Гарри Поттер и Лес Теней. Альтернативное окончание.

И на дне всех душ ютился страх. Липкий, подавляющий волю и лишающий мужества страх. Никто из друзей не знал в точности, почему Вольдеморт отложил штурм замка, известно было лишь, что войско барона неожиданно отступило к лесу, и всякая активность в лагере противника прекратилась. Это было непонятно, необъяснимо, и потому казалось особенно жутким – вот так сидеть и бездействовать в ожидании неизвестно чего.

Поэтому по молчаливому соглашению все разговоры о том, что может их ожидать, были под запретом. Остальные обитатели замка готовились к штурму, а друзья – бывшие друзья? – нет, всё-таки друзья! – собрались вокруг Гарри, то ли хотели поддержать его, то ли даже обессиленный и проигравший он оставался для них неким символом, объединяющим началом, одним присутствием делавшим их сильнее.

И каждый старательно избегал упомнинаний о возможном страшном исходе, даже мысленно отгораживаясь, кто чем мог, Гермиона – логикой, Джинни – нарочитой бодростью. Рон держался лучше всех, именно из его мыслей Гарри извлёк реальную информацию о положении вещей, но и он был подавлен. Спокойней всех казалась Сьюзен – но причина этого спокойствия была проста: девушка спряталась от ужаса осознания действительности, уверив себя, будто ей всё равно, что будет дальше. Смирение и полная покорность судьбе защищали её не хуже, чем черепаху – панцирь, помогало ещё и то, что сейчас она была поглощена заботой о Гарри.

Ласковые прикосновения её руки к воспалённому лбу несли облегчение, но Гарри чувствовал, что сама Сью тоже ощущает некоторый дискомфорт физиологического свойства, она то и дело беспокойно ёрзала на краю его постели, меняя позу. Когда Сьюзен в очередной раз зашевелилась, Гарри благодаря неожиданно проснувшемуся дару вдруг понял причину. И этой причиной оказался он. Сью совсем не понравилось то, что произошло прошлой ночью в ванной. Он вспомнил, как широко распахнулись от боли её глаза, и она невольно отпрянула. «Сьюки, тебе больно?» – испуганно спросил Гарри, но она помотала головой, придвинулась и обняла его крепче. Она обманула его, а он не понял этого, поглощённый собственными ощущениями, не замечал, как замёрзла она в остывшей воде. Нежный и искренний порыв, приведший девушку к нему, угас, но признаться, что ей плохо, Сью не решилась, и принесла себя в жертву – ему, Гарри, во имя его победы. А он взял и проиграл.

Гарри стало совсем гадко. Зачем, зачем она так повела себя, зачем тогда не сказала ему правды? Она же могла признаться, когда они одевались, и он увидел розоватую струйку воды, стекающую по внутренней поверхности её бедра? Сердце пропустило удар от острого ощущения её беззащитности перед ним, и он в раскаянии потянулся полотенцем стереть следы преступления с перламутровой кожи, но Сью задрожала, словно пойманная птичка, и отстранилась от него. Чтобы через минуту снова уверять его, что ей было хорошо и совершенно не больно. Почему она его обманула?

Чтобы не расстраивать перед поединком, в ночь, которая могла стать для него последней? Возможно, это был действительно нелёгкий выбор, но Гарри казалось, что Сью поступила бы так же, даже если бы не было никакого поединка, в силу одной лишь своей жертвенной сущности. Но ведь любая жертва не приносит тому, кому она предназначалась, ничего – кроме вины и угрызений совести…

Всё тело скрутила внезапная судорога, вызванная исключительно психологическими причинами: Гарри просто задыхался от жалости к Сью и сознания своего позора, чувствуя, как её нежная, как шёлк, ладошка гладит его щёку и взлохмачивает непослушные волосы на затылке. Он просто урод. Он притягивает проблемы к себе и окружающим. Мальчик-который-терпит-неудачу-во-всём-за-что-берётся. Несмотря на все магические предметы, которые ему помогали…

Где, кстати, кельтский кинжал? Рука дёрнулась, чтобы потянуться к поясу, но сил едва хватило, чтобы оторвать её от постели. Гарри не помнил, вернулся ли клинок к нему после заклятия «Ассио». Наверное, нет – ведь заклинание перехватил Вольдеморт. В ответ на эту мысль тут же пришло успокаивающее знание – кинжал был тут, под подушкой, Гарри чётко услышал его присутствие, словно слабое шевеление или успокаивающий шёпот «я здесь», и одновременно с удивлением понял, что Сью вроде как тоже отреагировала на только ему слышный голос оружия. Сью?

- Он тут, Гарри, не волнуйся, - Сью склонилась совсем близко, чтобы прошептать ему в ухо эти слова, и на душе слегка потеплело – и от её заботы, и от того, что она каким-то загадочным образом оказалась причастна к его непонятной связи с древним артефактом, и вовлечённость в эту связь делала её более близкой, неотделимой от самого Гарри, а возникшую между ними проблему менее значимой.

Между тем общая беседа не затихала, любая возникающая пауза тут же заполнялась чьей-нибудь репликой – словно в наступающем молчании все видели тень смерти.

Рон что-то мурлыкал себе под нос, перебирая струны, Гермиона говорила:

- Это странно, но ножны Эскалибура, похоже, действуют – у Гарри цвет лица изменился, и вообще он выглядит куда лучше, чем полчаса назад. Хотя по канонической легенде ножны должны защищать своего носителя, не позволяя ему вообще быть раненым, а не излечивать…

- Наверняка легенда подверглась искажениям за столько веков, - солидно предположил Рон. - В любом случае, согласись, что идея подсунуть ножны ему под руку была правильной. Потом он ведь и не ранен – возможно, именно благодаря ножнам.

- Ладно, все поняли, какой крутой у тебя меч, - перебила брата Джинни. - А я ратую за Грааль – нужно попробовать напоить из него Гарри, хуже ему точно не будет…

- А если он станет бессмертным? Нельзя делать человека бессмертным без его на то согласия, - строго возразила Гермиона.

- Да уж, - согласился Рон, выдав какой-то замысловатый аккорд, – если бы я стал сквибом, я бы точно не пожелал длить это удовольствие веками.