Жемчужница (СИ)

Девушка возмущённо надулась, невероятно живая и яркая, тёплая и мягкая, отчего Тики захотелось обнять её, устроиться в руках совсем как Изу, чувствовать эту заботу и ласку – она словно бы избавилась от того тяжеленного груза, что давил ей на плечи и не давал радостно улыбаться.

…жаль только, что весь этот груз она предпочитала выливать из себя вместе с кровью.

– Но я ему сказала, – улыбнулась Алана, заглядывая настороженно нахохлившемуся мальчику в лицо, чмокнула его в нос, и на губах ребёнка тут же в ответ расцвела полная счастья улыбка. – Но ты же малёк подозрительный, не так ли? – с беззлобной усмешкой выдохнула она, и Изу, надувшись, уткнулся ей лицом в шею.

Тики вдруг стало не по себе.

Он никогда не спрашивал у мальчика, кто он, откуда он, почему оказался на улице совершенно один, но совсем недавно ребёнок обмолвился, что они вместе с матерью путешествовали по миру. Что могло заставить женщину путешествовать с малолетним ребёнком? Откуда они шли? Куда держали путь?

…от чего бежали?

Алана вдруг зарылась носом в светлые взъерошенные волосы Изу и шепнула что-то на русалочьем, словно мальчик мог понять её, хотя, понятное дело, он не мог. Тики вообще заметил, с каким восхищением ребёнок вслушивался в морскую речь, отчего девушка пыталась как можно чаще говорить на своём родном языке.

Мужчина мягко улыбнулся и сполз ниже, укладываясь и неудобно, но ужасно уютно, по своим ощущениям, подлезая девушку головой под руку. Он ужасно страшился потерять и ее, и малыша, которого почти уже привык называть своим сыном за это короткое время (потому что не иначе как провидение послало его ему), а потому жаждал как можно больше времени проводить с ними. Знать их. Понимать их.

– Я так люблю вас, – признался он негромко, мечтательно прикрывая глаза и думая о том, как был бы счастлив, останься Алана с ним и стань она ему женой, а Изу – матерью. Ведь иначе мальчик ее явно и не воспринимал.

Мысль о браке всколыхнула в памяти разговор с Маной, и Микк зажмурился крепче, устраиваясь поудобнее и утыкаясь удивленно охнувшей Алане носом в живот. Русалка едва заметно дернулась, когда он горячо выдохнул опять же ей в живот, опаляя теплом голую кожу, выглядывающую из-под так и не приведенного в порядок жакета, и тихо засмеялась. Изу тут же завторил ей серебристыми колокольчиками своего голоса и погладил мужчину по волосам.

– Мы тебя тоже очень любим, – смущенно шепнул он ему на ухо, и Тики с восторгом подумал о том, как быстро ребенок учится изъясняться на языке Поднебесной.

И столько тепла у него разлилось внутри, столько горячего счастья, которое согревало внутренности, что мужчина отчего-то почувствовал себя ужасно обделённым. До этого – обделённым. А сейчас ему словно глаза раскрыли, его словно окунули в то, чего ужасно всё это время не хватало.

У Тики была семья. У него были отец с матерью, братья (куча братьев, на самом деле), даже племянница (взрослая не по годам, но всё равно ужасно непоседливая), но никогда у него не было ощущения, что он… дома.

А сейчас – он был дома. Рядом с Аланой, которую с каждым днём все меньше и меньше хотелось кода-то отпускать, рядом с Изу, который всё больше и больше, кажется, проникался к мужчине сыновними чувствами. Тики чувствовал, что они были семьёй: вот такой вот странной, собранной впопыхах, из совершенно разных людей, но несмотря ни что – семьёй.

Мужчина закусил губу, пользуясь тем, что ни русалка, ни малыш не видят его лица (хотя Алана ведь видела его душу), и открыл глаза, тут же натыкаясь взглядом на ссадину на том клочке кожи, что выглядывало из-под небрежно наброшенного на тело девушки жакета. Его одолело жгучее желание снова лизнуть каждую ранку на возлюбленной русалке – и поговорить с ней о том, что сказала бы она на его повторное предложение стать его женой, однако… Сначала следовало уложить Изу спать. Сын уже клевал носом, но еще упорно не ложился только, как видно, потому, что на ночлег не устраивались ни Алана, ни Тики.

