгенидиса, все еще сидящего на стуле. Царь не был отвлечен шумом, который произвел Костис, и, наверное, слышал шаги в коридоре. Он говорил тихо, чтобы те, кто приближался, не услышали его. Но они, конечно, слышали Костиса. И они слышали, как он кричал на царя. И как разбилась чаша. Теперь они могли видеть, как он в угрожающей позе стоит над царем.

Костис резко перевел дыхание. Ему хотелось убить этого мелкого гада. А еще очень хотелось заплакать. Он упал на колени перед своей царицей, опустив голову почти до пола, закрыв лицо руками, все еще сжатыми в кулаки, сжавшись в комок от ярости и горького, горького стыда.

Глава 2

Костис услышал голос царицы над головой.

— Объясни мне, почему я должна идти в казармы, чтобы поговорить с собственным солдатом?

Ответ Евгенидиса прозвучал так же спокойно.

— Ты могла бы вызвать его к себе.

— И ты пошел бы вслед за ним? Как хвост за собакой?

— Почему бы нет, раз я недостаточно похож на царя. Костис мне так и сказал.

— Недостаточно похож во многих отношениях, мой царь. И не по-царски обсуждать этот вопрос в присутствии телохранителей.

Евгенидис принял упрек без возражений.

— И ты до сих пор не приказал повесить его, — сказала царица.

Костис боролся с желанием упасть на брюхо и поползти к ее ногам. Он никогда еще не чувствовал себя таким беспомощным. Как муха в паутине: чем больше он сопротивлялся, тем безнадежнее запутывался.

— Нет, — ответил царь. Костис тихо взмолился в душе. — Я не хочу, чтобы его повесили.

Надежды Костиса рухнули и рассыпались в прах. Он проклял себя за то, что в самом глубоком уголке сердца сохранял надежду, что царь не позволит выгнать его семью с земли.

— Ты не будешь препятствовать осуществлению правосудия, — предупредила царица.

— Очень хорошо, — небрежно согласился царь, — тогда повесь их обоих.