Камин-аут (СИ)

– Егунда, – выдал Маю, вынимая изо рта чупа чупс и облизывая на ветру губы.

Куисма больше недели не появлялась на занятиях, да и её подруга, Минтту, стала часто пропускать. Несмотря на то, что Маю уже четко уяснил для себя всё на счет встреч с девушками, находиться в компании подруг ему нравилось.

Сейчас не было никакого желания встречаться с одноклассниками. Не хотелось ни с кем разговаривать, если на таком холоде вообще можно было о чем-то разговаривать.

В Гимназии №1 не принято было сдавать зачеты в конце семестра, и поэтому ученики давно забросили учебники. Преподаватели всё понимали: каникулы, праздники, отдых, веселье, – и поэтому не заваливали ребят домашними заданиями. И всё бы хорошо, но у Фрэи по одному предмету четко вырисовывалась двойка за полугодие, но, похоже, никого это не волновало.

Из детского упрямства, заприметив впереди Симаса с друзьями, Маю направился прямо к ним. В отличие от брата, который устраивал обидчикам весьма изощренные пытки, у него была своя методика ведения разговора.

Маю скоро поравнялся с парнями. Увидев его, Симас как бы невзначай бросил:

– Поверить не могу, что всё это время садился рядом с извращенцем, как меня только не изнасиловали еще?

«Да он девчонку-то окрутить не может, не то, что меня», – так и просилось с языка.

– О чем это ты? – оживился Салли, еще один их одноклассник. Это был толстый, близорукий мальчик, такой же, как Маю, вундеркинд, поступивший на первый курс гимназии в пятнадцать, лишь с той разницей, что Холовора уже успело исполниться шестнадцать, а Салли – нет. Второго звали Тики или Тимми – Маю постоянно путал имена – этот внешне незапоминающийся подросток болтал на четырех языках, и, говорили даже, понимал лай своего пекинеса Песси.

Симас как раз покосился на Маю, наверняка, ожидая, что малолетка струхнет пропалиться. От вечернего мороза щеки парня порозовели. Подросток перекатил леденец на левую сторону – конфета шумно задевала о зубы. Симас чуть заметно скривил рот, как будто Маю его целовать собрался.

– Да не поверите, я тут вспомнил…

Подросток сделал шаг вперед, и резко обернулся, заступив Симасу дорогу.

– Бу!

Парень растерялся, едва не влетев со скорого шага в Маю.

И сделал обманный выпад рукой, но у парня точно граната к ногам прикатилась. Прикрывая достоинство, Симас шарахнулся назад, едва не поскользнувшись на обледенелой дороге.

Видимо, никто не понял – Симас говорил о нем, и расценили действия Маю как дружеский стеб. Вдобавок ко всему мальчик похлопал свою жертву по плечу, раз и навсегда вешая на того установку – вздрагивать всякий раз, когда руки Маю будут в пределах досягаемости «всего самого ценного».

– Смотри за ними лучше, а то укатятся все шары со страху, – Маю сказал это достаточно тихо, но парни начали ржать, только Симосу шутка не понравилась.

– Мы пойдем, ты давай договаривай и догоняй! – махнул рукой Салли.

– Колбасня, отвали уже, пока руки не оторвал вместе с мозгами, – прошипел Капале, своим грозным видом вызвав у мальчика смешок.

– Слушай, ты так кру-у-ут… – Взяв чупа-чупс в руку, Маю присвистнул, с трудом шевеля заледеневшими губами: – Пожалуй, я на тебе женюсь, колбаска. В первую брачную ночь решим, кто круче. Чур, я на верхней палубе. Думаю, нижняя тебя устроит.

Салли и Тики ушли на приличную дистанцию, можно было переходить на обычную громкость.

– А если начнешь издеваться над моим именем, имей в виду, оно вовсе не сладкое, а слегка перчит, – Маю в упор глянул на парня и отвернулся.

– Обалдеть! Ну ты наглый! Даже не отрицаешь, что педик.

Маю посещал занятия у школьного психотерапевта, основную часть времени сеансы были посвящены играм, о каких-то более серьезных вещах, чем рефлексия и познание себя, речи пока не шло. Всё это делалось из тех соображений, что когда вернется Сатин, несмотря на то, что психокоррекции как таковой не было, Маю заставит отца признать, что психотерапия бессильна перед его привязанностью к старшему брату.

