Судьба Убийцы (ЛП)

Съешь его!

Уверенность Ночного Волка была всем, что мне было нужно. Не колеблясь, я откусил. Это было вкусная соленая говядина. Толстый кусок был размером примерно с мой кулак и, вероятно, настолько большим, какой она только смогла унести. Я перестал на нее сердиться. Да, я все еще нуждался в информации, но мое тело говорило, что еда была более важной вещью на данный момент. И еще вода. Я вернулся к роднику.

Я попил, поплескал водой на лицо и на шею, а затем отчистил с брюк прилипшую к ним корку грязи. Мытье рук никак не повлияло на покрывавшее их Серебро.

Овцы подняли свои головы, и я посмотрел вверх вместе с ними. Ко мне на холм медленно взбирался Прилкоп. На некотором расстоянии за ним следовал Белый. Я стоял и смотрел, как они идут. Прилкоп рассматривал меня с тревогой и, возможно, ужасом. Я так страшно выгляжу? Конечно, так и есть. Когда он подошел достаточно близко, чтобы мне не приходилось кричать, я спросил его:

– Кто выжил?

Он остановился.

– Из твоих или моих? – угрюмо спросил он.

– Моих! – его вопрос разозлил меня скрытым в нем обвинением.

– Пчелка. И Любимый. Парень, что был с тобой, и девушка.

Я подавил свою радость от этих слов, задав следующий вопрос:

– А Лант?

– Воин, которого ты привез с собой? Когда я в последний раз видел твоих людей, его среди них не было. Возможно, его потеряли в воде, когда корабль превратился в драконов.

Еще одно потрясение для моего нетвердого рассудка. Я выбрался из уже замутненной воды и обошел усеянный навозом участок. Прилкоп подошел и зашагал рядом со мной, но не предложил своей руки. Я не винил его.

– Куда отправились мои люди?

– В гавань пришел другой корабль и увез их прочь. Они ушли.

Я встретился с ним взглядом. Его темные глаза были полны тоски.

– Почему ты пришел ко мне?

– Я видел ворону с несколькими алыми перьями. Однажды она мне снилась, эта ворона. Когда я ее подозвал, она спустилась ко мне и произнесла твое имя. Она сказала, что я найду тебя с овцами, – он огляделся. – Теми немногими, что остались, – добавил он, и снова я услышал эти обвинительные нотки в его голосе. – Я видел его с твоими друзьями, когда в последний раз разговаривал с Любимым.

– Ее, – поправил я. – Ты говорил с Любимым? – Трава под моими босыми ногами была относительно свободна от овечьего навоза. Я опустился вниз и сел так неизящно, как старый гобелен падает со своих крючков. Прилкоп был более грациозным, но ненамного. Я подумал, насколько же он старый. Белый, которого он привел с собой, не присел с нами, а остался стоять в отдалении, словно в любой момент намеревался сбежать.

– Оставь еду и вино и можешь идти, – сказал ему Прилкоп.

Тот снял с одного плеча парусиновую сумку, бросил ее, а затем развернулся и побежал. Прилкоп издал нечто среднее между вздохом и стоном. Он потрудился встать на ноги, подобрал сумку и уселся обратно рядом со мной. Когда он открыл ее, поставив между нами, я спросил его:

– Я что, настолько пугающий?

– Ты больше похож на статую, чем на человека, как что-то сделанное из серебра и прикрепленное к покрытому плотью скелету. Это Капра сделала с тобой? Или дракон?

– Это результат моих собственных дел, и ничьих больше. Магия пошла не так, – коротко объяснил я ему, потому что был слишком усталым, чтобы утруждаться лишними словами. – Что случилось? С Пчелкой и Любимым? И всеми остальными?

– Они полагают, что ты умер. Все они. И они отчаянно оплакивают тебя.

Тщеславие ­– такая странная вещь. Мои друзья оплакивали меня, а моя душа была согрета тем, что они меня любят.

Он тщательно подбирал слова, пока вынимал пробку из покрытой паутиной бутылки вина. Поставив ее между нами, он начал устраивать странный пикник.

– Это хорошее вино, из лучшей таверны в городе. Мне пришлось выбирать из того, что оставили люди. Яйца сырые, из наполовину рухнувшего курятника. Абрикосы не совсем спелые, но дерево упало, так что я сорвал их. То же самое с рыбой ­– я взял ее из обрушившейся коптильни, и она все еще сырая внутри.

