Честь, хлеб и медяки (СИ)

Руперт осторожно шагнул в ворота и оказался внутри небольшого садика, мгновенно окунувшись из жары в приятную прохладу, где от запахов разнотравья и цветов внезапно закружилась голова, а птичий хор обрушился со всей мощи на неискушенного слушателя. Он даже обернулся и взглянул на улицу, где только что стоял: ничего не изменилось — там по-прежнему песок, пыль и палящий зной, да оборванцы, которые за медяк помогли отыскать нужный дом.

— Мне бы… — начал он неопределенно.

Старик окинул Руперта взглядом, задержавшись чуть дольше на висевшем на поясе пришедшего шамшире.

— Откуда меч? — спросил он.

— Один хороший человек отдал, так как самому ему он больше не пригодится, — ответил Руперт и положил руку на эфес.

Старик кивнул и добавил:

— Этот меч нельзя ни купить, ни украсть. Только отдать, подарить, когда сил в руках не станет больше, чтобы сдерживать его мощь. Знать, тот человек предполагал, кому отдавал смертельное оружие… Зови меня мастером.

Он отвернулся от Руперта и легкой пружинистой походкой, как у молодого, направился вглубь садика, махнув рукой, чтобы тот следовал за ним. Под грецким орехом стоял накрытый на двоих низенький стол, словно мастер ждал если не его, то гостя, вокруг него на траве были разбросаны подушки разной величины и предназначения.

— Выпей со мной чаю, — предложил старик, устраиваясь на подушках, — и расскажи, что тебя привело ко мне.

— Мне бы научиться владеть мечом, что висит у меня на поясе, — Руперт досказал свою просьбу, которую начал еще в воротах, тоже устраиваясь на подушках и принимая из рук хозяина пиалу с ароматным напитком.

— Владеть, говоришь, — протянул старик. — А с обычным оружием? Совладаешь?

— Есть немного, — скромности Руперту было не занимать.

Впрочем, он никогда не кичился своими знаниями и военными навыками: убивать людей — невелика наука. Был бы острым меч, да сила в руках.

Чай Руперту понравился, в него определенно были добавлены какие-то травы, раскрывающие вкус напитка, делающие его изысканным, неповторимым. После выпитого чая ему показалось, что силы у него прибавилось, помыслы стали чистыми, а голова ясной.

— Ну, пойдем тогда, — усмехнулся мастер, — посмотрим, насколько немного владеешь оружием.

Они прошли за мазаный домик в глубине двора и очутились на тренировочной площадке под палящими лучами солнца — ни кустика, ни клочка тени.

— Скидывай куртку, — приказал мастер, при этом сам тоже снимая шервани и оставаясь в тонкой льняной рубашке.

Руперт нехотя подчинился приказу — под курткой у него были спрятаны детские мечи. Он так и не продал их — все как-то времени не оказалось, а носить на поясе рядом с шамширом счел недостойным меча.

— Вот на них и станем сражаться, — усмехнулся мастер, беря в руки парные кинжалы. — До первой крови.

— Нет, — покачал головой Руперт. — Только в защитных чехлах, на настоящий мечах я сражаться не стану.

Он никогда не поднял бы руку ни на старика, ни на женщину, ни на ребенка — его так воспитали.

— Это ты называешь настоящими мечами?

Мастер довольно хмыкнул. Он отложил в сторону кинжалы и взял в руку палку, по виду похожую на настоящий меч, такую же точно протянул Руперту.

— А вот это подходящее оружие для тренировок, — рассмеялся Руперт, забирая деревянный меч и сразу принимая боевую позу.

Он сделал проверяющий выпад — мастер неожиданно отклонился в сторону, не пытаясь отразить его удар. Руперт едва не упал на колени, потеряв равновесие. Для него уход от удара стал полной неожиданностью. Он нанес следующий удар, затем еще один — мастер словно не сражался, а танцевал по площадке.

Руперт ничего не понимал — он молодой, сильный не может победить старика. Он начал наносить удары с большим остервенением. Его рубаха намокла от пота, он выдохся, а мастер по-прежнему был бодр и свеж. За все время он ни разу не замахнулся своей палкой на Руперта, вымотав его своим танцем.

