Душа неприкаянная (СИ)

На вопрос, собственно, о грехе Киф сообщил не только о намерении Мануса спасти еретика от заслуженного возмездия. Этих еретиков, вдобавок, со слов изгнанника, было несколько. Не забыл он и украсить свой рассказ кое-какими выдумками. О Черной Мессе, что будто бы совершалась в эльвенстадских катакомбах — владениях гильдии воров. О разнузданных оргиях и кровавых жертвоприношениях с поеданием детей.

Едва ли настоятель поверил хотя бы половине из сказанного Кифом. Однако это не помешало ему поблагодарить раскаявшегося вора и посулить прощение всех грехов. А после исповеди встретиться с городским епископом и членами инквизиции. Дабы те позаботились о подстилании соломки. Все-таки сказка, она может быть и ложь, но подстраховаться лишним не будет.

Разумеется, не могло быть и речи о том, чтобы повязать Мануса и отправить его на костер. Имейся такая возможность, предводителя городских воров давно бы сцапали светские власти. Однако Манус по натуре своей был крысой. И как любая крыса, при первых признаках опасности скрывался в темноте и глубине. В данном случае — в темных и глубоких катакомбах под Эльвенстадом. Где блуждая, легче разыскать древний клад, чем конкретного человека.

Но вот ближайшую процедуру очищения огнем еретических душ следовало более-менее обезопасить. Для чего выделить на ее охрану побольше монахов — из числа самых крепких. Да выдать им боевое оружие. Еще епископ отправил письмо с просьбой о подмоге в Остенвинд. Тамошним рыцарям-храмовникам, что сражались против язычников и темных душой варваров в первых рядах.

Ну и напоследок саму церемонию было решено отложить еще на неделю. Так что замысел Мануса, с освобождением хотя бы одного еретика, был обречен. Вернее, был бы… да только не имел на самом деле глава гильдии воров такого замысла.

«Ты правда думаешь, что этот… Киф справится? — не смогла не спросить Эдна, когда подельник покойного дознавателя скрылся, — ну, сможет узнать, когда будут жечь алхимика?»

«Да нет конечно! — без обиняков и даже с подчеркнутым простодушием отвечал Манус, — я думаю, что этот ублюдок либо сбежит, либо предаст. Деньги, видите ли, не пахнут… Ну да этого мне не жаль. Потому что… у меня есть план получше, чем умыкать вашего алхимика с костра».

А речь шла вот о чем. Катакомбы, пронизывающие пространство под городом, не только позволяли членам гильдии воров успешно прятаться. С их же помощью люди Мануса могли незаметно подобраться в любую точку на карте Эльвенстада. Проникнуть чуть ли не в любое здание… ну или хотя бы в подвал оного.

Благодаря этому подземному царству гильдия воров даже наловчилась вызволять заключенных. Правда, все чаще, из городской тюрьмы. В крайнем случае — из подвалов графского замка. Теперь же, чтоб проверить саму возможность проникновения в казематы под Собором, Манус послал одного из подручных на разведку.

Тот вернулся, заметно испачкавшись, а к букету излучаемых запахов прибавилось, минимум, два. Зато выглядел вор довольным — своим небольшим, но успехом.

«Так мы и дело сделаем, — заключил Манус, — и Собор вроде останется неоскверненным. Не в подвалах же молитвы да исповеди проходят».

Тянуть дальше смысла не было. Так что на освобождение Аль-Хашима Эдна и Вилланд отправились той же ночью. Помимо упомянутого уже разведчика им в подмогу было придано еще четверо членов воровской гильдии.

Одновременно Манус обратился к другой не вполне законной гильдии — нищим. Те были так же должны предводителю воров, как сам предводитель рыцарю-разбойнику.

Благодаря этому обстоятельству в назначенный час к Собору стянулись калеки, слепцы, горбуны и прочие попрошайки. Каковых во всем немаленьком городе нашлось довольно-таки много. Нищие обступили духовное сердце Эльвенстада, взяв его в плотное кольцо. И тем самым перекрыли пути возможного подхода к Собору подкреплений.