В воспитании тетя была несильна. Если учесть, какой зачастую эта женщина становилась ядовитой на язык, незримый семейный конфликт только рос. Шоколадная лавка действовала благодаря лишь усилиям Эваллё. За участком следить стало некогда, здание само по себе старое, требовало ремонта. Рано утром Тахоми садилась в машину и уезжала к себе в офис, чтобы только не думать о домашних проблемах. Любой на её месте превратился бы в злобную фурию. Весь груз забот обрушился именно на Тахоми, несмотря на то, что ни дом, ни дети не принадлежали ей.

В теплую погоду Маю часто ездил кататься на велотрек – чаще без брата – но как только округу покрыл толстый слой снега, мальчик много времени стал проводить в гостях у Селике, живущего в саамской общине.

Может, ему действительно стоило принять приглашение и съездить с одноклассниками на эту долбанную экскурсию? Всё лучше, чем торчать дома. Однако то чувство, которое в нем воспитала Академия – чувство долга – тут же дало о себе знать. Укол изнутри. Он не может оставить Тахоми, даже если она будет утверждать обратное, сейчас ей просто необходима поддержка. По правде говоря, это всё из-за неё – их недавнего найденыша.

С Янке-Катри они мало общаются, если быть до конца честным, то он попросту избегает её. После того, как школьный педагог приходила побеседовать с родителями, ему стало казаться, что теперь вся школа догадывается о том, что за диво проживает у них дома. А Янке-Катри хоть и одевается в женскую одежду, гримасничает и кривляется, как клоунесса, вроде бы действительно хочет подружиться. Но если кто-то из класса узнает о появлении в их доме трансвестита, это не слишком хорошо скажется на репутации.

За последние две недели её поведение заметно ухудшилось, как и характер. После того как Янке обосновалась у них дома – нагло возомнила себя членом семьи. Эваллё только не прятал свою неприязнь. С точки зрения Маю откровенное презрение – явный перебор, и поэтому иногда он сам оказывался на стороне Янке. Из-за этого они с братом первый раз сильно повздорили. К чему быть благородным, если тебе в то время, когда ты пытаешься проявить благородство, бессовестно плюют в душу?

Обходя здание, мальчик поскользнулся на участке льда, только в последний момент, ухватившись руками за прутья забора, сумел удержаться на раскатанных подошвах. Что за напасть?

*

Околдован путник мой

Будет мне служить одной

Он забыл, зачем пришел

Счастье здесь свое нашел.[Из песни «Паук» («Ветер Воды»)].

За Маю наблюдали с соседней улицы. Лотайра не улыбался – что может быть веселого в ребенке, окончательно запутавшемся в жизни?

Мурлыкавший себе под нос песню Павел внезапно смолк.

– Мы его заберем? – спросил его компаньон по-русски. – Сейчас?

– Нет. Он узнает о нас задолго до того, как мы предстанем перед ним. Интуиция предупредит его.

– Вы говорите о его радаре?

– Маю посчитал тебя мертвым, Павлуша, ему оказалась нелегко принять твою смерть.

– Ведет себя совсем как человек.

– Таких как он не видно с высоты – прочие огни заслоняют их мерцание.

– Могу я доставить его к Вам?

– Я изначально выбрал неверную тактику. – Лотайра вжал голову в плечи. Черный мех на вороте его пальто трепетал на ветру и щекотал лицо. – Теперь я это понимаю. Преграда устранена – ни матушки, ни батюшки – но я вижу, Маю по-прежнему далек от меня.

– В качестве утешительного приза мы можем забрать его брата.

– Ты говоришь о том, что даже мне не по силам.

– На вашей стороне численный перевес.

– Я же сказал!

Как ненавистно было, когда кто-то из сторонников пускай косвенно напоминал о его несостоятельности как оракула. Подобных Лотайре – отчасти оракул и творец, отчасти фатум и прислуга – полукровок практически не выводят. Для прислуги они слишком царственны, для правителя – беспомощны. Как правило, родители отказываются от них.