Дорога забытого знания (СИ)

   ― Ты спасла моего брата, Аркина. Вылечила руку на ярмарке. Моментальное лечение в Институте стоит сорок золотых. Но сразу же мы бы не доставили ― никто не знал о проделке. Через сутки с нас бы содрали пятьдесят. Такие деньги есть только у мастера, но он бы не дал. Бе лечит только Старших, и то, если не попадаются, а получают травмы во время драк. Зачем ты это сделала? Кстати, меня зовут Орайя.

   ― Меня ― Кори. Твой брат показал жест, ― призналась я, посмотрела девчонке в глаза, чтобы заранее оценить реакцию на следующую фразу. ― Я на автомате показала ответный. Только вот смысл обмена жестами ― забыла, и поэтому свою часть сделки не выполнила. Вылечила, чтобы исправить ошибку.

   ― Значит, ты все-таки была своя, ― удовлетворенно кивнула девчонка, ― Хорошо, что не отнекиваешься, я сразу поняла. Но сейчас ― стертая. Честно стертая.

   Я кивнула и расслабилась. Нормальная реакция. Еще не хватало в тюрьме драться с девушкой.

   ― А мастер Бе тебя еще и избил, ― сочувственно продолжила Орайя. ― За Аркина.

   Брови снова поползли вверх. Избил, значит. Хотя, если подумать ― все логично. Не мог же воровской мастер признаться, что стертая девушка одержала верх. Объявил, что со мной разобрались, наказали, и больше никто меня не трогает. Сам мастер Бе, очевидно, свою ошибку понял.

   Преступные группировки почти не имеют дела с ресурсом. В большинстве торговых палаток стоят примитивные детекторы ― при использовании ресурса объект воздействия подсвечивается синим. Кое-где еще и противно пищит. Так что хочешь остаться незамеченным ― привыкай рассчитывать только на ловкость рук и наблюдательность. Поэтому и уважение у них держится на физической силе вкупе с интеллектом, конечно, а вот ментальные способности ничего не значат.

   Я решила, что подрывать авторитет главы воровской шайки не в моих интересах. Если расскажу своенравной девушке, как дело обстояло на самом деле, рискую нарваться на недоверие. А сохраню милый секрет ― при случае можно будет мастеру Бе предъявить.

   ― Все нормально, ― пожала я плечами.

   ― Это хорошо, ― согласилась девчонка. ― Бе сильно не бьет. Мастер просто демонстрирует, у кого сила.

   Девчонка почесала спутанные волосы, сплела изящные пальцы.

   ― Аркин ― единственный, кто у меня есть на этом свете, ― сказала она, глядя в сторону. ― Я пришла тебя отблагодарить.

   ― Не стоит благодарности, ― пожала я плечами. ― Мне осталось сидеть всего пять дней.

   ― Да я и не собираюсь тебя вытаскивать! ― возмутилась Орайя. ― Условия здесь райские, а сбежишь ― отыщут, как пить дать, и меня прихватят снова. Институтские же умеют искать по мыслям. Нафиг надо, сиди лучше. Ты стертая, хочешь знать прошлое, это же очевидно.

   ― Гм...

   Самонадеянная малышка. Интересно послушать, впрочем, что она может предложить. Я над этим три первых месяца безуспешно билась. Зеленоглазая гостья молча наблюдала из-под длинных опущенных ресниц ― ждала.

   ― Продолжай, ― потребовала я.

   ― Через восемь дней исследователь из приемного покоя Реабилитационного центра ― тот, который интервьюирует в первый день, дает имена ― встречается с представителями Института. Передает списки поступивших за год, назначенные имена и опись имущества, найденного при вас. Интересно?

   ― Еще как, ― восхитилась я. ― А ты откуда знаешь?

   ― Старшие рассказывали, что команда один раз уже воровала информацию у исследователя. Среди стертых был мужчина, который интересовал тогдашнего мастера. Дело оказалось пустышкой, но сценарий готов. Ваш Исследователь даже и не заподозрил ничего ― мы сделали копию и были таковы. Могу помочь тебе провернуть то же самое. Сейчас составим план, через восемь дней я тебя встречу.

   ― Идет, ― согласилась я. ― Только в центре никто не должен ничего заподозрить.