А ведь между тем время уже клонилось к полуночи, и вставать надо было рано.

Микк испустил еще один вздох и, не удержавшись, все-таки незаметно чмокнул девушку в тут же поджавшийся живот, после чего сел и потер руками лицо. Он действительно устал сегодня, чего уж греха таить, но все же ночь была тем дополнительным временем, которое он мог провести со своей маленькой семьей (пока это еще его семья; пока ничего не распалось; пока они с Изу не остались вдвоем, осиротевшие и оглушенные общей потерей), а потому не имело смысла тратить это время на сон. У него впереди еще много лет, чтобы как следует выспаться.

Но вслух мужчина, конечно, произнес совсем иное.

– Ну что, – он хрустнул затекшей в неудобном положении спиной и склонил голову набок, – будем укладываться?

Алана вновь окинула его грудь внимательным спокойным взглядом, словно прекрасно понимала всё, о чём он думает (и заставляла ощущать себя сущим ребёнком, мальчишкой рядом с ней), и кивнула, ласково улыбнувшись.

Улеглись они спустя несколько минут, шурша лёгкими одеялами и не переставая хихикать (девушка рассказывала мальчику какую-то смешную сказку родом с восточного материка про то, как злобный змей спрятал солнце), и Тики с удовольствием прикрыл глаза, вдыхая ночные ароматы свежести и зажжённых благовоний. Алана пристроилась к его боку спиной, обнимая тут же заснувшего Изу, который почему-то всё больше норовил уснуть рядом с русалкой, будто тоже прекрасно понимал, что скоро придёт время расставания, и мужчина, глубоко вздохнув и легко поцеловав отозвавшуюся на это движение мимолётной дрожью девушку в шею, уснул через несколько коротких мгновений.

Утром следующего дня и до самого вечера Алана вела себя так, словно и не билась телом о камни, раненая где только можно. Напротив – она едва переставляла ноги, но тем не менее сияла, сияла, сияла. И – напропалую использовала отговорку про корягу в озере, отчего Тики радовался, что угадал ход ее мыслей.

Правда, от обеспокоенных вопросов хорошее настроение русалки мужчину все равно не спасало. Беспокоилась сама девушка, а к ней в придачу еще и отчего-то вновь активизировавшийся Лави, до этого не проронивший и двух дюжин слов за все последнее время.

Причем, беспокоились оба так, что на последнее: «С тобой точно все в порядке?» – мужчина отвечал уже с едва сдерживаемым раздражением, потому что ну право слова! Он чувствовал себя отлично, и с чего бы ему занемогать, да еще в самый разгар пути. Об этом Микк и сообщил чуть заметно поджавшему губы ученику Книгочея, снисходительно заведя глаза и дернув уголком рта.

В общем, день был совершенно безумным даже без учета совершенно явной игры близнецов в своеобразные догонялки, и потому мужчина долгое время не мог сосредоточиться на вопросе о женитьбе. Стоило ли вообще интересоваться у Аланы снова, если ее отец уж точно откажет? Не испортит ли это их отношения в настоящем? И что делать, если испортит?

Вечером Тики был совершенно вымотан этими вопросами, терзавшими его как псы – кусок мяса, который просто не в силах поделить, и спешился с огромной радостью, устало потирая лицо ладонями и мечтая о том, чтобы смыть деньскую духоту холодной проточной водой.

Алана, к слову, сбежала к речушке быстрее, очевидно желая наконец расслабиться, потому что всю дорогу на её лице можно было заметить отголоски боли, которая явно прошивала всё тело при любом движении, но нет, ей нужно было отчего-то в первую очередь побеспокоиться о Тики, который, на самом деле, был здоров как бык, если даже не дракон.

Мужчина тяжело вздохнул, заставляя себя остаться на месте, а не идти вслед за девушкой (как же ему хотелось прикоснуться к её хвосту хотя бы ещё разочек – к такому гладкому, скользкому, блестящему, с торчащими и погнутыми от неуклюжести чешуйками и лёгкими, похожими на кораллы плавниками), и за то время, пока Алана плескалась в воде на пару с Изу (которого она очевидно стеснялась меньше Микка), успел разбить лагерь вместе с Неа и сопровождающими их солдатами и развести костёр.