Королевская кровь (СИ)

В Синедоле каждый знал: заслышав вой орды — беги со всех ног, прячься или готовься к смерти. Если войско людей выходило на битву, всадники брали по десятку жизней за каждую свою, будь то сит или волк. Столкнуться с этими тварями сейчас, имея на руках раненого посла… не удивительно, что святой отец все больше ярился. Но я уже принял решение, тоже поднял меч:

— Айлор в замок не вернется. Ситы идут сюда, они ему помогут. А я позабочусь, чтобы так оно и было.

— Примем бой! — яростно прорычал Лукас, и мне стало очевидно, насколько мой друг напуган.

— Нет, сын мой, я слышу нескольких зверей. Если стаю ведет хотя бы один всадник, нам не совладать, — он снова посмотрел на меня, запнулся, и почти взмолился. — Господи! Спаси этого безумца от самого себя! Хейли!...

Может, он и вправду любил меня?

Вой повторился еще ближе. Он плыл над землей наподобие колокольного звона, распадался на несколько голосов и сплетался снова, сковывая тело, вымораживая живое тепло из души. И вскоре уже невозможно было определить, раздается ли он из пущинских болот, обступает со всех сторон или рождается прямо в ушах, в сердце, заполняя собой весь лес.

Бартоломью вложил меч в ножны, коротко приказал:

— Уходим.

Подставив плечо раненому, имени которого я не помнил, он направился по тропе назад, в сторону реки и ни разу не обернулся. Остальные, не так решительно. но последовали за ним. Они оглядывались, и я читал в их глазах боль, сожаление и призыв.

Поэтому просто отвернулся

16 - 19

Часть четвертая

16.

Когда Чистые клинки скрылись за деревьями, я, наконец, выпустил меч и сел, почти свалился на траву. Трое убитых мятежников, мертвая лошадь и истекающий кровью Айлор. Мне было страшно смотреть на его раны, страшно прикасаться. Я понял, что не знаю, как и чем помочь. Руки мои дрожали, ноги тоже, я чувствовал такой стыд, что готов был немедленно умереть, лишь бы все это прекратилось.

Снова завыли волки. Вой казался чуть более далеким, чем в прошлый раз, но это меня не радовало, напротив, повергало в отчаяние — я боялся, что родичи Лори опоздают.

— Хейли Мейз…

Я не сразу поверил, что голос Лори мне не показался: вой еще блуждал по лесу далекими отголосками леденящей тоски. Айлор чуть подвинул руку, и кончики его пальцев легли мне в ладонь. Я дернулся от неожиданности, сжал его руку, наклонился, вглядываясь в лицо — боль и надежда разом заполнили душу. Он открыл глаза, попытался улыбнуться. Улыбка эта обожгла меня словно каленым железом, но я тоже в ответ растянул губы, изо всех сил стараясь, чтобы они не задрожали:

— Айлор, как ты? Нет, нет! Молчи, не надо… волки, слышишь? Все ближе. Это ваши волки. Тебе помогут, скоро, ты только потерпи.

— Почему… ты не пошел с ними, не позволил… забрать меня?

Он все еще улыбался. Глядя мне в глаза, улыбался тепло и радостно, словно был счастлив. Только голос, тихие интонации выдавали истинную цену этого счастья.

— Я знаю тебя, принц Айлоримиелл: такие птицы в клетках не живут. Ты вернешься в Пущу, все будет хорошо.

— Хейли Мейз…

— Молчи. Береги силы. От меня никакого толка, даже раненому помочь не умею, поэтому ты просто терпи и жди, ладно? У вас хорошие целители, гораздо лучше наших, ведь так?

— …уходи. — Он попытался оттолкнуть меня, и перестал улыбаться. — Тебе нельзя здесь… Всадники… если застанут, ты умрешь… Не… перебивай! Уходи сейчас, иди… к отцу, найди его. Верни себе… Синедол. Я их задержу, не пущу… по следу, тебя отпустят. Но если… останешься со мной… умрешь.

