Правила жестоких игр. Дилогия (СИ)

– Зачем? – искренне удивился Вестич, как будто всю жизнь только и делал, что рыскал по дому в поисках потерянных мелочей.

Когда мы добрались до клиники, ведьмак вдруг изъявил желание проведать Катерину, хотя знал ее только шапочно. У меня не повернулся язык ему отказать.

В хорошую погоду выздоравливающим пациентам разрешали дышать свежим воздухом во внутреннем дворике отделения. Территорию огораживали высокие стены с колючей проволокой, под каждым кустом дежурили охранники и медбратья, но все‑таки короткие прогулки давали людям призрачное ощущение свободы и нормальности. Катя никогда не пропускала послеобеденный больничный променад.

– Почему мы вошли с черного входа? – полюбопытствовал Филипп, когда мы пересекали длинный коридор в отделении, ведущий к дверям в больничный парк. Пахло хлоркой, а на стенах висели плакаты, описывающие признаки всевозможных психических заболеваний.

– Из‑за студентов, – туманно ответила я.

– О, ну, теперь все ясно, – насмешливо протянул парень.

Объяснения он получил незамедлительно. Стоило завернуть за угол, как мы наткнулись на ватагу молодых людей в белых халатах. Они внимательно внимали речи солидного рыжеволосого профессора и делали в блокнотах торопливые заметки.

– О, черт! – буркнула я и дернула Филиппа за руку, призывая сматываться в укрытие. Но было поздно – нас засекли.

– Запомните, друзья мои, – громыхнул басовитый тенорок отца, – наше отделение кишит великолепными образчиками прелюбопытнейших душевных недугов. Александра, подойди!

Папаня величественно махнул рукой, приказывая мне вернуться. Он любил устраивать практикантам «коридорные лабораторные», а потом, описывая друзьям‑профессорам студенческие нелепости, долго и со вкусом хохотал над глупостью молодняка. Помнится, в прошлом году будущие светила психиатрии распознали во мне послеродовую хандру.

– Сказочно! – выругалась я сквозь зубы, вызывая в Вестиче сдавленный смешок. Вероятно, желая поразвлечься, он легонько подтолкнул меня к группке.

– Знакомьтесь, коллеги, мисс апатическая депрессия! – провозгласил отец, когда мы подошли достаточно близко, чтобы нас могли рассмотреть во всех подробностях.

– Привет, – буркнула я, затылком чувствуя, что ведьмак едва‑едва сдерживает издевательский хохот.

– Здравствуйте, Константин, – вежливо поздоровался Филипп, не обращая внимания на то, как отец недовольно зашевелил заново отпущенными усами.

Папа, согласно кодексу отцов великовозрастных дочерей, минувших пубертатный период, категорично проигнорировал приветствие парня.

– Итак, господа студенты, какие признаки апатической депрессии вы можете определить в этой с виду вполне цветущей барышне?

Меньше всего, господа студенты обращали внимания на цветущую барышню. Молодой человек заинтересовал их куда как больше. Особенно женскую половину.

– Не тушуйтесь, – подначивал папуля, понимая, что присутствие моего заметного спутника подрубает успех «полевого» исследования на корню, – предлагайте версии.

– У нее была порезана рука, – заявил практикант, поправляя съехавшие на кончик носа тяжелые очки. – Из‑за апатической депрессии у пациентов нередко возникают навязчивые суицидальные фантазии. Так что… – Он осекся, когда Филипп многозначительно кашлянул, намекнув, что парню лучше бы не умничать.

Швы мне сняли пару недель назад, и на предплечье остались заметные рубцы, которые не скрыла бы ни одна татуировка.

– А у молодого человека тоже есть диагноз? – с надеждой уточнила пухленькая девушка.

Возникла неловкая пауза. Отец окинул ведьмака недружелюбным взором. Родители у меня были, конечно, современные, свято чтили личное пространство и все такое прочее, но в некоторых вопросах, особенно когда эти вопросы касались Филиппа, проявляли нехарактерную узколобость. Для них парень единственной дочери, пусть и оставшийся в прошлом, являлся головной болью, от которой не помогали ни одни анальгетики.

– Есть, – фыркнул папаня, – но к психиатрии он не относится.

