Ослеплённый разочарованием (СИ)

— Я вспомнил! Внемли, Варкраг!

— Что-то уж мрачно, — пробурчал воевода.

Для того чтобы смешать необходимые зелья, колдуну, опытному травнику и знахарю, требовалось не более минуты. Он поднялся на ют, гордо держа большой кубок с парившим снадобьем — плодом своего труда.

— Выпей это! — чародей протянул Императору смесь энергий сопредельных миров и волшбы родного мира, смесь настоев и вытяжек десятков трав и кореньев.

— Что это? — Уруг-Карр взял кубок. Всмотрелся в поверхность чёрной жидкости: на доли секунды всплывали жирные чёрные хлопья, похожие на пепел.

— Это не яд. Уж отравить тебя я мог давно, хотя бы в первую нашу встречу. Но если хочешь, я могу отпить половину…

— Не надо. Если не доверять тебе и Варкрагу, то кому же?

Император пригубил колдовской напиток.

— Это питьё, — вещал маг, — укрепит твои нервы, отгонит сомнения и притупит память…

— Что?.. — Уруг-Карр поперхнулся.

— Тебе нужно это! Твои нервы из стали, но ржа сожрёт даже сталь, если держать ту тысячу лет во мраке разума!

Воитель допил то, что называл про себя минуту назад эликсиром, а теперь не иначе как зельем; поглядывал на союзника так, что любой другой на месте его пал на колени и смиренно начал просить лёгкой и быстрой смерти.

Осушив кубок до дна, Уруг-Карр и вправду немного повеселел; изволил собрать девятерых «добровольцев» на юте и заставил их рубиться на мечах до первой крови. Потом отправил задетого лезвием перевязывать царапину, сам стал отражать атаку восьмёрки солдат коротким бронзовым жезлом. Вдоволь наигравшись, его Величество Император поднялся на мостик и застыв позади рулевого обозревал однообразный и унылый морской пейзаж. Но ему он унылым не казался. Он то и дело хлопал матроса по плечу и начинал декламировать отрывки из старинных саг и баллад. На время у меня отлегло от сердца.

Однако когда его песни стали мрачнее и тяжелее, я поспешил принести ещё один кубок. Император благосклонно принял его из моих старческих рук, опустошил и выбросил за борт, а когда я дёрнулся следом, — работа самого Асола, нежнейшая серебряная вязь, инкрустация чистейшими адамантами из норы Голдва! — махнул плетью и выхватил драгоценность удлинившимися щупальцами из воды. Когда пришло время принять лекарство в третий раз, я уже тщательно рассчитал доли всех составляющих. Теперь эликсир достаточно принимать раз в день.

Определённо, моё средство помогало, но я не знаю, как скоро наступит привыкание и его память вырвется из уз. И не знаю, что будет тогда…

Сегодня вечером я зашёл в каюту Императора — стража сказала, что его Величество отошёл ко сну, но я сослался на необходимость срочного лечения и помахав склянкой с лекарством перед носами олухов прорвался в комнату. Уруг-Карр спал, и я не стал его будить. Бутылочку оставил на столе, — вдруг кто-то из телохранителей обмолвится о том, что я заходил, тогда сложных объяснений не избежать, — в сосуде самый обычный, укрепляющий тело отвар. На этом же столе я и заметил небольшой обрывок пергамента, исписанный рукой Уруг-Карра, бегло пробежал глазами.

Та-а-к…

Я взял листок, подбросил в воздух и дунул, одновременно щёлкнув пальцами. Кусочек кожи осел на пушистый урцолзский ковёр тонкой пылью. Я растёр её подошвой, ярко-красный ворс посерел. Нда-а-а… Перестарался… Нич-ч-чо… Отчистят… А зато, если пропажа обнаружится, — а вот это вряд ли, зелье напрочь отобьёт память обо всём плохом и печальном, — я смогу поклясться, что не выносил пергамент из комнаты.

Вернувшись в свою каюту, — дверь напротив комнаты Уруг-Карра, — я целиком погрузился в чтение трактата знаменитого ппалдлгского софиста Экоша-Заха «О нереальности окружающего бытия как следствии неразрывности понятий материи и разума». Занятная, между прочим, вещица…

В составе эскадры плыло двадцать штурмовых бронированных фрегатов, — именно на них возлагалась надежда сокрушить стены Ал-Шог-Гора, — пятнадцать лёгких брагантов и три десятка галеонов. Позади шёл караван грузовых барж, общим числом превышавший полсотни, заполненных оружием, провиантом, деревом для починки судов, если они, не дай Иишоз и упаси Вофдаж, будут повреждены, инструментами и строительными материалами для постройки укреплений на захваченных у врага пятачках суши. Были в их вместительных трюмах и табуны коней, — вдобавок к тем жеребцам, что томились на боевых кораблях в ожидании будоражащей кровь скачки и яростной схватки. Насчёт скачки вряд ли, размеры верхушки столпа, на котором стоит вражеская твердыня, понимаете ли, не позволят, а вот схваток будет много… Вокруг грузовозов образовав широкий полукруг шла сотня лёгких каравелл охранения. Замыкали морскую колонну корабли, выделенные союзническими государствами Ппалдлга, Урцолза и Ке-Генола. Их было много, две трети от сил Тиугоны. Империя Ппалдлга отдала под командование чёртову дюжину пятиярусных галер, — Уруг-Карр долго убеждал послов, прибывших на переговоры посадить на вёсла солдат, а не рабов, ибо рабы имеют обыкновение бунтовать, когда начинается бой, а солдат, напротив, можно вывести когда потребуются резервы, и дипломатическая миссия сдалась-таки под его напором. Тем более, Уруг-Карр пообещал вручить всех пленённых, если таковые будут, в руки ппалдлгских надсмотрщиков. Степной герцог предоставил в распоряжение Императора весь свой скромный речной флот, — три десятка бригантин, но зато щедро набил их воинами, а в качестве подарка загрузил имперские баржи двумя полками своей вольной конницы. Герцог и сам желал присоединиться к походу, который летописцы уже сейчас называли Великим, и предрекали славу независимо от исхода, ибо никогда ещё такие силы таких держав не бросались на общего врага. Но не вышло: лучшая половина Владыки Степных Просторов грозилась прыгнуть с башни, если супруг покинет её хоть на минуту, причём грозилась в таких выражениях, что Варкраг, посланный для переговоров в степь, лишь кряхтел и зажмуривался. Князья Ке-Генола отправились в поход со всеми своими дружинами и полками из добровольцев, — крестьян и мещан. Почти у каждого жрецы отобрали родную кровиночку, — третьего ребёнка в семье. Забирали и более старших детей, на своё усмотрение.

— Варкраг, почему никто не понимает моих шуток?

— Потому что они… своеобразны…

— Конечно, я провёл много времени вдали от цивилизации. Закоснел за последние годы в своей деревне, до этого много веков отшельничал в огненных пустынях мира пятой орбиты…