Душа неприкаянная (СИ)

Пол устилал пухлый ковер. А в центре комнаты размещался дубовый стол. И резное кресло с высокой спинкой да несколько стульев рядом с ним. Манус, низенький сгорбленный старичок, восседал в кресле. И склонившись над пухлым пергаментным томом, чиркал по нему пером.

— А где же сам рыцарь-разбойник? — пробурчал Манус, не отрываясь от своего занятия, — что же он кого попало ко мне посылает?

И после двухминутной немой сцены добавил:

— А чего это вы стоите-то, я не пойму? Садитесь, пришли коль. В ногах ведь… это, правды нет. Я прав?

С этими словами старик поднял на гостей белесые глаза. И замолчал, выжидая. Отодвинув стулья, Эдна и Вилланд расположились за столом. Как раз напротив предводителя эльвенстадских воров.

— Чтоб ты знал, я для Родрика — не последний человек, — с толикой дерзости сказала ему разбойница, — так что можешь считать, что разговариваешь сейчас с ним. Теперь к делу. Родрик сказал, за тобой должок.

Взгляд Мануса сделался цепким, жестким. Оценивающим. Внимательно оглядев Эдну с ног до головы, старик перевел глаза на ее спутника. Наморщил лоб, будто что-то вспоминая. После чего заговорил вновь:

— Должок? Должок помню, как же иначе. А раз должен, значит отдам. По первой же просьбе… кхе-кхе.

— Ну, собственно, просьб у нас две, — поспешила уточнить Эдна, — причем одна из них важная, а вторая… так. На уровне «если не затруднит». Начну с важной: нам нужна помощь.

— Вызволить одного человека… из темницы, — вклинился в разговор Вилланд.

— Человека? Вызволить? — переспросил, ухмыльнувшись, Манус, — ах, юноша… сколько живу, а ничего в мире не меняется. Граф все так же возводит напраслину на добрых людей. То в казематы бросает, то гонит на плаху. И что ж делать нам… другим добрым людям? Конечно же, избавлять его сиятельство от бремени лишних грехов. Он потом… кхе-кхе… на том свете еще спасибо за это скажет.

— Э-э-э, — поспешила возразить Эдна, — видишь ли, граф здесь ни при чем. Нужный нам человек… алхимик, угодил в лапы инквизиции. Сжечь его пока не сожгли… скорее всего. Но держат в подвале под Собором. И наверняка пытают.

Пока она говорила, лицо предводителя гильдии воров мрачнело на глазах. Тем не менее, слушал он внимательно. И взял слово, только когда разбойница закончила.

— Не понимаю, чем гильдия может здесь помочь, — сухо и без энтузиазма молвил Манус, — вломиться в Собор силой? Чтоб вызволить этого… алхимика? Да простит меня Родрик, но ничего не выйдет. Нет, силенок-то у нас, может быть, и хватит. Если соберемся да оружие прихватим. Но… поймите, ребятки. И я, и люди мои — почти все очень набожные. Есть причины, кхе-кхе…

Вот и представьте, каково это будет. Сегодня мы нападем на Собор… оскверним его кровью… да и своим присутствием. А завтра любой из нас может пойти замаливать очередной грех. А том числе в тот же Собор. Не выйдет, ох, не выйдет, ребятки…

— Проклятье! — у моего охотника банально не выдержали нервы, и он едва не сорвался на крик, — что же такое: и здесь от ворот поворот.

Манус молча смерил его белесым взглядом. Много ты понимаешь, читалось в глазах старика.

— С другой стороны, — нехотя проскрипел он, снова морща лоб, — все не так безнадежно. Мы могли бы дождаться, когда этого вашего алхимика повезут на площадь. Ну, чтоб сжечь наконец. А там бы уж мы и подсуетились. Или по дороге перехватили. Тут, я думаю, Хранитель нас простит. На зрелище такое ведь опять толпа соберется. А в подобных сборищах нам орудовать не впервой… по карманам шуровать, кхе-кхе. Только на сей раз предстоит украсть целого человека. Что-нибудь еще?

К последнему вопросу Манус перешел столь резко и задал его так громко, что Эдна даже вздрогнула. После чего заговорила. Смущенным тоном благородной девицы, сознающейся в свидании с конюхом.

— К сожалению, да. Один из людей гильдии работает на графского дознавателя. И по его милости я попала на виселицу. И если бы не этот храбрый человек, — разбойница кивнула в сторону Вилланда, — мы бы здесь сейчас не разговаривали.