Те, конечно, могли бы прорваться с боем. Но такой вариант казался в высшей степени сомнительным. Во-первых, выглядело сборище грязных оборванных уродов поистине жутко. На них не нападать хотелось, а обойти, держась подальше. Ну а во-вторых, формального повода для враждебных действий вроде как не было.

Ведь мало того, что калеки и уроды сами по себе считаются угодными Богу. Так вдобавок, собравшаяся толпа нищих нестройным хором затянула песни, вполне себе благочестивые. О Хранителе. А также о его отце… приемном. О том одиноком и немолодом работяге, что принял божьего посланника в облике младенца. Из рук ангела. И вырастил как родного сына.

Песнопения чередовались с молитвами. А настоятель, служки и прихожане дружно оцепенели от полного непонимания происходящего. В то время как Вилланд, Эдна и люди Мануса петляли по подземным туннелям.

Когда большая часть пути была пройдена, им пришлось свернуть в какой-то узенький и низенький отросток от основного туннеля. Через отросток можно было передвигаться только гуськом. Временами приходилось ползти. А сам отросток оказался извилистым и отнюдь не коротким.

Венчала его дыра, наспех заложенная каменной кладкой — выбиваемой хорошим пинком. Причем уложена она была не просто так, а для маскировки.

Первым в дыру пролез, естественно, проводник-разведчик. За ним последовал Вилланд — спрыгнув на твердый пол каменного коридора со сводчатым потолком. И помог спуститься Эдне.

Высадка всей остальной группы заняла какое-то время. Один из людей Мануса даже посетовал, что зря-де предводитель послал столько народу. И естественно, что за этим занятием незваных гостей заметили. Какой-то пузатый здоровяк, едва втиснутый в рясу, как раз проходил мимо с факелом и плеткой.

В первую секунду он распознал в людях, собравшихся возле одной из стен, чужаков. Во вторую — приметил, по крайней мере, у некоторых из них оружие. И, оценив численный перевес противной стороны, засеменил прочь. Совершенно некстати заголосив: «На помощь! Сюда проникли разбойники!»

Навредил пузан этим разве что себе. Пока мешкали Эдна с Вилландом, один из воров метнул вслед ему нож. Гнутое лезвие воткнулось в спину беглеца — заставив того перейти от зова на помощь к нечленораздельному воплю. После еще одного ножа человек с плеткой рухнул на булыжники пола… и вскоре затих.

Тишина, впрочем, в этом подземелье слыла нечастой гостьей. Уже через пару минут, усиленные эхом, подвал огласили крики боли и ужаса.

«Уж не алхимика ли нашего там пытают?» — пришло в голову Вилланда. Сняв со стены один из факелов, охотник двинулся вдоль по коридору. В ту сторону, откуда доносились крики. Пусть и с неохотой, но Эдна и люди Мануса последовали за ним.

Отзвуки чьих-то мук повторялись через несколько секунд. Идя им навстречу, Вилланд остановился возле широкой двустворчатой двери. За дверью обнаружилась скудно освещенная комната. Посреди нее на деревянной лавке валялась груда окровавленного мяса… в которой с трудом можно было опознать человека.

Еще один человек сидел у стены на каком-то металлическом стуле. Каждая из рук человека была помещена в некое подобие мясорубки. Рядом стояли два монаха. И неспешно поворачивали вороты «мясорубок» — заставляя свою жертву издавать те самые крики.

От такого зрелища, не говоря уж о звуковом сопровождении, рука Вилланда сама потянулась за кинжалом. Одернул его внутренний голос, некогда представившийся Игорем. «Не надо геройства, — велел он строго, — мы здесь не для этого. А Аль-Хашима тут нет».

Но, как видно, предупреждение пришло слишком поздно. Или Вилланд зря переступил порог пыточной камеры. А может, его выдала скрипнувшая дверь. Так или иначе, охотника заметили. Один из монахов, с круглым как колобок лицом, отвлекся от своего занятия.

— Готов поспорить, — спокойным голосом молвил он, зачем-то причмокнув, — что ты из мирян. А мирянин может пребывать здесь… только в одном качестве.

Ни отступить, ни даже возразить Вилланд не успел. Монах дернул за кольцо какую-то цепочку, свешивающуюся с потолка. И за спиной охотника с шумом опустилась решетка. Преграждая путь как для отступления, так и для подмоги.