Мальчик, который умел летать

— Засыпаешь что ли? — догадывается Леку, — Понятно.

Он заставляет меня выпить кружку травяного отвара и доводит до комнату. Я засыпаю, едва коснувшись головой подушки.

Идти по открытым галереям мешает выпавший за ночь снег. На полпути к кабинету Фионы я устаю и несколько минут стою, прислонившись к стене. Смотрю на снегопад. Сегодня он другой, не метель. Снежинки кружатся и падают вниз.

Чуть передохнув, иду дальше.

— Эй, Кир, погоди, — кричит кто-то позади. Оборачиваюсь. Ко мне бежит Лата. Он останавливается около меня и смотрит в глаза, — Кир, спасибо тебе!

Я поднимаю на него взгляд:

— За что?

— За Айше, — говорит он и быстро уходит вперед, только длинные светлые волосы развеваются на ходу.

Я не успеваю ничего сказать. Не понимаю. Валерку с Рыжей понимаю. Шеф говорил, что она в этом лучше всех. Не знаю, может и правда лучше. У меня опыта нет. Кому нужен урод? Да никому…Пусть даже ходить я и начал, но горб-то остался. И никуда не денется.

Мысль не очень веселая. Но я не особо огорчаюсь. Всё лучше, чем на костылях.

Около кабинета я останавливаюсь. Сегодня непривычно тихо. Ребята не галдят, не болтают. Перешептываются слегка и смотрят в окна. Будто ждут чего-то. Я понимаю, что все из-за гарпии.

Шель, спутник Айше, угрюмо смотрит на небо, сжимая и разжимая кулаки. Лата и Лейка, двое балаболов, и те сегодня молчат.

Урок Фионы проходит в такой тишине. Обед тоже.

На площадку для полетов я прихожу первый. Леку оценивающе на меня смотрит. Я все в тех же свитере, джинсах и куртке. Просить другую одежду у Фионы я не стал. Ей не до этого сегодня.

— Будешь летать сегодня, мальчик?

Буду. Куда же я денусь.

Киваю в ответ.

Ребята толпятся у края. В воздух никто не поднимается. Леку смотрит на них выжидательно-насмешливо.

Я стою рядом с Тимуром. Он вглядывается в горизонт.

— Леку сказал, они не прилетят больше, — говорю я.

Тимур пожимает плечами.

— Страхово как-то, блин! Мало ли что кто сказал.

Меня берет злость. Тоже мне, герои.

Расталкиваю всех и резко прыгаю с парапета. Даю себе упасть почти до самой земли, а потом взмываю вверх, набирая скорость.

Кидаю взгляд в сторону башни полетов. Четверо одновременно прыгают вниз. Я вижу светлые лохмы Латы и Лейки, темные волосы Тимура и черный ежик Шеля. Я даже вижу как улыбается чему-то старик Леку.

И, наконец, понимаю.

Когда летишь, не чувствуешь ни страха, ни злости, ничего. Слышишь только свое дыхание и шум ветра. Ветер бьет в лицо и путает волосы. Ветер холодит кожу. В груди что-то сжимается в маленький комок. Но снижать скорость не хочется. Останавливаться — тем более.

Я лечу, а в лицо мне мчатся снежинки и оседают на щеках крупными каплями.

Полет — это свобода.

8.

Леку учит нас летать "в связке".

— Мне надо, чтобы вы чувствовали друг друга! — орет он каждый вечер, — Чтобы улавливали малейшие изменения в настрое и состоянии! Чтобы если у одного из вас голова закружилась, второй бы сразу же подлетел и помог. Чтобы один подумал, о том, что надо поворачивать, а второй уже разворачивался!

Тимур обычно огрызается:

— А может нам просто заранее договориться и не придумывать себе сложности, а?

Я просто молчу и отрабатываю движения. Почти ничего не получается. У Тимура получается, а у меня нет. Я злюсь, но молчу. А что тут скажешь? Сам виноват. Понимаю всё не с первого раза.

Мы летаем ночью, в темноте. Днем Леку занимается со всеми. Ночью только с нами. На общих занятиях он спокойный. На нас "отрывается". Мы все делаем не так. Не так летаем, не так поворачиваемся. Тимур говорит, что он похож на всех его учителей разом. Не знаю. Леку он ведь не просто учитель, он Учитель.

