Тысяча и один призрак

ная женщина, бледная и дрожащая, схватила меня за руку и вцепилась в меня, как хватается утопающий за обломок доски, чтобы спастись.

— Пусть ты дочь тетки Ледие, это твое дело, но у тебя нет пропуска, и ты должна пойти за нами на гауптвахту!

Женщина стиснула мою руку. Я ощутил в этом пожатии ее ужас и просьбу. Я понял.

Она назвала меня первым именем, пришедшим ей в голову, поэтому и я назвал ее именем, какое придумал.

— Как, это вы, моя бедная Соланж! — сказал я ей. — Что с вами случилось?

— А, вот видите, господа! — воскликнула она.

— Мне кажется, ты могла бы сказать: граждане.

— Послушайте, господин сержант, не моя вина, что я так говорю, — ответила молодая девушка, — моя мать работала у важных господ и приучила меня быть вежливой, и я усвоила эту, признаюсь, дурную аристократическую привычку. Что же делать, господин сержант, я не могу от нее отвыкнуть.

В этом ответе звучала незаметная ирония, которую понял только я. Я задавал себе вопрос, кто могла быть эта женщина. Невозможно было разрешить эту загадку.

Одно было несомненно: она не была дочерью прачки.

— Что со мной случилось, гражданин Альберт? — ответила она. — Вот что случилось! Представьте себе, я пошла отнести белье, хозяйки не было дома. Я ждала ее, чтобы получить деньги. Черт побери! По теперешним временам каждому нужны деньги. Наступила ночь, а я, полагая вернуться засветло, не взяла пропуска и попала к этим господам, извините, я хотела сказать гражданам, они спросили у меня пропуск, я сказала, что у меня его нет, они хотели отвести меня на гауптвахту. Я начала кричать, и тогда как раз вы подошли, мой знакомый, теперь я успокоилась. Я сказала себе: так как господин Альберт знает, что меня зовут Соланж, он знает, что я дочь тетки Ледие, он поручится за меня, не правда ли, господин Альберт?

— Конечно, я ручаюсь за вас.

— Хорошо, — сказал начальник патруля. — А кто за вас поручится, господин франт?

— Дантон. С тебя этого довольно? Как вы думаете, он настоящий патриот?

— А, если Дантон за тебя ручается, то против этого ничего нельзя сказать.

— Вот. Сегодня день заседания в клубе Кордельеров, идем туда.

— Идем туда, — сказал сержант. — Граждане санкюлоты, вперед, марш!

Клуб Кордельеров находился в старом монастыре Кордельеров, на улице Обсерванс. Через минуту мы дошли туда. Подойдя к двери, я достал лист бумаги из моего портфеля, написал карандашом несколько слов, передал сержанту и попросил его отнести Дантону. Мы ж остались под охраной капрала и патруля.

Сержант вошел в клуб и вернулся с Дантоном.

— Что это, — сказал он, — тебя арестовали, тебя? Тебя, моего друга и друга Камиля! Тебя, лучшего из существующих республиканцев! Позвольте, гражданин сержант, — прибавил он, обращаясь к начальнику санкюлотов, — я ручаюсь за него. Этого довольно?

— Ты ручаешься за него. А кто поручится за нее, — возразил упорный сержант.

— За нее? О ком говоришь ты?

— Об этой женщине, черт побери!

— За него, за нее, за всех, кто с ним, доволен ты?

— Да,