Уйти, найти отца, собрать верных ему людей и подавить мятеж! О, да! Мне этого хотелось! Только сейчас, подумав, я осознал, насколько мне дороги и моя власть лорда, и моя земля. Я был оскорблен и возмущен предательством друзей, а главное — отца Бартоломью, которого всю жизнь считал самым близким человеком! Не знаю, что было тому причиной, но родовая кровь Мейзов — воинов и правителей — проснулась и потребовала действия: битвы, возмездия. Даже смерть Дрю от моего клинка перестала страшить.

Но дрожащие пальцы в моей ладони… как же я оставлю Лори? Одного? В лесу? Да, да, лес — его дом, и его очень скоро найдут, найдут и помогут. Могущество ситских целителей я познал на себе…

Но…

Я снова заглянул в лицо Айлора. Долгая речь утомила его — на лбу выступил пот, глаза полузакрылись, он мелко часто дышал, а бледен был так, что казался мертвым. Мне опять стало страшно.

Нельзя трусить, надо признать правду, — приказал я себе и заставил взглянуть на грудь, на живот мальчика. Да, магия ситов сильна, но дождется ли он помощи? Что, если нет? Что, если умрет прямо сейчас, у меня на руках? Или чуть позже...

Значит, если я уйду, он будет умирать в одиночестве.

Над лесом снова прокатился вой — и вроде уже совсем близко. Помимо воли сердце опять подскочило к горлу, а потом укатилось куда-то вниз, но я уже устал бояться. Кто я теперь? Бездомный сын поверженного владыки. Умру? Пусть. Это не так важно.

— Нет. — Я взял его руку двумя ладонями. — Лори, я не уйду.

Он не открыл глаз, только чуть заметно сжал пальцы и прошептал:

— Спой.

Я собрался с духом и запел первое, что вспомнил:

— Там, где древние скалы глядят в высоту,

Где весна в седловине свернулась клубком,

Там, где будущий день — лишь птенец под крылом,

Я тебя позову и опять обрету.

Там, где тайну открою — и снова не ту,

Там, где песню спою — и опять не о том,

Где вчерашняя боль успокоится сном

Я тебя позову и опять обрету.

Долго! Мне чудилось, что песня тянулась очень долго.

Голос подводил, срывался, перехватывало дыхание, я безбожно фальшивил и захлебывался, но продолжал петь. Рука Лори совсем расслабилась, лежала в моих ладонях невесомо, безжизненно, а я держал ее, как птицу, смотрел вверх и не смел опустить взгляд: вдруг уже все?..

Но еще больше меня пугало, что он увидит в моих глазах скорбь и страх. Что, если я сам уже перестал надеяться? Нет, этого никак нельзя… я решил, что пока звучит песня, пока я могу еще петь, смерть не посмеет подойти и забрать его. И пел, хоть это и казалось мучением, бесконечным и бессмысленным.

— Там, где время застыло на узком мосту,

Целый мир раскрывается вешним листом,

Я уверен неистово только в одном —

Что тебя позову — и опять обрету.

(Спасибо моему дорогому соавтору Джету за эту песню)

Все случилось внезапно: ни звука, лишь сбоку дрогнули кусты — меня опрокинуло на спину. Мощные лапы вдавили в землю, пасть сжала горло, а смердящая щетина забила рот и нос. Ни двинуться, ни закричать, ни даже вздохнуть… Все вокруг наполнилось движением: шорохом травы, тяжелым дыханием зверей, отрывистыми возгласами.

И силой. Непонятной мне мощью, давящей больнее звериных клыков на горле, гнетущей больше, чем заунывный вой стаи над болотами. Несколько долгих мгновений я прощался с жизнью, потом рука Айлора напряглась, выскользнула из моих пальцев, сит произнес что-то тихо, но властно, и меня освободили.

Он стоял прямо надо мной, вожак стаи — высокий, поджарый, завернутый в бурый звериный мех как в родную кожу. Лицо его под черно-белой раскраской, до половины скрывал обтянутый ссохшейся шкурой волчий череп, позволяя рассмотреть лишь глаза через пустые глазницы. Ни гнева, ни ярости, ни радости победы — ничего не было в этих глазах, только пустая глубина, зелень зимнего льда над омутом, глухая неизбежность гибели.

Сит смотрел на меня долго, изучающе, потом пнул в бок и отвернулся. Колдовская мощь отодвинулась, отпустила, я несколько раз выдохнул, усмиряя бешено бьющееся сердце, и осмелился, наконец, подняться.