Королевская кровь (СИ)

— Ситы казнены?! А как же лорд Кейн?..

Я не считал отца образцом добродетели, да что там — порой я сам осуждал его за крутой нрав, за равнодушие, за нежелание слушать и понимать Но поднять руку на тех, кому сам обещал защиту и покровительство! Нет, он бы не позволил, никогда…

— Замок Мейз наш, лорд Кейн низложен и бежал. Я понимаю, Хейли, тебе больно это слышать. Как бы то ни было, он — твой отец. Поэтому скрывать не стану, он ранен, возможно, уже мертв. Но если и жив — жизнь его кончена: в глазах короля он глупец — не оправдал доверия, проглядел мятеж, для ситов — вероломный предатель.

— Хейли, послушай, что тебе говорят, — рыжий Лукас, мой лучший, мой самый близкий друг долгие годы, шагнул чуть вперед и встал рядом с магистром. — Мы, люди — возлюбленные дети Всевышнего, созданные по образу и подобию Его. Нам Он завещал править на земле: судить и решать, брать и давать, карать и миловать, и я от своего права не отступлюсь. Двести лет назад пришли сюда наши предки, чтобы найти новый дом…

— И нашли! Синедол — наш дом, Лукас. Разве не так? Разве лорд Кейн обижал когда своего сотника, разве я не был тебе братом?

— Все так, Хейли, ты друг мне и брат, но пройдет еще пять-десять лет — и ты станешь владыкой, ты получишь луга, леса и пашни, а я — лишь отцовский доспех, родовой герб да славу былых сражений. Ты приведешь хозяйку в замок, а я — дворовую девку на чужой сеновал, ты будешь гордиться сыновьями и любоваться дочками, а я буду смотреть на чужих детей и сожалеть о несбывшемся, так что ли? Нет, брат, этому не бывать! Тогда, давно, наши предки отвоевали у нечисти Синедол — и он стал домом Мейзов по праву силы, по праву вождей. Я не оспариваю твоего права, Хейли — ты его достоин. Но и я достоин большего, чем быть твоим верным псом до смерти или дряхлой старости. Я хочу свой дом, Хейли! Там, — он вскинул меч и клинком ткнул в лес у меня за спиной, — много земли, хватит и мне, и каждому из моих братьев-рыцарей Сегодня, сейчас у меня есть сила и право взять эту землю, и я ее возьму! Я, ты, наши братья — мы вместе — пойдем за болота, уничтожим тварей и возьмем свое!

Речь Лукаса, пламенная, страстная, так походила на мои собственные выступления перед отцом — те же мысли, те же слова, те же чувства. Но лишь теперь я начал понимать, что не божьей правды ищут Чистые клинки в Пуще, не свободы от страха перед ситами и даже не возмездия. Им нужна земля, нужны богатство, власть и влияние. Алчность ведет их. И сам я — такой же… отец мне говорил, но я не слушал. А теперь все, что у меня было — это те самые слова отца:

— Мы заключили мир. Наши отцы и деды, Лукас, наш король!..

Я с отчаянной надеждой посмотрел на отца Бартоломью, но он лишь качнул головой, и опять предал:

— Они, Хейли, но не ты! Для тебя все только начинается, — он возвысил голос, — Ты — законный правитель Синедола, Хранитель восточного рубежа. Твой вес в королевстве будет очень велик, а твое слово значимо!

Магистр оглянулся на своих рыцарей, и те охотно поддержали:

«Да!»

«Мы — с тобой, Хейли!»

«Ты — наш господин, мы готовы служить с радостью…»

Ах, вот, значит, как! Вы — со мной! Вы со мной, если я — с вами. Чистый клинок — новый владыка восточных земель, и главное — законный владыка. Мои предки завоевали этот край, они короновали первого монарха — почти равные ему. Никто не посмеет оспаривать мое право на Синедол, и, если отец мертв — не назовет мятежником. Хороший расчет, ничего не скажешь…

«Я никогда не стремился стать лордом, а бесправной куклой в чужих руках — и подавно!» — хотелось выкрикнуть мне, но я сдержался. Сейчас не это было главным.

— Если я — ваш господин, то вот мое слово: этот юноша — посол и мой гость, он пришел в мой дом с миром, и я принял его. Не отец — я сам. Мейзы не нарушают обычаев, освященных веками. Я его не выдам.

