Дорога забытого знания (СИ)

   Художница нахмурилась, как будто бы я сморозила невероятную глупость.

   ― Но сейчас у тебя хватит денег на билет? ― уточнила она. ― Да дешево же! Хочешь, возьми в долг.

   ― Не хочу. Вот так, по мелочам, все и расходится, ― поморщилась я и собралась пуститься в нудные рассуждения о вреде транжирства.

   ― Когда ты последний раз слушала музыку? ― перебила Зиэн.

   Я задумалась. Вспомнила, как скоморохи играли на ярмарке, когда проходила мимо летом. Как ловила трели птиц на утренней пробежке.

   Зиэн поняла все по моему лицу.

   ― Ты должна пойти, ― сказала она. ― Возможно, тебе больше не представится такой шанс, если будешь пахать как проклятая, чтобы оплатить жилье и еду.

   Я задумалась. В словах Зиэн была особенная логика, свойственная художникам и поэтам, и в ней было что-то правильное, настоящее. И вообще, билет стоит семьдесят медяков, как десять булок. Ерунда, из-за чего я уперлась. На принцип хотелось пойти, это все накопившееся раздражение.

   ― Пойду, ― ответила я. ― Поняла.

   Зиэн удовлетворенно кивнула и скрылась в своей комнате, оставив меня наедине с назойливым ветром и невеселыми размышлениями.

   Тускло и мрачно. И воздух спертый, статичный, пресный. Это неправильно. Воздух должен двигаться, закручиваться в вихрях, поднимать волосы и цветочную пыльцу. Нести добрые вести, сухие листья, легкие капли дождя.

   Воздух должен быть ветром.

  Глава 16

   На просторных центральных улицах чувствовалось оживление. Молодежь собиралась стайками, кто-то затянул негромкий мотив, девушки хихикали и лукаво стреляли озорными взглядами.

   Мы с Зиэн шли вроде бы в толпе и всё же ― чуть в стороне. Будто на лбу написано, что мы стертые и это заразно. Я уже почти привыкла к такому отношению, но на массовых мероприятиях дистанция всегда немного коробила.

   Художница не обращала внимания, неторопливо рассказывала про группу:

   ― Они отлично играют, очень мелодично. Солист ― его зовут Ким Роаден ― эдакий живчик, сама начнешь прыгать в такт музыке, когда увидишь. Умеет завести толпу. А иногда может выкинуть на сцене что-нибудь провокационное. Сейчас в каморках много болтают о группе, не слышала?

   ― Нет, не довелось.

   ― Ну и ладно, ― махнула Зиэн и продолжила. ― На гитаре играет Эрин Кирлин, потрясающий красавчик, и часть девушек придет на концерт только из-за него. Но играет хорошо, свободно, как ветер в грозу. Еще кто-то третий есть, но я не помню... Песни интересные, разбирающиеся люди говорят, что в текстах немало фактов, порой спорных. Кстати, у них есть песня про стертую, которая хотела изменить мир. "Дважды пройденный путь", кажется. Так что даже если тебе не понравится музыка, ресурс ты пополнить сможешь.

   ― Весьма кстати, ― отметила я, ― Это дело я люблю, сила в любом случае пригодится. И в истории я разбираюсь очень плохо, так что не помешает хоть немного заполнить пробел.

   Чем ближе мы подходили к центральной площади, тем меньше сторонились нас горожане. Концерт сплотил всех, и перед входом мы окончательно смешались с оживленной, радостной толпой. Я вдруг ощутила легкое предвкушение чуда ― ни разу после пробуждения не была на таком большом и шумном празднике.

   Мы вошли, и Зиэн решительно потащила меня к сцене ― "Скорей, потом не протиснемся", ― возмущенно шипела художница. Я немного тормозила, не нравилось быть настолько окруженной, сдавленной людьми, в желудке поднималось смутное беспокойство, но я заставила себя не обращать на это внимания. Несколько минут ожидания, в течение которых я беззвучно ругала Зиэн за то, что по моим ногам прошлось уже, наверное, человек десять, а чтобы вдохнуть полной грудью нужно упираться руками в спину впереди стоящему парню, а потом на сцену вышли музыканты. Они начали настраивать инструменты, и толпа замерла.

