Мой путь озарён рассветом (СИ)

— Мы не позволим ей остаться живой, — пообещала я. — Она ответит за всё, что сделала, но при этом не загубит больше ни одной жизни. Не дай ей загубить твою жизнь.

— Поверить не могу. — Малисана покачала головой. — Когда всё успело так измениться? Теперь ты напоминаешь мне Финиду больше, чем Марику.

Впрочем, Марика была на моей стороне. Она собирала подписи клана, которые собиралась перенаправить в суд, и Малисана охотно возглавила это мероприятие. А через несколько дней, проходя мимо булочной тётушки Эвы, я увидела, что ученица Слышащей сидит внутри вместе с Крисом, и они что-то оживлённо обсуждают.

Это был настоящий удар. Я тоже ненавидела Фаину, я желала её смерти не меньше, чем эти двое, и Крис не мог не знать этого. Но он выбросил меня, отверг, не отпер дверь, не пришёл, не позвал. Не вспомнил про меня, бросил наедине с моим горем, накинув новое. Призрак обсуждал с Малисаной возможность аудиенции у Верховного Судьи, а я слушала их, стоя под окнами булочной. Меня они не заметили. Наверняка даже не вспомнили обо мне, и я ушла прочь.

Наверное, стоило всё-таки отловить Криса и накричать на него, но перед моими глазами постоянно вставал образ Питера, и я понимала, что у меня нет на это сил. Маг умер, чтобы я могла жить и быть счастливой, а я просто не могла и всё тут.

Сона помогала Малисане собирать подписи, Диса ворчала, что эти беспорядки её раздражают, и она была бы счастлива, если бы «они там» уже хоть что-нибудь решили, а Рия взяла и уехала в свои горы, как будто ничего не случилось. А потом нам с Крисом пришли приглашения в суд, и Марика поручила нам отвезти её письмо и собранные подписи.

По дороге мы не разговаривали. Призрак очевидно меня избегал, но каждый раз, когда я пыталась спросить, почему, в горле вставал ком и я не могла выдавить ни звука. А когда мы прошли по карнаэльским улицам, по которым мне теперь не было нужно спешить к магической академии, и поднялись в роскошно украшенное торжественное здание Суда, я и вовсе онемела.

Суд обещал быть грандиозным. Огромное количество людей в дорогих костюмах, от которых так и пахло важностью, пугали меня, но Крис был безразличен и к ним, и к моему состоянию. Он ушёл искать, кому можно отдать переданные Марикой бумаги, и не вернулся ко мне. Пришлось разбираться, куда идти, самой, и садиться среди толпы свидетелей, которые не имели никакого отношения к Фаине и тому, что она сделала.

Крис пришёл позже и сел с другой стороны длинной скамьи. Слушая так называемых свидетелей, мы корчили совершенно одинаковые гримасы отвращения, но от этого легче не становилось, потому что творились действительно ужасные вещи.

— Хрупкая нежная девушка, место которой в доме на берегу моря рядом с любящим мужем и детьми, — мечтательно говорил смотритель Чаячьей Крепости, приставленный к Фаине.

— Одержимый духами разрушения, человек становится их рабом. За убийство мы судим убийцу, а нож приводим в порядок и убираем на его место. Так же я считаю нужным поступить и тут, — вещал некий авторитетный эксперт по демонам. — Ответить за разбитую стену и погибших людей должен Эйноматрин, а не эта девушка.

Да, Фаина «призналась», что действовала по приказу с родины. Поняв, что одержимая жаждет убивать магов, Эйноматринцы аккуратно развернули её в нужную им сторону, и это скорее всего было правдой. В отличии от всего остального, что нам пришлось услышать.

На фоне других показаний, слова Криса казались особенно сухими и предвзятыми, а потому неправдоподобными. Призрак кратко и правдиво пересказал свою историю, не глядя в сторону находившейся тут же колдуньи, я же не спускала с неё взгляда. Фаина не выдала себя ни единым жестом, она глядела со скорбью, раскаянием и даже любовью, и это придало мне решимости. Когда настал мой черед, я поднялась на ноги, глубоко вдохнула и, подняв в памяти лицо Кайры, заговорила.