Бартоломью опять облизнулся и продолжил с прежней мягкостью:

— Юному принцу ты ничем не обязан: раз договор расторгнут, он больше не посол. Гость? Всевышний не карает чад своих за небрежение к обычаям нечестивых варваров, но раз уж это так важно для тебя, изволь: почему мы здесь, Хейли? Почему мы искали вас и как нашли? Где наши кони и почему твой тоже сбежал? Разве раньше он не был послушным, разве бросал хозяина? Господи, Боже мой, Хейли! Ведь ты каждую осень охотился за Студенкой, неужели сам не видишь, неужели не узнаешь эти места? Волчьи тропы, пути всадников — вот куда завел тебя твой гость! Это не Синедол, мы давно на рубежной земле, и ты не сам сюда забрался — тебя ведет колдовство сита, он заморочил и предал тебя первым! Ни один закон, ни одна клятва не будет нарушена, если просто шагнешь в сторону.

Значит, это правда. Обольщение, морок, ложь… Кем я был для этого звереныша? Редким трофеем или просто забавной игрушкой? «Я пришел за твоей душой, Хейли Мейз…» А зачем тебе моя душа, нечистый?..

Да и сам я тоже хорош: знал ведь, и предупреждали не раз, и сам Айлор сильно не скрывал. Но я не слушал — мне просто хотелось, мне все это нравилось!

Нет! Не сейчас. Я тряхнул головой и заставил себя не думать. Не думать, не сомневаться и не искать истины — потом, я сам все узнаю потом, я заставлю его ответить.

Если случится.

Святой отец трижды прав, но если сейчас я шагну в сторону, то предам не только друга, не только доверие отца и честь рода. Предам самого себя. Пусть я непростительно согрешил, но все еще верю в Его высший суд и истинную справедливость. Неужели Господь одобрит и это?

Я обвел глазами своих братьев, стараясь не выдать смятения, и упрямо повторил:

— Никто Айлора не тронет.

— Никто не хочет принцу зла, поверь мне! — голос отца Бартоломью подкупал искренностью. — Юноша — сын Ареийи. Его жизнь в залоге куда более ценна, чем его голова на копье. Он получит лучших лекарей и все возможные удобства, клянусь! Если хочешь, сможешь сам заботиться о нем. Хейли, зачем мне лгать? Не тяни время, смотри — он умирает.

В самом деле, все сказанное выглядело очень разумно, лгать было ни к чему, и Лори нуждался в помощи лекаря, немедленно. Но я все равно не поверил и решил по-своему:

— Святой отец, мои бывшие братья, — я сам удивился снизошедшему покою и твердости. — Наверное, отец прав: я — бард, а не правитель, ваши разумные доводы мне непонятны. Зато ясно одно: предавать доверие — низко и бесчестно.

— Хейли, не дури, — Лукас предостерегающе поднял меч. — Нас пятеро, а ты один. Вспомни, я всегда лупил тебя даже деревяшкой! Опять же, мы хоть как-то защищены, а ты — нет. На что ты надеешься? Прими мудрый совет, спрячь меч. Хватит уже Дрю и того, что натворил этот ушастый ублюдок, не усложняй…

— А я и не усложняю. Все предельно просто: вас много, и вы в броне, а я один, без защиты. Убьете меня, заберете мальчика. Айлор изрядно вас потрепал, да? Я — не он. И не лучший мечник Синедола, но, учитывая, за что бьетесь вы, и за что — я… Мне лишь интересно, кто будет первым. Может, ты, брат Лукас?

Решился бы Лукас ударить или первым стал бы кто-то другой, мне не довелось узнать. Мы все еще, ощерившись, глядели друг на друга, когда с болот раздался вой.

Выли звери ситов: низкий заунывный звук не был ни особенно громким, ни особенно злобным, но липкий пот животного ужаса мгновенно пропитал наши одежды. Были в этом вое глубокая тоска, неутолимый голод и холодная, черная безнадежность. Кто единожды слышал голос орды, тот не мог уже забыть его и узнавал сразу. Я слышал, и не раз. Но никогда еще за всю мою жизнь это не было так близко и так страшно.

Чистые клинки на миг отвлеклись от нас. Томас и Кевин замерли в оцепенении, Дэн пытался заткнуть уши, Лукас, наоборот, поднял меч, словно ожидая немедленного нападения.

— Хейли, идем. Бери мальчишку сам, если не доверяешь, но поспеши — времени больше нет.

Мой духовник заговорил так, будто все уже улажено и не может быть по-иному. И увидев, что я не двинулся с места, наконец, всерьез рассердился:

— Не будь дураком, Хейли! Это всадники! Они не станут уговаривать, как я.