Судьба Убийцы (ЛП)

Я посмотрел за плечо Неттл. Кеттрикен плакала, Дьютифул ее обнимал. Рядом стояли его сыновья. Шут, Лант, Спарк и Пер, а за ними - ряды любопытных. Группы Скилла и те, кто пришел с ними. Все собрались посмотреть на мое последнее представление. Наконец-то я совершу то, что издавна слухи приписывали обладателям Уита. Я превращусь в волка.

Мне вспомнились последние дни в подземелье Регала. Там меня пытали, принуждая раскрыться и проявить свой природный Уит, чтобы потом убить меня на законных основаниях.

Велика ли разница?

Я желал, чтобы все они ушли прочь.

Кроме Шута. Хорошо бы он присоединился ко мне. Каким-то образом я всегда думал, что он ко мне присоединится. Только что-то не припомню, почему. Возможно, я похоронил это в камне.

Я услышал музыку. Странно. Я перевел взгляд и увидел Неда с необычным струнным инструментом. Он сыграл несколько нот и затем начал тихонько напевать «Жертву Кроссфайер». Это я его научил, много лет назад. На некоторое время музыка захватила меня. Я вспомнил, как обучал его песне, затем - как он пел ее со Старлинг. Я вспомнил менестреля, который научил этой песне меня самого. Я позволил воспоминаниям скользнуть в волка и почувствовал, как они утрачивают свой окрас и живость внутри меня. Песня Неда стала просто безликой песней. Нед стал просто безликим певцом.

Я умирал. Меня никогда ни на что не хватало.

Пора попросить его. Или пора уходить.

Это не то, о чем просят друга. Он не предложил, а я просить не стану. Не буду его этим терзать. Я пытаюсь уйти. Не знаю, как.

Разве ты не помнишь, каким слабым было твое тело в подземельях Регала?

Это было давно. Тогда я боялся жить и принять то, что они могли со мной сделать. Теперь я боюсь умирать. Боюсь, что мы просто исчезнем, лопнем, как пузырь.

Пожалуй. Но это так мучительно.

Лучше, чем умереть со скуки.

Я так не думаю. Почему ты его не попросишь?

Потому что я уже попросил его присмотреть за Пчелкой.

Она не особо нуждается в присмотре.

Я ухожу. Прямо сейчас. Ухожу.

Но я не мог.

Глава сорок девятая. Ложь и правда.

Я постаралась записать события из жизни моего отца, пока он вкладывал их в своего волка-дракона. Могу сказать, что когда я подступала к нему с пером, он выбирал, о чем рассказать, с превеликой осторожностью. Понимаю, у него должно быть много воспоминаний, слишком личных для того, чтобы делиться ими со своей дочерью.

Сегодня он в основном рассказывал о времени, проведенном с тем, кого он называет Шутом. Какое нелепое имя. Возможно, если бы меня угораздило называться «Любимая», то имя «Шут» я бы воспринимала куда охотнее. О чем только думали его родители? Они, правда, воображали, что каждый, кого он встретит в жизни, захочет называть его Любимым?

Я заметила одну вещь. Когда отец говорит о матери, он абсолютно уверен в том, что она любила его. Я хорошо помню мою мать. Она могла быть раздражительной и придирчивой, критикующей и требовательной. Но она позволяла это себе, пребывая в уверенности, что их любовь выдержит такие пустяки. Она даже злилась на него в основном от обиды на то, что он вообще способен в ней усомниться. Всё это чувствуется, когда он говорит о ней.

Но когда он говорит о своей долгой и глубокой дружбе с Шутом, в этом всегда присутствует оттенок неуверенности. Сомнения. Насмешливая песенка, вспышка злости - и мой отец повержен в замешательство отвергнутого человека, который не может понять, насколько серьезен был упрек. Я вижу Изменяющего, который был использован своим Пророком, и использован безжалостно. Может ли кто-то поступать так с тем, кого любит? Полагаю, это и есть тот вопрос, над которым сейчас бьется мой отец. Он всегда отдавал - и зачастую чувствовал, что это признавалось недостаточным: Шут всегда желал от него большего, и то, чего он желал, выходило далеко за пределы возможного. И когда Шут покинул его, скорее всего ни разу не обернувшись назад, для моего отца это было как удар кинжалом, от которого он так никогда и не оправился полностью.