   Вокалист ― кажется, Зиэн называла его Кимом ― встал спиной к толпе и развел руки в театральном жесте. Позади сцены появилось туманное изображение ― дорога, уходящая вдаль, нависшее мрачное небо, затянутое тучами. Пейзаж проявлялся и искажался, становился фантасмагорическим и пугающим.

   В каморках одна девушка умела показывать пейзажи, короткие диалоги. Правда, хорошо получались только зарисовки реальных событий, произошедших с рассказчицей недавно. Мы все равно платили за демонстрацию информацией и деньгами. Зимой для выхода на улицу нужны были ватники, которых у нас не было. В легкой одежде зимой ходили только аристократы и сотрудники Института, а еще нищие. Мы все-таки больше напоминали вторых, чем первых.

   А вот новички часто забывали о сезонной одежде, сказывались привычки из прошлого. Стоили ватники дорого, и обзавестись таким с одной нашей зарплаты было нереально.

   Поэтому гуляли реже и в развлечениях нуждались остро.

   Тем временем вокалист на сцене застыл в странной и неестественной позе, словно ждал призванных духов. Изображение за сценой становилось ярче, цвета ― насыщенными, грозными, как в последнюю минуту перед бурей. И появился звук, отдаленный, но четкий ― бряцанье металла, шум тысячи слаженных шагов.

   Затем вокалист повернулся к зрителям, толпа взревела, а он заговорщицки улыбнулся, щелкнул пальцами ― на раскрытой ладони вспыхнуло пламя. Ким осторожно, как птицу, пронес светящийся сполох к краю сцены на вытянутой руке и оставил здесь, в воздухе, отошел к центру и зажег следующий огонь. Всего он установил их семь, пока остальные настраивали инструменты, и это были странные огни, которые ярко освещали лица артистов и инструменты, оставляя все остальное в тени сгущающихся сумерек. Музыканты теперь немного напоминали кукол знания, которых раскрашивали в цеху, с прорисованными лицами и руками на пустой деревянной заготовке.

   Я невольно поразилась мастерству. Сколько же ресурса у этого вокалиста? Не меньше, чем у меня, если не больше, ведь ему еще петь, чтобы было слышно на всей площади, заполненной народом. Может, и я была музыкантом? Фургоны казались уютными, как дом, который я потеряла.

   А потом начался концерт. Тонкий налет цивилизованности слетел с меня вместе с первыми звуками мощных гитарных риффов, я прыгала под барабанный бой, как дикие предки вокруг костра после удачной охоты. Вокалист с заразительной жизнерадостностью исполнил несколько по сути тяжелых, неоднозначных песен о странных подвигах забытых героев и пару не просто двусмысленных, а безусловно непристойных куплетов. Глубокий голос будил какие-то абсолютно дремучие инстинкты. Музыкант прямо на сцене пил эль, но не пьянел. Лишь усмехался и швырял зачарованные на неразбивание кружки в ревущую толпу. Я была частью орущей массы, клеткой большого организма, лишенной смешной и ненужной здесь индивидуальности.

   Неожиданно я услышала слова новой песни, которые разрушили уютный транс. Стихи обращались ко мне, напрямую и без эпитетов. Я почувствовала, как засосало под ложечкой от невнятной тоски, которая обитала рядом все время, и вдруг обрела форму, выраженная словами; оказалась невыносимой, болезненной, но в то же время стало легче, как будто вскрылся нарыв.

  Закрой свой дом, закрой глаза,

  закрой, и не смотри назад.

  Иди ко мне, иди вперед,

  тебя дорога ночью ждет.

   Ким пел резко, почти агрессивно, и гитара играла, как песня ветра, и барабаны звучали, как стук колес, не оставляя выбора. Это была не песня, это был зов дороги, и он как таинственный магнит вытянул весь покой из моей крови, оставив лишь мучительное желание отправиться в путь.