Солнце Каннеша (СИ)

Мимо прошел Шаи, бережно держа в сложенных лодочкой ладонях яблоко. Драколень напрягся, ожидая продолжения разговора, но, на счастье, нобиль нашел себе новую жертву.

- А что ты делаешь? - полюбопытствовал каньонник у Ньеча, шаманившего над зеленой папкой. Панибратское "ты" резануло слух. Лекарь немигающе уставился на нанимателя, но на того огарковская харизма не действовала.

- Привожу в порядок записи по зверолюдям.

- Аха! - оживился Шаи, - Покажи!

Ханнок не удержался и присоединился. Ньеч аккуратно отщелкнул и перелистнул обложку. Первым сверху оказался рисунок зверолюда. В реалистичной манере - художник явно обучался по старинным сиятельным канонам. Ханнок всмотрелся и почувствовал, как щетинится загривок - с толстого дорогого картона на него смотрела демонская морда. Знакомая, хотя в последний раз Ханнок ее видел оскаленной и обесцвеченной от консерванта. Рисованный драколень же казался вполне довольным жизнью, смотря с легким прищуром и чуть улыбаясь - автор ухитрился замечательно передать характер. Рядом с портретом была схематичная зарисовка в полный рост. Что интересно, по ней у химероида крылья были маленькие, больше похожие на ощипанные курьи, чем на перепончато-демонские.

- Это тот, которого ты распилил? - жизнерадостно хрустнул яблоком Шаи.

Последовавшая пауза затянулась. Ханнок слегка пожалел о том, что оказался рядом.

- Да. Это он.

- А за что его так?

- Он попросил.

- Отдал себя на благо науки? Как благородно с его стороны...

- Нет.

- Какой-нибудь ядоземный обычай? Я слышал в древние времена воины отдавали свою кровь во искупление озверелости...

- Наверное.

- Да не уходи ты от разговора! - аристократичная выдержка наконец дала трещину и недогрызанное яблоко улетело в хвойник, - Здесь я на вас всех трачусь!

Ньеч в лице не поменялся, а вот Сонни стиснула ложку как боец - литой пернач. На счастье, каньонник на нее не смотрел, зато Ханнок про себя понадеялся, что у взбалмошной девицы теперь появится иной объект для ненависти.

- Вождь, там не о чем говорить, - наконец ответил огарок, нехотя и непривычно простым, усталым тоном, - Они с отцом часто пили вместе. Терканай просил его ампутировать крылья. Отец отказывался. Одним вечером демон отвесил отцу затрещину. Не рассчитал. Проспавшись, рогатый сам принес мне меч. Вот и все... Я не помню подробностей, сам потом добил запас спирта.

На какое-то мгновение раскосые тсаанские глаза округлились, только теперь на смену гонору пришла искренняя растерянность. А затем на лице снова разлилось одухотворенное выражение. Ханноку такое было знакомо по посиделкам в укульских Домах Дебатов, где лучшие мужи Ламана соревновались в умении придавать смысл любому событию. И похоже, Ньечу эта традиция тоже была отменно известна:

- Не надо вождь. Это было... непрофессионально с моей стороны. Давайте, я вам лучше про кинаев расскажу.

А вот это уже знакомо, скучно. Сарагарец зевнул в ладонь и ушел спать.

---

К заставе с гостиницей они вышли уже к ночи, сделав в пути лишнюю остановку на отдых страдающему зверолюду. Впрочем, погода была ясная, и, хотя на западе горизонт еще теплился последними отблесками зари, Ахтой уже светил в полную силу. Даже ярче, чем дома. Пожалуй, сейчас Ханнок мог бы читать в его свете даже без химерьего зрения. На желто-рыжем диске Владыки Приливов можно было разглядеть мельчайшие детали вроде кратеров, солончаков, каньонов и, даже, тонкие белые завитки и черточки облаков. Шаи и на луну таращился все с тем же восторгом, что и на сосны с ручьями. Уже привычно.

- Не нравится мне это, - сказал Аэдан. Южанин, привстав в стременах, вглядывался вперед, где заросли мелколесья разрывала небольшая росчисть. За ней, чуть в стороне от основной дороги, темнел высокий частокол и серебрилась в лунном свете тесовая крыша длинного дома.

- Что такое? - Шаи отвлекся от созерцания, и грозно нахмурил четкие брови, - Опять за свое?

- Слишком тихо. И темно.

- Спят уже все, - передернул плечами нобиль.

- В пограничье, на тракте? Знаешь что, вождь, подождите-ка меня здесь. И с дороги сойдите.

Аэдан спрыгнул с коня, сунул поводья зверолюду. Тот набрался смелости и спросил:

- Горцы?

- Не похоже, - покачал головой терканай, - Пожара не было. Посевы целехоньки.

И растворился в темноте. Ханнок даже сморгнул, проверяя, не отказало ли ночное зрение - в первые дни такое бывало. Затем стянул осточертевший короб. Некоторое время стояли в зловещей тишине.

- Кстати, а что за общинником ты был, Хааноок? - пусть и произнесенный вполголоса, очередной вопрос в ночи прозвучал громко, невместно и беспощадно.

- Гончаром, - тихо рыкнул зверолюд, напряженно всматриваясь вслед наёмнику.

- Меща-а-анин, значит, - протянул Шаи. И не угадаешь, то ли это неистребимый каньонный говор, то ли нобиль разочарован до глубины души. Скорее всего и то, и другое.

- Я думал, ты хоть крестьянин. Путь ремесленника конечно почетней торгаша, но все ж таки... Слушай, если ты не хочешь учиться читать, взял бы хоть пару уроков воина у Аэдана.

Ханнок разозлился. Приоткрыл пасть, собираясь ответить. Раздалось рычание. Драколенье сердце пропустило удар - показалось, что проснулся, наконец, тот самый внутренний зверь. Затем он осознал, что рычат из кустов сбоку. А еще мгновение спустя ветки захрустели и на путников бросился черный ком меха и ярости.

Тяжелая лапища с совсем не по-волчьи острыми когтями легко вспорола шею коню Шаи. Не заржав, захрипев, животное от удара повалилось набок, увлекая за собой нобиля. Следующей была Сонни, судорожно пытавшаяся управиться с взбесившейся кобылой.

Крутившийся вокруг, лязгающий пенными зубищами кин-волк напрягся, готовясь прыгнуть. Не получилось - опомнившийся химер подбежал и обхватил его сзади руками. Ошибку Ханнок осознал быстро - этот был намного, намного сильнее обычных кинаев. Если бы сарагарцу самому не прибавило сил озверение, то все закончилось бы скоро и бесславно. Зверолюди покатились по траве хрипящим, дерущимся клубком из двух котов-переростков. Ханноку приходилось прилагать все силы, чтобы удержать противника, в лицо лезла черная, пахучая шерсть. Затем он вдруг осознал, что у него тоже теперь пасть хоть куда и впился в волчью глотку. Кинай взревел, отчаянно выдрался из хватки, располосовав шею о клыки химера. Вскочил, пошатнулся, зажимая руками бьющую из раны жизнь, совсем по-человечески всхлипнул и рухнул обратно. Затих.

- Верная, добрая, пушистая... с-скотина! - сплюнул Ханнок кровью и черным волосом. Вытер морду тыльной стороной ладони, борясь с тошнотой и исподлобья смотря на упавшую-таки с лошади Сонни. Предоставил поднимать ее Ньечу, сам пошел вытаскивать из-под туши матерящегося Шаи. Надо же, когда припрет умеем, оказывается, выражаться похлеще мещан. Парню повезло - лишь придавило, но ничего не сломало.