И ему пришлось переосмыслить их отношения. Когда Шут так неожиданно вернулся в жизнь моего отца, тот больше не был уверен в безграничности их дружбы. Теперь он всегда мыслил с оглядкой на то, что Шут может еще раз использовать его в своих целях, а потом снова бросить одного.

И, несомненно, так и случилось.

Дневник Пчелки Видящей

- Они должны уйти, – прошептала я Неттл. – Он наш отец. Я думаю, он не хотел бы, чтобы даже мы видели его таким.

Я не хотела видеть своего отца таким - висящим на каменном волке, как сохнущее белье на заборе. Выглядел он ужасно: человек, словно сшитый из лоскутов гладкого серебра и изглоданной червями плоти. А пах он хуже, чем выглядел. Чистый балахон, который мы на него надели, сейчас был весь покрыт пролитым чаем и другими пятнами. По шее змеились потёки засохшей свернувшейся крови из ушей. В уголке рта скопилась кровавая слюна. Серебряная же часть его лица была гладкой и глянцевой, без морщин - как напоминание о том, каким он был еще совсем недавно.

Прошлой ночью я смотрела, как угрюмая Неттл протирала те части его лица, где была плоть. Он пытался протестовать, но она настояла, а на сопротивление сил у него не хватило. Она была осторожной, прикладывала влажную ткань, сворачивая испачканную часть так, что ни разу не прикоснулась к его коже напрямую. Из его язвочек выходили маленькие извивающиеся существа. Она выкинула тряпку в огонь.

- Им нет до него дела. Они просто хотят быть здесь, на случай если волк пробудится к жизни.

- Я это знаю. Они это знают. Папа это знает, – она покачала головой. – Это не имеет значения.

- Для меня - имело бы. Я бы хотела умереть без свидетелей. А не так.

- Он Видящий. Королевская кровь - всегда на виду. Научись этому сейчас, Пчелка. Кеттрикен воспринимает это должным образом. Мы - слуги для всех них, и они берут у нас то, в чем нуждаются. Или желают.

- Лучше бы ты вернулась домой к дочке.

- Будь выбор только за мной, я бы так и сделала. Я ужасно скучаю по ней и по Риддлу. Но нельзя, чтобы видели, как в таких обстоятельствах я покидаю своего отца и сестру. Ты понимаешь? – она взглянула на меня глазами моей матери. – Я не хочу, чтобы так было и с тобой, Пчелка. Я попытаюсь тебя от этого защитить. Поэтому я должна попросить у тебя быть настолько незаметной, насколько возможно. Если ты не будешь мне подчиняться, если ты будешь дерзкой и сумасбродной, все взгляды будут прикованы к тебе. Притворись, что ты невзрачная паинька, и тогда тебе достанется часть жизни, где ты сможешь принадлежать самой себе, – она устало улыбнулась мне. – Даже если твоя сестра всегда будет знать, что ты, какая угодно, но только не невзрачная паинька.

- Ох.

Вот бы кто-нибудь объяснил мне это раньше, до того, как я все усложнила. Но я ничего не сказала, только взяла ее за руку.

- Отличные стены, – сказала она. – Олух хорошо тебя обучил.

Я кивнула.

День становился светлее. В шатре отца входной полог был поднят, чтобы впустить внутрь раннее тепло дня и выпустить запах смерти. Я сидела рядом с его волком, сжимая в руках книгу, в которой записывала его воспоминания. Прошло два дня, с тех пор как он был способен говорить достаточно связно, чтобы я могла его понимать. Но я все еще оставалась подле него, добавляя иллюстрации к воспоминаниям, о которых он говорил вслух.

Неттл объяснила мне то немногое, что она знала о процессе. Похоже, некогда состарившиеся члены групп Скилла из Шести Герцогств добирались сюда, чтобы изваять драконов и уйти в них. Эту традицию они переняли у Элдерлингов. Человек таким образом обретал в некотором роде бессмертие.

- Камень, похоже, оживает ненадолго. Верити сражался в виде дракона до тех пор, пока Красные корабли не были повержены. Папа сумел пробудить спящих драконов и отправить их на помощь Верити, но как именно он это сделал, до конца никто не понял. Некоторые основанные мною группы Скилла сказали, что в старости предпримут попытку повторить этот подвиг. Папа однажды сказал мне, что старая детская песенка «Шесть мудрецов в Джампи пришли» на самом деле о группе Скилла, отправляющийся в горы, чтобы создать своего дракона.