Девять принцев Амбера .Тетралогия

До этих самых пор картины, мимо которых я проходил, представляли собой натюрморты. Теперь же мне попалось несколько полотен с человеческими фигурами, на некоторых изображались иные создания. В этих картинах преобладал сюжет, совершалось действие — где насилие, где любовные сцены, где просто картинки домашней жизни.

— Да, кажется, мы продвинулись вперед. Это может нас к чему-нибудь привести.

— Когда они выскочат и набросятся на меня, я пойму, что прибыл в нужное место.

— Как знать? По-моему, критиковать искусство — дело сложное.

Но вскоре серия картин исчезла, а мне оставалось только шагать по своей светящейся дорожке сквозь тьму. Вниз, вниз по неподвижному отлогому склону, к перекрестку. Где был Чеширский Кот, когда мне требовалась логика кроличьей норы? Только что я, приближаясь, наблюдал, что делается за перекрестком, но не успевал и глазом моргнуть, как картина менялась. Теперь там неподалеку, на углу справа, был фонарь. Под ним стояла призрачная фигура и курила.

— Фракир, как они его притащили сюда? — спросил я.

— Очень просто, — ответил он.

— Что тебе подсказывает чутье?

— Внимание сосредоточено на тебе. Пока — без злых намерений.

Подойдя поближе, я замедлил шаг. Дорожка превратилась в мостовую, по обеим сторонам были кромки тротуаров. С мостовой я шагнул на правый тротуар. Пока я шел по нему, ветер прогнал мимо сырой туман, который повис, загораживая от меня свет. Я еще больше замедлил шаги. Вскоре стало видно, что мостовая делается мокрой. Я шел между домами, и мои шаги отдавались эхом. К этому времени туман слишком сгустился, чтобы можно было определить, действительно ли рядом со мной появились здания. Мне казалось, что это так, потому что кое-где в тумане попадались более темные участки. В спину задул холодный ветер, и время от времени падали капли. Я остановился, поднимая воротник плаща. Откуда-то с высоты донеслось слабое гудение аэроплана, но увидеть его я не сумел. Он пролетел, и я двинулся дальше. Потом откуда-то, может быть, с противоположной стороны улицы, приглушенно донеслась полузнакомая мелодия, играли на пианино. Я поплотнее завернулся в плащ. Туман сгущался, образуя водоворот. Еще три шага — и туман исчез, а передо мной, прислонясь спиной к фонарному столбу, стояла она. Она была на голову ниже меня, одета в тренч и черный берет, а волосы были черными и блестящими. Она бросила сигарету и медленно придавила окурок носком черной лакированной туфли на высоком каблуке. При это я мельком увидел ее ногу — очень красивой формы. Потом она вытащила из кармана плаща плоский серебряный портсигар, на крышке виднелись выпуклые очертания розы, открыла его, достала сигарету, зажала ее губами, закрыла портсигар и убрала его. Потом, не взглянув на меня, спросила:

— Огонька не найдется?

Спичек у меня не было, но я не хотел, чтобы сейчас такая мелочь помешала.

— Конечно, — сказал я, медленно протягивая руку к ее губам. Руку я чуть развернул — так, чтобы не было видно, что она пуста. Когда я прошептал ключевое слово, от которого из кончика моего пальца вылетела искра и зажгла сигарету, она подняла руку и дотронулась до моей, словно хотела придержать ее. И, прикуривая, подняла глаза — большие, темно-синие, с длинными ресницами. Ее глаза встретились с моими. Тут она ахнула и упустила сигарету.

— Боже мой! — вскрикнула она, обхватила меня обеими руками, прижалась ко мне и принялась всхлипывать. — Корвин! — сказала она. — Ты нашел меня! Я ждала целую вечность!

Я крепко держал ее, не хотелось заговорить и разрушить ее счастье такой дурацкой штукой, как правда. К черту правду. Я гладил ее по голове. Много позже она отстранилась и снизу вверх посмотрела на меня. Еще миг — и она поняла бы, что это всего лишь сходство, а пока что она видит только то, что хочет видеть. Поэтому я спросил:

— Что ты здесь делаешь?

Она тихо засмеялась.

— Ты нашел путь? — сказала она, и тут ее глаза сузились. — Ты не…

Я покачал головой.