— Я давно мог «убить» тебя, — ухмыльнулся мастер, уходя от очередного удара Руперта. — Ты не переоценил свое мастерство — оружием владеешь лишь немного. Я бы сказал, меч держишь в руках отлично, но применять его в полной мере не умеешь.

— А как насчет шамшира? — тяжело дыша, поинтересовался Руперт.

— Это меч ничем не отличается от всех прочих, — ответил мастер, останавливаясь и прекращая бой. — Замах, удар… И смерть.

Он взмахнул рукой и, перехватив деревянный меч по-другому, прочертил им дугу с оттяжкой в воздухе.

Они подошли к бочке с водой, предназначенной для умывания.

Мастер скинул рубашку и зачерпнул ковшом воды.

— Полей-ка на меня, — попросил он.

Руперт тоже стянул рубашку и кинул рядом с рубахой мастера. Ему стало невероятно стыдно, что его хоть выжимай, а рубашка того оставалась почти сухой, словно он и не сражался с ним.

— Почему так? — спросил он, поливая спину мастера прохладной водой.

— Потому что хотел непременно меня победить, — отозвался мастер, забирая у Руперта ковш и зачерпывая воды из бочки.

— Мне стыдно, — пробормотал виновато Руперт.

— А-а-а, — протянул мастер, поливая водой своего недавнего соперника, — вот мы и подошли к главному, с чего начинается учеба владения оружием. Это те чувства, от которых надо избавиться, чтобы стать настоящим воином. И первое из них — как раз чувство стыда. Если ты все сделал правильно, а ты сделал все правильно, тебе не должно быть стыдно. Если кто-то сделал что-то неправильное — не обижайся на них. Стыдом ты лишь замещаешь чувство обиды. Избавляйся и от него. Не обижайся никогда ни на кого. Это всего лишь люди со своими правдами и неправдами. И их работа — подводить тебя.

— Сложно, — усмехнулся Руперт. — Мне бы что попроще. Например, в какую сумму обойдется мое обучение?

— Даром, — отозвался мастер, натягивая рубаху, а поверх нее надевая шервани.

— Даром? — удивился Руперт. — Но почему?

— Шамшир… — вздохнул мастер. — Он не терпит ни золота, ни серебра. А вот когда получишь с его помощью первые деньги, хоть монету, половину отдашь мне.

— Спасибо, — поблагодарил Руперт. — Я так и сделаю. Дело чести.

— От чувства, что ты кому-то что-то должен, ты тоже должен избавиться. Ты никому и ничем не обязан с самого рождения. За исключением себя. Все должно идти от сердца, — хмыкнул мастер. — Я не обижусь, если ты забудешь рассчитаться со мной. Я назвал цену — даром. А дальше все зависит только от тебя.

— Я понял, — кивнул Руперт.

— Жить будешь со мной в доме, есть за одним столом, за ворота ни-ни, — мастер пристально посмотрел на своего будущего ученика.

Выдержит он? Или сбежит спустя неделю занятий, решив, что и без его науки он много знает и умеет…

Никогда Руперту не было так тяжело. По вечерам он валился с ног и сразу засыпал, едва его голова касалась подушки. А рано утром его из сна без сновидений выдергивал хриплый голос мастера.

— Да-да, — произносил он, поднимаясь с жесткой деревянной лавки, на которой для мягкости был постелен лишь тонкий матрац, набитый сухой травой. Руперт натягивал на обнаженное тело длинную льняную рубаху с глухим воротом, чтобы его нежная кожа не обгорела, и отправлялся на площадку под палящее солнце. До завтрака у него асаны и растяжка. Потом его ждал остывший чай и невкусная каша, сваренная на воде без соли лишь с горсткой изюма. Теперь мучная похлебка Болдера, приправленная травами, казалась ему верхом кулинарного искусства.

— Научись укрощать плоть и довольствоваться малым, — наставлял мастер, при этом сам с удовольствием поглощая кашу.

— Я хочу мяса, — вздохнул как-то Руперт.

— Иди на базар, — ответил ему старик, — ворота в ту сторону не заперты. А вот обратно…

— Тогда нет, — покачав головой, произнес Руперт. — Потерплю.

И он терпел, снова и снова размахивая до захода солнца мечом. И в его теле появилась неимоверная гибкость — скоро и он научился, совсем как мастер, уходить от ударов и выматывать соперника, не применяя оружия.