Сил на разговоры у нас не хватает. У меня точно, насчет Тимура не знаю. Я возвращаюсь в комнату, падаю на кровать и засыпаю. Но мне это нравится. Наверное, так правильнее.

После недели тренировок Леку дает нам поблажку.

— Завтра выходной, — говорит он, смеясь, — А то Фиона мне проела всю плешь, дескать, замотал я вас.

Тимур поднимает глаза к небу:

— Ушам своим не верю. Неужели завтра будем спать всю ночь?

— Именно. Но послезавтра тренировки продолжатся. Так что, я бы, на вашем месте, особо радоваться не стал бы, — предупреждает Леку. Он отпускает нас с занятия, и мы идем по коридору вдвоем. Тимур держит факел и размышляет.

— Блин, ну один только день — это маловато…Я так уставал только после футбола, мы с пацанами через день ходили в спортзал. А ты чего молчишь, не вымотался еще?

Качаю головой. Мне нравится уставать. Нравится, когда ноги болят.

Тимур доходит до своей комнаты, кивает. Я иду дальше, в свою.

На следующий день на занятиях у Фионы появляется Айше. Лата бережно усаживает ее в кресло, садится рядом. Мы переглядываемся, Айше улыбается. Только улыбка не такая, как раньше, грустная.

— Как твои ноги? — спрашивает она. Я пожимаю плечами. Ходят, чего ж еще от них надо?

— А ты как? — глупо спрашиваю я. Айше улыбается одними губами:

— Фиона сказала, что послезавтра снимет повязку.

Я за нее рад. Правда, рад. Но за все время, что она выздоравливала, я ни разу не смог к ней зайти. Все ходили, даже мастер Леку пару раз был. А я не мог.

Вроде как я ее спас. А на самом деле, если бы не гарпия, я никогда бы не полетел.

— Я даже спасибо тебе не сказала… — начинает она.

— Не за что, — быстро говорю я. Она непонимающе на меня смотрит. От необходимости что-то говорить меня спасает Фиона.

— Айше, Кир, может, вы потом обсудите что вас интересует, а пока меня послушаете? — ехидно спрашивает она. Лата и Лейка одновременно ухмыляются. Я краснею и поворачиваюсь к окну. Не люблю, когда все на меня смотрят.

За окном солнечно. Снег шел всю неделю, а сегодня прекратился.

Вечером я не могу уснуть. Слишком рано, привык уже по ночам летать. Ворочаюсь с бока на бок и думаю о разном. Потом не выдерживаю и встаю.

На площадке для полетов, конечно же, никого. Тихо. Я сажусь на скамейку и смотрю на звезды, их много сегодня. До них будто рукой можно дотянуться. Некоторые созвездия я знаю, Белка показывала. Вот там Медведица, например. Интересно, а почему она — Медведица? Больше похоже на кастрюлю с ручкой.

Фиона сказала, что звезды во всех мирах одинаковые. И люди, и животные, и континенты — все такое же. Даже над Замком, где всё по-другому, звезды светят те же. И еще она сказала, что если один мир уничтожить, то и все остальные будут разрушаться.

Кристалл — достаточно простая система устройства Мироздания. Все его грани взаимосвязаны. Если в одном из миров идет война, в других может бушевать непогода или разгореться эпидемия, или еще что-нибудь, но что-то обязательно произойдет. Именно поэтому вам всем и необходимо охранять собственные миры — чтобы не погибли все остальные, и Кристалл не потерял свою целостность.

Я все еще думаю над словами Фионы, когда сзади раздаются шаги.

— Так и знал, что ты здесь, — довольно говорит Тимур. Бухается на скамью рядом и протягивает мне фляжку, — Не замерз еще? На, грейся.

С опасением открываю крышку фляги. От Тимура всякого можно ожидать. Он же отчаянный, с Леку спорит постоянно, лезет во всё первый, правила нарушает.

Принюхиваюсь, делаю глоток. Во фляжке горячий чай с травами, а не что-то другое. Он быстро согревает.

— Ночные вылеты запрещены, — передразнивает он тон Леку, — так что, колись, чего тут делаешь в темноте?

— Не спалось, — коротко объясняю я. Тимур хмыкает. Огрызаюсь, — А ты чего здесь?

— И мне не спится, — коротко смеется он, — Привык я что ли к занятиям…

Несколько минут просто смотрим на небо. Тимур называет имена созвездий.