— Духу не хватило, — сказал я ей.

— Кто ты? — спросила она, отступая на полшага.

— Меня зовут Мерлин, и я тут совершаю сумасшедшее рыцарское странствие, ничего не понимая.

— Амбер, — тихо сказала она, все еще держа руки у меня на плечах, и я кивнул.

— Я тебя не знаю, — выговорила она.

Потом она опять подошла ко мне и опустила голову мне на грудь, Я начал было что-то говорить, пытаясь объясниться, но она приложила палец к моим губам.

— Пока не надо, не сейчас, может быть, никогда, — сказала она. — Не рассказывай мне. Пожалуйста, больше ничего мне не рассказывай. Но ТЫ должен знать — ты призрак Лабиринта или нет.

— А что такое призрак Лабиринта? — спросил я.

— Артефакт, созданный Лабиринтом. Лабиринт увековечивает каждого, кто по нему проходит. Как будто записывает на пленку. Если ему нужно, он может вызвать нас обратно — такими, какими мы были в тот момент, когда проходили его. Он может использовать нас по своему усмотрению, отправлять туда, куда желает, дав нам задание… Уничтожать нас и опять создавать.

— И часто он проделывает это?

— Не знаю. Его воля, не говоря уж о его операциях с кем-то другим, мне незнакомы.

Потом она неожиданно объявила:

— Ты не призрак! — и схватила меня за руку. — Но что-то в тебе не так — не так, как у прочих, в ком течет кровь Амбера….

— Полагаю, — ответил я. — Мое происхождение ведется не только от Амбера, но и от Двора Хаоса.

Она поднесла мою руку ко рту, словно собравшись поцеловать. Но губы соскользнули мимо, к тому месту на запястье, где я рассек его по требованию Бранда. Тут меня как ударило: что-то в амберской крови, должно быть, особенно привлекает призраков Лабиринта.

Я попытался отнять руку, но и она обладала силой Амбера.

— Иногда во мне течет пламя Хаоса, — сказал я. — Оно может тебе навредить.

Она медленно подняла голову и улыбнулась. Ее рот был выпачкан кровью. Я посмотрел вниз и увидел, что запястье тоже было мокрым от крови.

— Кровь Амбера имеет власть над Лабиринтом, — начала она, и вокруг ее щиколоток закрутился туман.

— Нет! — выкрикнула она тогда и еще раз склонилась вперед.

Вихрь поднимался к ее коленям. Я чувствовал, как она рвет зубами мое запястье. Я не знал никакого заклинания, чтобы бороться с этим, поэтому обхватил ее плечи и погладил по голове. Минутой позже она растворилась в моих объятиях, превратившись в кровавый смерч.

— Не сбейся с пути, — услышал я ее вопль, когда она, крутясь, уносилась от меня. На мостовой все еще дымилась ее сигарета. Кровь, капая, оставляла рядом с ней следы.

Я отвернулся и пошел прочь. Сквозь ночь и туман по-прежнему было слышно, как кто-то очень тихо играет на пианино одну из старинных мелодий. Я выбрал тропинку справа.

Куда бы ни падала моя кровь, реальность там подтаивала. Но рука заживала быстро, и скоро кровотечение прекратилось. Рану даже дергало не слишком долго.

— Я весь в крови, мастер.

— Это могло быть и пламя, — заметил я.

— Там у камней я к тому же немного обжегся.

— Извини! Ты догадался, что вокруг творится?

— Никаких новых указаний, если ты об этом. Но я размышлял — теперь я знаю, как поступить, ведь здешние места нравятся мне все больше. Взять к примеру эти призраки Лабиринта. Если Лабиринт не может сам проникнуть сюда, он, по крайней мере, может использовать агентов. Тебе не кажется, что Логрус мог бы ухитриться сделать нечто подобное?

— Полагаю, это возможно.

— У меня создается впечатление, что здесь происходит что-то вроде поединка между ними — среди отражений, по другую сторону действительности. Что, если это место возникло раньше всего прочего? Даже раньше отражения? Что, если они с самого начала борются здесь в такой вот странной, метафизической манере?

— Если так, то что?

— В этом случае Отражение становится более поздней идеей, чуть ли не побочным продуктом напряжения между полюсами.