— На графского, значит, дознавателя, — изрек в ответ Манус, — что ж, не новость для меня это, не новость. Даже мы не свободны от подданства ни его сиятельства, ни его величества. И вынуждены исполнять долг перед ними по мере скромных наших сил. Не то кому б мы тогда нужны были? Давно бы нас переловили да перевешали.

А немного помолчав и подумав, глава гильдии добавил:

— Впрочем, я кажется, знаю, кто под монастырь тебя подвел. Киф… чертов пройдоха. Вот уж кто спелся с графскими ищейками! И как раз на прошлой неделе отпросился у меня. Вроде как родителей навестить в каком-то захолустье. А вернулся… да только что, буквально! Незадолго до вас. Эй, Ки-и-иф, черт тебя подери!

Последнюю фразу Манус уже выкрикнул. В ответ одна из портьер отодвинулась, и в комнату вошел неприметный человек в сером плаще.

Как ни старался этот Киф быть незаметным… но, по крайней мере, я его узнал. Именно он, похожий на крысу, вздумал поживиться за счет Вилланда в «Пьяной овце». Ничего не скажешь, удачное совпадение.

— Да! Это он! — воскликнула Эдна, тыча в неприметного человека пальцем. А Киф при виде ее как-то стушевался, попятился. Точно привидение увидел.

— Киф, — строгим тоном обратился к вошедшему Манус, — я знаю… да и не только я, что ты, продажная шкура, работаешь на ищеек его сиятельства.

— Работал, — поспешил уточнить вор, — деньги не пахнут.

— Это да, — кивнул, словно согласившись, глава гильдии, — но есть не одно, а целых два «но». Во-первых, ты редко делился с гильдией. Все больше в карман к себе клал.

— Просто дознаватель платил не всегда, — себе в оправдание отвечал Киф, — угрозами брал все больше.

— Ну, допустим, — снова кивнул Манус, — тогда слушай второе «но». Из-за тебя чуть не казнили эту прелестную девушку. Возлюбленную рыцаря-разбойника. А рыцарь-разбойник, чтоб ты знал, друг всей нашей гильдии. Некогда сильно нам подсобил. И дружба… напоминаю тебе… она дороже всяких денег.

Не без удовольствия я наблюдал, как без того бледненькая востроносая физиономия Кифа совсем уж побелела. И как подрагивали стиснутые пальцы рук. Боится, сволочь! Сразу видно, что боится.

— И что теперь? — пробормотал он вполголоса.

— Как что? Наказание! — не промедлил с ответом предводитель гильдии воров, — а искупить свою вину перед всеми нами ты можешь только одним способом. Выясни, когда инквизиторы собираются сжечь на костре алхимика по имени Аль-Хашим.

— Но… как? Откуда? — вскричал Киф со смесью страха и возмущения.

— Это уже твои заботы, — тоном, не терпящим возражений, отрезал Манус, — на то оно и наказание. Ты же не рассчитывал, что за проступок твой я тебя целого барашка жареного съесть заставлю? Или поросенка? А теперь ступай. Не то вякнуть не успеешь, как вылетишь из гильдии. И следующим, что ты сможешь невозбранно украсть, будет кость у бездомной собаки.

Мутный старческий взгляд главы гильдии сделался тяжелым, как у удава. Киф отступил под этим взглядом; попятился, покидая кабинет. И успел оступиться целых два раза.

При виде такого зрелища никому из нас троих и в голову не могло прийти посчитать это наказание излишне мягким.

Но вот выполнять заведомо невыполнимое задание Киф не бросился. И хотя после кабинета Мануса ноги понесли его к Собору, но совсем с иной целью. Незадачливый клеврет покойного дознавателя прикинул расклад. И понял, что возврат в гильдию отныне ему заказан — по крайней мере, мирным путем. Самым же разумным вору-изгнаннику показалось напоследок отомстить предводителю. Этому старому самодуру и ханже.

Движимый такими, отнюдь не праведными, устремлениями Киф напросился к настоятелю Собора. На внеочередную исповедь. Где выдал все, что знал о планах предводителя гильдии.

А начал Киф с подобающего вступления.

«Дьявол овладел душой Мануса, — зловеще шептал он, — слишком долгую и греховную жизнь он прожил. Слишком мало времени посвящал молитве и покаянию. И теперь… по наущению врага рода человеческого задумал Манус пойти против самой Церкви. Да в придачу затянуть в этот омут греха всю гильдию».