Я не жалела красок и эмоций. Я выдавливала из себя каждую капельку боли и страха, которые испытывала, встречаясь с Фаиной и последствиями её действий, и это представление не уступало представлению колдуньи. Потому что я не врала. Я говорила правду, преподнося её в наиболее подходящей для ситуации форме. Мой голос дрожал, когда было надо, несколько раз я бросала быстрые косые взгляды на Криса, словно ища его поддержки и защиты, а дойдя до подвига Питера, я превзошла саму себя и пустила слезу. Слёзы текли из моих глаз, и, пусть я не выглядела такой же хрупкой и трепетной, как Фаина, я видела, что эти слёзы слушателей задели.

Когда-то давно я уже разыгрывала похожий спектакль перед колдуньей, я сумела добраться до её истинных чувств и сделать её уязвимой для демона. Теперь мне нужно было добиться того же: настоящее лицо эйноматринской страдалицы должен был увидеть суд, потому, закончив основной рассказ, я перешла к следующему акту, который был предназначен Фаине лично.

— Она говорила, что была слита с первым демоном в раннем возрасте. Это трагедия, достойная сочувствия, но сейчас мы видим перед собой не ребёнка во взрослом теле. Перед нами очевидно не тот человек, который был слит с демоном в детстве. Сейчас, когда я смотрю на неё, я вижу… — Я на миг прервалась и содрогнулась. — Я вижу доброе лицо молодой эйноматринки, которая обещала помочь мне, а сама собиралась вырвать из меня душу. И я слишком хорошо помню, каким стало её лицо в тот момент, когда я сообщила ей о том, как умер её коллега. Я убила его, спасая свою жизнь и жизни наших детей, и…

Фаина напряглась, я видела это, я чуяла это! Я была на верном пути, но меня прервали, объявив, что я начала повторять свою историю по второму кругу. Мне пришлось сесть на место и стиснуть зубы. Вся бессмысленность этого суда сводилась к тому, что здесь не было и не могло быть доказательств. Побеждала та сторона, которая заставляла Верховного Судью поверить, а вера — штука непокорная.

Выскочить вперёд, прорваться через зал, туда, где в зачарованной клетке сидела колдунья. Одно прикосновение браслета на моей руке, и она умрёт, а что будет со мной — дело десятое. Так просто, и в то же время совершенно невозможно. Слишком много людей, которые непременно попытаются меня остановить, но которых я не должна была убивать. Оставалось сидеть и держаться, терпеть, не сходить с роли, не перечёркивать впечатление, которое я произвела на слушателей своим рассказом. И я держалась, я терпела ровно до тех пор, пока один из державших барьер магов не начал рассуждать о Питере и его мотивах.

— Он пожертвовал собой, чтобы спасти эту невинную душу и не вынуждать нас убить её! — провозгласил человек, который едва ли хотя бы раз в жизни обменялся с Питером парой слов.

Тело опередило мысли, я вскочила на ноги и выкрикнула:

— Бред!

Больше ничего сказать мне не дали. Нас с Крисом обоих вывели из зала, объявив, что наши слова услышали, а больше ничего от нас не требуется. «Мы не хотим заставлять вас снова переживать потерю друга», — сказали нам, и едва ли этот судейский знал, в какой опасности был в тот момент.

Я боялась, что Призрак накинется на меня с обвинениями, но Крис ничего не сказал, лишь отправился искать окна, через которые мог бы подслушать решение суда. Не наделённая даром слышащего, я могла только бестолково слоняться вокруг. К счастью, Крис снизошёл до того, чтобы то и дело кратко передавать мне, как идут дела. Я яростно хлестала хвостом по ногам, узнавая, что речь самой обвиняемой была очень искренней и явно склонила на сторону Фаины многих из тех, кто не был на её стороне ранее.

— Она умеет быть убедительной, — проговорил Крис наконец. — Её хотят помиловать и отпустить.

— Что?! — вскинулась я, но Призрак зло улыбнулся.

— Ты тоже умеешь быть убедительной.

Я подалась вперёд, но Крис не стал продолжать. Кончики его ушей мелко дрогнули, я поняла, что он слушает снова, и затаила дыхание, не желая, чтобы Призрак пропустил хотя бы слово.

— Они продолжат изучение вопроса и повторят суд снова, — процедил Крис наконец.

— Какие к демонам суды! — взвилась я. — Надо было просто убить её на месте…