– И ты принес это для меня?

– Я собирал еду, когда увидел ворону. Я думаю, ты более голодный, чем я.

– Спасибо, – меня совершенно не заботило состояние пищи или ее источник. Я едва мог сдерживаться, пока он выкладывал еду на грубую мешковину, в которой ее принесли. – Ешь, пока я рассказываю, – предложил Прилкоп, и я с радостью подчинился. Продукты были небезупречными, как он и говорил, но я съел их. А сырые яйца прекрасны, когда живот их ждет.

В истории, рассказанной Прилкопом, были явные пробелы, но я узнал многое, что успокоило мне сердце. Он видел Пчелку с Шутом, Спарк и Персиверансом. Лант, возможно, погиб. Кто-то сильно обгорел. Сложнее было осознать, что когда корабль Совершенный затонул, из вод гавани возникло два дракона. У меня были свои предположения о том, как это могло случиться. А другие драконы и алый человек прибыли с целью уничтожить все в Клерресе. Я был поражен, когда он заговорил о черном драконе. Это должен был быть Айсфир. Алый человек, которого заметил Прилкоп, вероятно, Рапскаль.

Были вещи, которых он не знал и был не в силах объяснить. Я не мог себе представить, как Совершенный нашел силы стать драконами. Затем я вспомнил, как Шут говорил о моей утерянной колбе с Серебром. Тинталья и Хеби обещали, что они придут, как только смогут, но меня удивило, что и Айсфир проделал такое путешествие. О Проказнице Прилкоп не знал ничего помимо того, что в бухту прибыл корабль с живой фигурой, над которым кружили драконы, криками заставляя всех замолкать. А затем все люди из приплывших на Совершенном, что остались в живых, поднялись на борт.

Логика говорила мне, что я должен быть рад тому, что они в безопасности на пути домой. Но то, что я был оставлен умирать, пусть даже сам настаивал на этом, отзывалось глубокой болью в сердце. Не важно, как это глупо, но то, что они ушли без меня, больно жалило. Это было подобно болезненному эху того, как Молли и Баррич некогда продолжили жить, поверив в мою смерть. Глупое, глупое чувство. Разве не поступил бы я в точности так же? Я направил свои мысли в новом направлении, сосредоточившись на трагедии, отражающейся в глазах Прилкопа.

– С тех пор, как ты вернулся в Клеррес, они плохо с тобой обращались, но я знаю, что ты не пожелал бы им такого. Как люди Клерреса спаслись? Что с твоими Белыми?

Он издал слабый звук.

– Я прожил долгую жизнь, Фитц Чивэл Видящий. На Аслевджале я видел падение владений Белой Женщины и радовался этому. Помнишь ведь, я внес свой вклад в сохранение жизни Айсфиру, пока он был заключен во льдах. Но Клеррес, здесь… да, они дурно со мной обращались, – он посмотрел на узор белых шрамов на своих руках и тыльной стороне ладоней. – Хуже, чем «дурно», – добавил он и поднял взгляд. – Так же, как твоя собственная семья обращалась с тобой, как я припоминаю из рассказов Любимого. Но ты ведь никогда не путал одного своего дядю с другим, не правда ли? Когда я был ребенком, Клеррес (как давно это было!) являлся местом, где учились. Я любил библиотеки! Они рассказывали мне, кто я был! Там находились все сведения о деяниях Белых Пророков, что ушли из жизни до меня. Там были описания пережитых ими приключений в поисках их Изменяющих, но еще там были собрания знаний, летописи о древних королевствах, а также карты и истории далеких мест… Ты не можешь представить себе - что Пчелка разрушила своим пожаром. Я не виню ее, она не могла спорить с силами, которые сформировали ее и привели на этот путь. Но я оплакиваю то, что было потеряно.

– Также я оплакиваю Белых в их красивых маленьких коттеджах, которые теперь похоронены под обрушившимися стенами замка Клерреса. Некоторые были всего лишь детьми! Пусть их сны использовались для достижения эгоистичных целей, но ты не можешь винить их больше, чем я виню Пчелку за то, кем она стала. Так много их погибло. Так много.

Он замолчал, задохнувшись от переполнявших его эмоций. Я не ответил. Погибли невинные. Да. Но те, кто мучил и пытал Шута, те, кто выкрали и издевались над моей Пчелкой, – они тоже были мертвы, и я не мог об этом сожалеть.