– Мы закончили? – перебила я отца, пока он не наговорил Филиппу каких‑нибудь гадостей.

Услышав в моей интонации предупреждающие нотки, папа прочистил горло и, следуя давней традиции, спросил:

– Подводя итог, Александра, какой бы совет ты дала будущим психиатрам?

– Никогда не рожать детей! – угрюмо буркнула я и резко развернулась на пятках.

– До свиданья всем, – попрощался Филипп, выказывая удивительную вежливость, и быстро нагнал меня. – Значит, мисс апатическая депрессия?

– Без комментариев! – огрызнулась я, толкнув дверь во внутренний дворик.

Парк зеленел и шумел от ветра. Сквозь ветви прорывались косые солнечные лучи. Городская разноголосица проникала в тихую гавань едва слышным гулом, а воздух пах свежо и сладко, как за городом. Как в Гнезде, окруженным сосновым бором. На каменных скамьях сидели пациенты, и со стороны клиника для душевнобольных походила на самый обычный пансионат.

Катерина нашлась в самой глубине больничного сада. Рядом с ней на лавке сидел Андрей Сухов и, крепко сжимая ладошку девушки, читал какой‑то роман. Они молчали. Катя жмурилась, подставляя улыбающееся лицо солнечным лучам, и выглядела абсолютно счастливой и спокойной.

– Ты его все‑таки привезла! – обрадовалась болтушка, с хитрецой поглядывая на Филиппа. Прозвучало так, как будто она говорила именно о ведьмаке, а не о плюшевом зайце.

Андрей с хмурым видом покосился на Вестича, но все‑таки подал руку для приветствия. Тот ответил на рукопожатие с секундной заминкой. Что говорить, переступить через давние разногласия мужчинам всегда сложнее, нежели женщинам. Наверное, потому что мы все‑таки мудрее, зато в разы быстрее забываем о мудрости, а, враждуя, бьемся до последней капли крови.

– А вы, ребят, снова вместе? – без особых церемоний вопросила Катерина, забирая у меня кролика.

Мы с Филиппом переглянулись. Он как‑то подозрительно ухмыльнулся и кивнул, предлагая мне ответить.

– Филипп меня подвез, – пояснила я.

– Ясно. – Подруга зачаровано изучала нас, а потом брякнула, не подумав ни разу: – А что ты со своей машиной сделала? Уже кокнула?

От насмешки, скользнувшей во взгляде ведьмака, захотелось провалиться под землю. Кажется, у меня вспыхнули даже уши.

– Судя по тому, как ты покраснела, машина осталась рядом с универом, – заключил Андрей. Сухова можно было понять, он уже устал от моих острот, по поводу их стремительного романа с Катериной, и теперь бессовестно мстил.

– Наша мисс апатическая депрессия побоялась, что детишки по дороге отберут кролика, и не стала рисковать. – Вестич явно наслаждался неловкой ситуацией. – Так что я вызвался в охранники.

– Хрюша тебе благодарен, – лукаво промурлыкала Катя.

– Хрюша?! – с деланным возмущением воскликнул Андрей. – Ты сказала, что дала своему кролику мое имя!

Лично я считала, что парочка идеально подходила друг другу. Двух таких болтунов еще поискать надо!

* * *

Поездка от больницы до дома моих родителей заняла в разы больше времени, чем обычно. Кажется, мы не пропустили ни одной пробки из тех, что вечер за вечером в любую погоду сковывали проспекты и улицы города. Складывалось ощущение, будто Филипп нарочно выбрал самый длинный и неудобный маршрут. Но мне все равно не хотелось выходить из машины, когда ведьмак остановился напротив моего подъезда.

– Ну, пока? – с вопросительной интонацией, неуверенно пробормотала я и едва удержалась о того, чтобы пригласить Вестича на чай или на кофе. Ну, или еще на что‑нибудь, хотя бы на очередную дружескую беседу.

– До встречи, Александра. – Согласился парень.

Снова последовал неловкий, целомудренный поцелуй в щеку, вызвавший в Вестиче издевательскую улыбочку. Определенно, он развлекался, следя за моими безуспешными стараниями вести себя по‑приятельски.

– Не пропадай, мой конопатый друг, – прощаясь, подмигнул Филипп.