   ― Ты за кого меня принимаешь? ― возмутилась Орайя.

   ― За ту, которую упекли в камеру.

   Орайя фыркнула, выразительно раздула ноздри в притворном возмущении. Мимики было достаточно, но девчонке нужно было расставить все точки и навесить ярлыки:

   ― Угадай, почему мое заключение так удачно совпало с твоим? Вот я везучая, да? А ты ― простофиля.

   Оставшиеся пять дней пролетели, как пара часов. Мы обдумывали план ограбления, отрабатывали альтернативные схемы, составляли поминутную схему дела. Орайя удивлялась моему профессионализму ― обычные люди не привыкли работать со стертыми. Им кажется, что если человек не знает имен и явок, то он не помнит ничего. Это совсем не так. Навыки, отточенные в прошлой жизни, очевидно, в этой не пропадают.

   Интересно, можно ли уйти от судьбы? Стать кристально честной гражданкой, если твои руки умеют срезать кошелек за доли секунды.

   ― Давай еще раз, ― настойчиво сказала Орайя. ― Я выхожу вот отсюда...

  Глава 13

   В общежитии и на работе все знали всё. Казначей, выплативший мой штраф, рассказал Ноэр, та рассказала Зиэн, а Зиэн, ничтоже сумняшеся, продала эту информацию всем, кто пожелал купить. "Ты не в обиде, я надеюсь", ― сказала она, ― "В этом нет ничего такого, периодически находятся Стертые, которые переступают эту черту по незнанию. Материальное наказание обычно настолько строгое, насколько ты можешь себе позволить ― некоторые Стертые, работающие в шахтах, выплачивали по пять серебряных, но для них это было, пожалуй, даже тяжелее, чем тебе сорок золотых. Жалко, что тебе придется искать новую работу, но, в конце концов, ты же не умеешь рисовать, так что ты не так много теряешь".

   Меня удивило, что многие смотрели на меня с затаенным восхищением, и один высокий зажатый парень, сильно пахнущий немытым телом, без предисловия спросил, как мне удалось провернуть чтение мыслей без подготовки и согласия жертвы. Нерациональная неприязнь заставила меня отказаться от весьма выгодной сделки.

   Эмми сочувственно охнула, когда увидела меня, не в силах поверить, что это был тот эффект, которого я старательно добивалась во время долгих тренировок. В какой-то мере, я почувствовала себя дома. Реабилитационный центр оказался тем самым невероятным местом на планете, куда я могу вернуться без чувств, после тюрьмы, и меня здесь по прежнему будут ждать, встречать и ничто, по сути, не изменится.

   Через два дня произошло важное событие ― день рождения, а точнее день пробуждения Зиэн. Мы решили, что "имениннице" примерно двадцать восемь лет. Не больше тридцати и не меньше двадцати шести, однозначно. Мы долго, дружески подтрунивая, гадали, кем Зиэн была раньше. В смуглой художнице плохо уживались аристократические замашки, бунтарские мысли и любовь к работе.

   ― Я была революционером, ― подмигнула Зиэн. ― Но хотела рисовать. Разве не понятно?

   Мы сидели в любимом трактире, где всегда было шумно. Множество путешественников стучало по дощатому полу каблуками всех мыслимых и немыслимых форм. Сегодня мы заняли небольшой столик на троих у окна, в дальнем конце зала. Праздник ― будем беседовать друг с другом, а не искать новых знакомств. На подоконнике величаво сидела красивая кукла в народном костюме с блестящими миниатюрными бусами. Смотрела в пустоту высокомерным взглядом, как умеют настоящие аристократы. Соседние столики оккупировали гости, и мы автоматически ловили обрывки разговоров, запасая их, как основные тезисы недочитанной книги.

   Мы пили кислое недорогое вино непонятного происхождения и заедали восхитительным твердым сыром, нарезанным тонкими, почти прозрачными ломтиками. Сыр таял на языке, оставляя солоноватый насыщенный привкус. Довольно быстро разговор скатился к дню пробуждения ― самому первому и значимому в нашей новой жизни. Для Зиэн с памятной даты прошло уже почти три года, но художница по-прежнему отчетливо помнила натюрморт с полевыми цветами и виноградом, который украшал стену в приемном покое.